Госпожа президент - Анне Хольт

Полицейское управление превратилось в невыносимо сумбурное место. Никто уже не сетовал на незаконные сверхурочные, не заикался о том, что пора бы по домам. Народ сновал туда-сюда, как в муравейнике. Людей в большом здании, казалось, все прибывало, но никто не уходил. В коридорах кишмя кишели сотрудники. Свободных комнат нет. Чуланы и те были заняты многочисленным конторским персоналом.

Вдобавок управление находилось как бы в осаде. Импровизированный поселок на площади возле Грёнланнслейр непрерывно разрастался. Несколько шведских телеканалов устроились по другую сторону здания и даже на время перекрыли двумя своими автобусами Окебергсвейен. Теперь их выпроводили на Борггата, к церкви, но эта улочка была до того узкая, что автобусы мешали проезду полицейских машин. Шведы ругались с пресс-отделом уже минут сорок пять, когда Ингвар понял, что больше тут не выдержит. Срочно надо передохнуть.

Всю вторую половину дня он то и дело налегал на еду. И перед уходом отхватил щедрый кусок теплой пиццы от «Пеппе». Плоские коробки лежали повсюду. За двое суток ословская полиция стала крупнейшим клиентом сети быстрого питания.

Но ему по-прежнему хотелось есть.

Ингвар хлопнул себя по животу. Те времена, когда он мог назвать себя высоким, давно канули в Лету. Незаметно поредели волосы, а сам он растолстел. Живот свешивался поверх ремня, который он, когда никто не видел, спешил распустить. Последний вызов к полицейскому врачу Ингвар проигнорировал, сославшись на нехватку времени. На самом-то деле просто не рискнул пойти. И мысленно возблагодарил рутину, благодаря которой следующий вызов состоится лишь через год. Порой, проснувшись ночью и собираясь в туалет, он прямо чувствовал, как холестерин, точно мерзкая, опасная слизь, облепляет сосуды. Вроде бы замечал неровный пульс и легкие покалывания в сердце и в левой руке и иной раз, лежа без сна, размышлял о собственном здоровье.

А когда наступало утро, с облечением думал, что все это ему пригрезилось, и, как всегда, завтракал яичницей с беконом. Он — мужчина крупный и должен питаться как следует. К тому же скоро непременно возобновит тренировки. Как только станет чуть посвободнее.

В кармане заурчал мобильник.

— Ингер Юханна, — сказал он и выронил телефон.

Дисплей смотрел в землю, и, быстро подняв телефон, Ингвар не проверил, кто звонит, а сразу поднес его к уху:

— Алло?

— Привет. Это Уоррен.

— А-а, привет. Я пробовал с вами связаться.

— Потому я и звоню.

— Вы лгали насчет человека на пленке.

— Неужели?

— Да. Вы знали, кто он. Тот, в костюме, был агент Secret Service. Вы солгали. И нам это очень не нравится.

— Понятно.

— Мы его нашли. Джеффри Хантера.

На другом конце линии царила тишина. Ингвар не сводил глаз с селезня. Повертев хвостом, тот уселся на большую кочку в нескольких метрах от семейства, словно караульщик на вышке. Отблеск света сверкнул в черном глазу. Ингвар попытался плотнее запахнуть плащ, но безуспешно, плащ был узковат. Уоррена он не торопил.

— Shit! — в конце концов буркнул американец.

— Совершенно верно. Он мертв. Самоубийство, надо полагать. Впрочем, вы наверняка догадывались.

Опять тишина.

Селезень пристально смотрел на Ингвара. Раз-другой негромко крякнул, словно уверяя его, что он по-прежнему начеку.

— Думаю, нам лучше всего встретиться, — неожиданно предложил Уоррен.

— Уже без малого одиннадцать.

— Такие дни тянутся бесконечно.

На сей раз промолчал Ингвар.

— Встретимся через десять минут, — настаивал Уоррен. — Салхус, вы и я. Больше никого.

— Не знаю, сколько раз я должен вам повторять, что это полицейское расследование, — устало заметил Ингвар. — Стало быть, необходимо присутствие начальника полиции или кого-нибудь из его людей.

— Ладно, будь по-вашему, — холодно отозвался Уоррен; Ингвар прямо воочию увидел, как он с безразличным высокомерием пожал плечами. — Скажем, в четверть двенадцатого.

— Приезжайте в управление. Я буду там через десять минут. Посмотрим, удастся ли заловить начальника полиции и Петера Салхуса.

— Думаю, заловим, — сказал Уоррен и отключился.

Ингвар сидел, глядя на телефон. Через секунду-другую дисплей погас. А он вдруг рассвирепел. В животе заурчало. Он был голоден как волк и чертовски зол. По сути, именно он имел все основания злиться на Уоррена. Однако американец каким-то образом сумел перевернуть ситуацию, превратить Ингвара в подчиненного. Видимо, все дело в том, что Уоррен чувствовал себя совершенно независимым, как и страна, откуда он явился, а потому вовсе не стыдился, что его поймали на банальной лжи.

Снова заурчал телефон.

Ингвар сглотнул, когда на дисплее высветилось имя жены. Один звонок, два, три, четыре. В ушах шумело, он прямо-таки чувствовал, как поднимается давление. Старался дышать ровно, потом нажал зеленую кнопку.

— Привет, — тихо сказал он. — Поздненько звонишь.

— Привет, — отозвалась она, тоже тихо. — Как ты?

— Ничего. Устал, конечно, но ведь и все устали.

— Где ты?

— А ты где?

— Ингвар, — сказала она. — Мне жаль, что утром так вышло. Я ужасно обиделась, и расстроилась, и разозлилась, и…

— Ладно, все в порядке. Главное, скажи мне, где вы. И когда ты вернешься домой. Я могу за вами заехать примерно… через час. Максимум через два.

— Нет.

— Я…

— Уже почти одиннадцать, Ингвар. Ты же прекрасно понимаешь, как глупо будить Рагнхильд среди ночи.

Ингвар приложил к одному глазу большой палец, к другому — указательный и нажал. Молча. Красные круги и искры заплясали в пустой черноте под веками. Он чувствовал себя невероятно тяжелым, словно весь лишний вес обернулся свинцом. Скамейка больно врезалась в спину, правая нога затекла.

— Так или иначе, я, наверно, вправе узнать, где вы.

— Не могу сказать.

— Рагнхильд — моя дочь. Мое право и обязанность — знать, где она. В любое время.

— Ингвар…

— Нет! Я не могу заставить тебя вернуться домой, Ингер Юханна. Ты права, глупо будить Рагнхильд среди ночи. Но я хочу… я хочу знать, где вы!

Селезень крякнул и легонько встрепенулся. Другие утки тоже проснулись и подали голос.

— Кое-что произошло, — сказала Ингер Юханна. — Поэтому…

— С вами все в порядке?

— Да-да, — быстро и громко сказала она. — С нами обеими все хорошо, но я не могу сообщить, где нахожусь, как бы мне этого ни хотелось. О'кей?

— Нет.

— Ингвар…

— Слышать этого не хочу, Ингер Юханна. Мы же с тобой не такие. Не сбегаем с детьми из дома и не отказываемся говорить друг другу, где находимся. Мы так не поступаем.

Она молчала.

— Если я скажу, где я, — наконец сказала она, — ты дашь мне честное слово, что не приедешь, пока я не разрешу?

— По правде говоря, мне порядком надоели все эти обещания, каких ты постоянно требуешь, — ответил он, стараясь дышать спокойно. — Мы же взрослые люди! Что-то постоянно происходит, ситуация меняется. Нельзя все время наобум клясться и…

Он замолчал, сообразив, что Ингер Юханна плачет. Тихие всхлипывания шорохами отдавались в трубке. По спине у него пробежали холодные мурашки.

— Случилось что-то серьезное? — сдавленным голосом спросил он.

— Да, кое-что случилось, — всхлипнула она. — Но я обещала ничего не говорить. Это не имеет отношения ни ко мне, ни к Рагнхильд, поэтому тебе незачем…

Она расплакалась не на шутку. Ингвар попробовал встать со скамейки, но правая нога вконец затекла. Он скривился и, опершись на спинку, все-таки выпрямился, чтобы восстановить кровообращение.

— Милая ты моя, — мягко сказал он. — Я обещаю, что не приеду, пока ты не разрешишь, и допытываться ни о чем не стану. Но где ты?

— У Ханны Вильхельмсен, — опять всхлипнула она. — На Крусес-гате. Номер дома я не знаю, но это легко выяснить.

— Что… черт побери, что ты делаешь у…

— Ты обещал, Ингвар. Обещал не…

— Ладно, — поспешно сказал он. — Ладно.

— Тогда доброй ночи.

— Доброй ночи.

— Пока.

— Пока.

— Я тебя люблю.

— Ммм…

Она отключилась, а он еще долго стоял с телефоном возле уха. Заморосил дождь. Нога по-прежнему как ватная. Утки уплыли, не понравилось им его соседство.

Почему я всегда позволяю оставить себя в дураках? — думал Ингвар, ковыляя по мокрой свежей траве к развалинам церкви.

Почему я всегда уступаю? Всегда и всем?

28

— Здесь? Вот эта дверь? — Пытаясь обуздать раздражение, полицейская Силье Сёренсен смотрела на до смерти перепуганного тридцатилетнего парня. — Ты уверен, что дверь та самая?

Он судорожно кивнул.

Конечно, она понимала, почему парень боится. Пакистанец по происхождению, он получил норвежское гражданство. Все документы в полном порядке.