Кольцо златовласой ведьмы - Екатерина Лесина

Не пытайся меня найти. Даже если у тебя это и получится, я все равно не вернусь».

Ошибка. Потраченные впустую годы… про Антона – ни слова, о том, что он будет скучать или что ей жаль с ним расставаться, что любит она его… не любит – не будет скучать, расстается с сыном с легким сердцем. Он надоедал ей своим нытьем. Ей приходилось отвлекаться. Вставать рано, чтобы отвести его в сад. И забирать. Готовить ему еду. Читать книги… хотя нет, мама никогда не читала ему книг. Одежду стирала. Гладила. И злилась, когда он пачкался, потому что у нее есть и другие занятия, помимо стирки.

– Вот такая она – вся. В работе… и в любви. К хахалю сбежала, – отец эту записку разорвал в клочья. – Я ж все-таки ее искал! Нашел. Зачем – и сам не знаю. Хотел… и нашел. В Италии она! Историческая родина…

– Чья?

Разговор этот следовало завершить, но Антон не знал – как.

– Ее! – Клочья старой бумаги разлетелись в разные стороны. – Она ж знала, что она приемыш. И колечко еще… прощальный подарок от матери. Тоже – кукушка. Выбросила – и забыла. Врут все, что бабы с детьми своими расстаться не могут. Могут, когда дети им не нужны становятся! Вот когда надо мужика к себе привязать – тогда да, в каждой любовь просыпается – вдруг. Тьфу… нашла она сведения, что кольцо это вроде бы старинное. Из обручального комплекта. Не то графьям каким-то принадлежало, не то еще кому, главное, что не простым людям. Куда уж нам за нею угнаться!

Он злился, и с каждой секундой – все сильнее.

Вечером напьется и уснет. За столом, в туалете, в ванной – где ему случится упасть.

– Диссертацию она писала по истории этого семейства… и так с итальяшкой своим встретилась. Он ба-а-льшой специалист по историям, не то, что мы с тобою! Быдло необразованное. Ни в историях, ни в любовях ничего не смыслим. Бытом заесть норовим.

Стряхнув с колен ошметки бумаги, отец пошел в кухню. Хлопнула дверь холодильника – достал-таки бутылку. И выпил – из горла, заливая алкоголем давнюю обиду.

Тогда Антон отчетливо осознал: права тетя Валя, нельзя верить бабам.

Но можно их использовать.

Сколько их у него было… много. Его всегда тянуло к женщинам, а женщин – к Антону. Легкие романы, которые ничего не значили. Встречи. Слова. Он знал, что именно следует говорить и, главное, как говорить, чтобы его услышали.

Правда, не все принимали эти правила игры.

Думали, что они – умнее Антона. К примеру, Славкина мамаша. Антон и забыл уже, как ее звали. Лика? Ника? Даша? Помнил, что она в блондинку красилась, курила и разговаривала нарочито охрипшим голосом. С ней он переспал только потому, что она сама этого хотела.

А потом заявилась… беременная она!

На свадьбу рассчитывала?

Антон послал ее лесом. Девица устроила скандал. Когда это не помогло, потребовала денег на аборт. Антон денег дал, и тварь исчезла, чтобы появиться через семь месяцев – с младенцем.

– Твой сынок, посмотри. – Она сунула ребенка ему в руки. – Видишь, до чего он на тебя похож?

Младенец был похож на уродливого пупса.

– Неужели ты выставишь нас?!

Выставил. Ее. Она визжала, угрожала ему милицией, потом взяла сотку, которую Антон полгода копил, и сгинула в неизвестном направлении, оставив младенца, метрику и расписку, что она не имеет к Антону никаких претензий. Славкой, к счастью, занялся отец Антона.

– Поаккуратнее будь, – сказал он.

Антон и сам все понял. Обзаводиться семьей он не спешил. И к выбору жены подошел практично. Девушку взял, не отягощенную родственниками, дурными привычками и склочным нравом. Тихую. Хозяйственную. Терпеливую.

Он никогда не позволял ей забыть ее место.

Что же до самого Антона, то… у него имелись некоторые потребности. Он удовлетворял их – не в ущерб семье. Иногда случались осечки, но кто же без греха?

А теперь собственный сын признается, что Антона – отца! – он ненавидит. Из-за девки! У нее желтые волосы и светлые глаза, как у матери Антона. И не выйдет ли так, что эта девка, как и мать Антона, окажется стервой? Поиграет с мальчиком – и бросит его, выест его сердце, вытянет душу?..

Уже – забрала душу.

Пожалуй, спроси кто-нибудь Теофанию о том, что думает она о святом городе, она бы ответила, что нет в мире места более прекрасного. Разве не слышит вопрошающий ангельского пения? Разве ослепли глаза его и не способны различить божественный свет? Разве душа его, очистившись от скверны, не стремится в небеса? И самые небеса близки здесь к грешной земле, как нигде более.

Вероятно, оттого, что свят город Петра.

Конечно, Теофания ди Адамо знала, что надо говорить излишне любопытным людям. Собственные же мысли она оставляла при себе. Пожалуй, за многие годы, проведенные в Риме, Теофания сумела привыкнуть к его суете, к той грязи, что царила на улицах, к нищим, которые стекались во всех концов мира в надежде не столько на чудо, сколько на щедрое подаяние. Она научилась не видеть людей безглазых, изъеденных язвами, лишенных конечностей, изуродованных, понимая, что многие из этих уродств – суть обман.

Пожалуй, сам этот город – суть обман.

Издали он – прекрасен. Подавляет необъятными размерами своими, роскошью несказанной и ощущением некоего безвременья. Здесь прошлое еще живо, но уже занесено мусором, грязью, стоптано босыми ногами паломников и затерто лживыми клятвами.

Здесь одинаково много священников и шлюх, святых проповедников и заклейменных убийц. Воров. Мошенников. Бесчестных торговцев, что разливают благодать по глиняным кувшинам. Аптекарей. Евреев, которые – прокляты, но все же слишком нужны, чтобы избавиться от них.

Хорошее место!

Теофания не знала, почему Карла выбрала Рим: желала ли она причаститься к святой его стороне либо же затеряться на темной, но выбор ее был удачен. В суете многотысячного города никто не обратил внимания на двух женщин, тем более что одна была совсем еще дитя, а вторая – прискорбно нехороша собой. Карла приобрела дом на тихой, отдаленной от шумного центра улочке.

– Твоя матушка оставила тебе хорошее наследство. – Так она поведала Теофании и выложила на стол золотые монеты. – Их хватит и на жизнь, и на приданое…

– Я не выйду замуж.

– Что ж, возможно, когда подрастешь, ты передумаешь, – Карла поцеловала девочку, которую уже искренне полагала своей племянницей, в лоб. – Не все мужчины злые и лживые. Вдруг тебе посчастливится найти того, с кем сердце твое оживет?

С той поры миновали годы. Нельзя сказать, чтобы жизнь в Риме так уж сильно отличалась от прежней, в Палермо. В ней хватало и огорчений, и радостей, надежд и разочарований.

Теофания росла, пожалуй, не так быстро, как растут иные дети, в свои пятнадцать она все еще не утратила детского очарования, пусть фигура ее и изменилась, обретая новые, женские черты. Именно это сочетание и привлекло к ней первого любовника. Нет, до него были и другие, кто желал бы провести с Теофанией час или всю ночь, обещая за ласку щедрую плату, но Теофания им отказывала.

– Дрянные люди, – соглашалась с ней Карла. За прошедшие годы она как-то очень быстро постарела, превратившись из некрасивой женщины в совсем уж уродливую старуху. Впрочем, руки ее по-прежнему ловко управлялись с иглами и нитями, и умение это приносило Карле немалый заработок.

Теофания пыталась постичь эту вроде бы простую науку, и Карла терпеливо учила ее тому, как обращаться с разными тканями, как делать ровные стежки, как прятать нити… как шить тончайший батист или же золотом затканный атлас. Только – не выходило. Теофания прилагала все мыслимое и немыслимое усердие, но – не получалось у нее…

– Нет, дорогая, – сказала ей как-то Карла, – бывает, что Господь дает человеку лишь один талант. Ты красива. Пользуйся этим, пока можешь. Женщины сгорают быстро.

И Теофания нашла себе любовника. Он был не молод, но и не настолько стар, чтобы вызвать у нее отвращение. Богат. Женат, о чем он сразу же известил Теофанию. Щедр.

Он перевез Тео в особняк, пусть и не стоявший в самом центре города, но роскошный, почти как тот, в котором жил ее отец. Он купил для нее множество нарядов, призванных подчеркнуть хрупкую красоту Теофании, и нанял учителей, полагая, что ей следует избавиться от старых привычек и приобрести хорошие манеры, чтобы больше походить на благородную даму.

– В тебе видна кровь, – повторял он, разглядывая руки Тео, – посмотри, сколь изящны они. Тонкие запястья, узкие ладони, длинные пальцы с розовыми ногтями – вот истинные признаки благородного рождения. Ты уверена, что не знаешь имени своего отца?

– Разве это имеет значение?

– Никакого. – Он целовал и ногти, и пальцы ее, и ладони. – Мне нравится твоя улыбка. Я не знаю, о чем ты думаешь сейчас…