Укради меня (СИ) - Анель Ромазова

возбуждения, — За него полагается штраф в размере..

— В размере? — поддаюсь, неизменно возникающему рядом с ним желанию, флиртовать.

Не разменивается на реплики. Все на деле. Разворачивает меня к капоту и взимает штрафной поцелуй без суда и следствия. Вполсилы, как обычно, не получается. Надолго завлекаемся, делая это утро — еще более добрым. Боремся языками за сладкий приз. Саша побеждает, подцепив жвачку, утаскивает из моего рта.

— Это мое, — мелькнув кончиком показывает прямоугольник, который я не успела разжевать. Глянув из-за его плеча на логотип «Фармакопейка», где работает мама, печально вздыхаю, — Хочешь, с тобой пойду. Обрисую, что ты вытворяла со мной ночью, и как честная девушка, обязана переехать, — просмеивается, но не нагло. Выказывает поддержку, что готов, подтвердить серьезность намерений.

А вот я не готова подставлять его, под смотрины. Кто б еще подсказал, как обернется. Как отреагирует мама на скоропалительную миграцию?

Ох, ледовое побоище, не иначе.

Улыбаюсь. Дерзко. Вопреки таранящим предвестникам взбучки.

— О нет. Боюсь после этого, пожизненно простоять на горохе в углу, — не твердо, и не уверено вворачиваю шутку. Саша со всей серьезностью, сводит глаза на часы, и показывает мне. Ему до планерки десять минут. Вот это мы разгулялись.

Без промедления выскакиваю из его рук. Он останавливает, потянув за поясок, снова подтаскивает к себе. Склонившись к ушку, обдает его горячим дыханием

— Я тебя лю, — сердце непокорно трепещет. Любит же, и как тут не рваться на части.

— Я тебя блю, — дорисовываю в голове половинку сердечка. Мы как те милые человечки на жвачке Love is. Затянуты в липком сиропе вдвоем, с тем же пузырьковым вкусом баблгама.

Саша провожает меня ободряющим взглядом, но решения я не меняю. Перед тем, как предстать на материнский суд, захожу в магазин и покупаю на развес, ее любимое птичье молоко. Еще фруктовый чай.

Не то чтобы мне страшно. Ссориться, нет стремления. А мама уж без всяких накруток к этому готова. Стоит у окон, обняв себя за плечи. Как мы горячо прощались — она видела, и ей это не понравилось. Морщится так, будто ей перед носом запашистый комок на лопате подсунули. На картах таро не гадай, как хочется, всыпать мне по первое число.

— Я с дарами, — лыблюсь так, что Голливуд горько плачет, и трясу презентом. Авось, сладенькое перебьет негатив.

— Обязательно устраивать обжиманцы? Тут люди кругом, — я уж молчу о том, что нашу репутацию, благодаря стараниям отчима, таким пустяком не испортишь.

— И что? Конституция не запрещает. Мам, ну ты как бабка столетняя. А тебе ведь, еще и сорока нет. Ты у меня такая красавица. Пошли Евгения Владленовича на три развеселых, и влюбись всем назло, — вдохновлено распахиваюсь, имитируя хиппи.

Миром правит любовь, а я во главе.

Мама не оценив мою постановку, шумно вбирает носом аптечный флер. Так тянет ее обнять, но она замирает в каменной стойке. А это тревожный знак.

— Ты думаешь, я не влюблялась? — с таким упреком смотрит на меня, как бы давит сверху бетонной плитой, — В папашу твоего. Вот так же, ног под собой не чуяла, только он от этой любви сбежал аж в Якутию, и от ответственности за ребенка, тоже, — скептическим якорем тянет меня на дно.

— Саша не такой. Он лучше всех вместе взятых, — уточняю угрюмо, и то что она скажет в ответ, слышать не хочу.

Вот и попили чаю. Бросаю покупки на прилавок и разворачиваюсь к выходу.

— Очки розовые снять не забудь, когда на свиданку поскачешь, — ядовито летит уже в проем пластиковой двери.

— Сразу, как только ты свои закопченные, — грублю на эмоциях.

Искренне не понимаю. Почему нельзя, порадоваться за меня и поддержать.

Чертовы доводчики, дверью даже не хлопнешь со злости. Да так, чтоб стекла потрескались.

Если маме одни придурки попадались. Это же ничего не значит. Судьба генетически не передается. Но ей, ничего не докажешь, уперлась как ослица. Бросит, да бросит.

Реветь, так хочется, но не буду. Позвоню Саше и сделаю, как он предлагал — перевезу вещи сегодня же.

Чапаю в царство мрачных Золушек, в уже изрядно подпорченном настроении.

Там обстановка, никак не лучше. У всех шести моих коллег, судьба до прозаичного — не легкая.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Руфим и Зуля — нелегалки из Таджикистана. Семья за границей, а они в России на заработках. Ася — разведенка и мать одиночка. У Риты — муж забулдыга и парочка студентов на шее. Варвара Николаевна отрабатывает долги шведского альфонса, который пожив на широкую ногу, свинтил, охмурять другую недолюбленную даму.

Женское царство. Принцев на всех не наросло. Мне достался один, но я им делится, с другими принцессами не буду.

Быстро беру адрес. Не отсвечивая счастьем, перед глазами уставших женщин, сматываюсь, так и не выслушав причитания про коммунальные платежи.

Перемещаюсь налегке, хозяева требуют пользоваться только их эко средствами. Мне же легче. Не переться нагруженной, через весь город до конечной.

Окинув глазами помещение, размером с дворец в два этажа, вставляю наушники и стартую.

Владельцы, без всех преувеличений — сливки общества. Делают заказ на генеральную уборку раз в неделю.

Она — бывшая модель. Он — навороченный бизнесмен. В целом идеальная пара. Правда, у Жасмин, всегда очень несчастные глаза. Возможно, я не до конца разбираюсь в выражениях. Это томность и соблазн сквозят под черным веером ресниц восточной красотки, а я путаю их с грустью.

Домываю пол в большом зале, когда за моей спиной отлетает дверь.

— Слав, ну куда ты бежишь? Лика заканчивает, не мешай, — стройная брюнетка, останавливает, рвущегося на всех парах, семилетку.

— Да в принципе, уже всё, — отвечаю с полуоборота и разгибаюсь.

Яся, в улыбке на уголках губ, делает знак, чтобы я подождала расчет, пока она поговорит по телефону.

Славик, поднырнув под локоть, прорывается. Одежду разбрасывает на ходу и куда попало. Через метр спотыкается о швабру, летит по ковролину, точь — в — точь, как дельфин по волнам.

Опасаясь травмы, подбегаю и проверяю все ли цело. Он сопит, в готовности вот — вот разрыдаться.

— Если не заревешь, я тебе что-то покажу, — действую на опережение. Он расфуфырив ноздри, стойко держится и кивает, — Ты чуть не сломал мою гитару.

— Это беспонтовая швабра. Мне семь. Я что, гитару от швабры не отличу.

— А вот и не отличишь. Смотри, — подскакиваю на ноги и стряхнув с головы повязку, машу гривой, уподобляясь хард рок — музыканту. Выкачиваю губами любительский битбокс. На финале припадаю на колено, подразнив несмеяна языком, вжившись в образ Мерлин Менсона, отвешиваю поклон.

— Да ну, глупо, — бурчит