Огненная дорога - Энн Бенсон

Нет. Он подождет и хорошенько пораскинет мозгами, прежде чем что-либо предпринимать.

Высунувшись из окна и изогнув шею, он с трудом нашел взглядом реку. На том берегу, в квартале, получившем название «Болото»,[16] находилась улица Роз с ее относительной безопасностью. Может, Кэт уже добралась туда и сейчас тщетно ожидает его? Если да, то лишь он один в этом виноват. Им двигало исключительно любопытство относительно смысла странного нового слова, а на поверку выяснилось, что этот смысл не столь важен по сравнению с бедствиями, которые навлекли на Алехандро его поиски.

«Горе тому…», — с содроганием припомнил он слова рукописи.

Похоже, этот Авраам был еще и пророком.

«Божье проклятие, вот что такое мое любопытство, — уныло думал он. — Вечно от него одни неприятности».

Если бы не любопытство и не желание узнать, от чего точно умер Карлос Альдерон, Алехандро не стал бы вскрывать его труп и ему не пришлось бы бежать из Испании.

Если бы не стремление узнать, как именно практикуют врачи в Авиньоне, де Шальяк, в те времена доверенное лицо хитрого, умелого манипулятора Папы Клемента VI, и знать не знал бы о его существовании, не призвал бы к себе и не отправил бы в Англию охранять здоровье королевского семейства.

И снова, если бы не любопытство, побудившее выяснить, какое лекарство от чумы нашла английская целительница, не пришлось бы бежать во Францию.

«Но тогда Кэт не выжила бы. И я тоже».

И с учетом такого исхода обмен казался стоящим. Алехандро сел в кресло, постарался собраться с мыслями и тут, в тишине и сосредоточенности, почувствовал собственный, не слишком приятный запах — результат того, что его волочили по улицам. На столе стоял кувшин с водой, рядом лежал кусок ткани. Следуя совету де Шальяка, Алехандро помылся, как смог, и надел свежую одежду; при этом он снова вспоминал события этого дня, в особенности окончание своего разговора с де Шальяком. И несмотря на все неприятности, испытал неожиданное чувство удовольствия оттого, что впервые за много дней его речь была обращена не к себе самому, а к кому-то другому: сначала к священникам, потом к ученым и, в конце концов, к бывшему учителю. Что-то, сказанное де Шальяком, застряло в сознании, словно мясное сухожилие между зубами. Что это было? О крошечных животных в воздухе? Он никак не мог припомнить и знал, что не успокоится, пока это не произойдет.

Поскольку, несмотря на все сложности своего положения, снова находился во власти любопытства.

Десять

«Лагерь "Мейр"», — напечатала Джейни задание поисковой системе. Ее снедало любопытство; кроме того, она надеялась, что поиски могут привести туда, где обнаружатся ответы хотя бы на некоторые вопросы.

Первой оказалась ссылка на буклет, рекламирующий лагерь родителям, желающим отправить детей на летний отдых. Джейни внимательно изучила его, даже просмотрела все ссылки, возвращаясь назад, если требовалось. Тут имелись прекрасные фотографии идиллических пейзажей и жилых помещений, таких чистеньких и аккуратных, какими, не сомневалась Джейни, в реальной жизни они никогда не выглядели: ни паутины, ни слепней, ни влажных полотенец, забытых на койках. Эти фотографии наверняка понравятся родителям, однако их дети лучше знают, как все обстоит на самом деле. Еще там было приведено меню, сопровождающееся восторженными отзывами директора и контролирующих работников. Цветущего вида воспитатели в одинаковых голубых теннисках и шортах цвета хаки, взявшись за руки, улыбались с групповой фотографии. И конечно, имелись снимки крепеньких мальчиков с белозубыми улыбками и чистыми, загорелыми лицами; ни одной рваной рубашки, боже упаси. Счастливые дети в замечательном летнем лагере, все до одного.

На втором сайте лагерь «Мейр» стоял в списке летних лагерей, где учили иврит; тут же имелась ссылка на сайт, который Джейни только что просматривала. Третий представлял собой просто справочник летних лагерей штата Нью-Йорк, и Джейни лишь бегло проглядела его.

Четвертая и последняя страница оказалась самой интересной. Она принадлежала четырнадцатилетнему мальчику, имевшему множество всяких увлечений, о которых он с воодушевлением писал, и, среди прочего, побывавшему в лагере «Мейр». Он хотел связаться с другими приятелями по лагерю. На странице была и фотография мальчика; улыбаясь, он сидел в инвалидной коляске.

Джейни сделала закладку этой страницы, распечатала ее и сунула листок в свою сумку.

Миссис Прайвес, с тем же утомленным видом и в той же позе, как и прежде, когда Джейни приходила сюда, сидела у постели сына. Мелькнула мысль: выходит ли бедная женщина куда-нибудь, кроме туалета, и есть ли кто-то из числа друзей, родственников, соседей, кто приносит ей из дома свежую одежду? Если нет, решила Джейни, она предложит сделать это сама.

Только она хотела поздороваться, как женщина повернулась, и Джейни удивилась тому, как поразительно изменилось выражение ее лица.

— Ему стало лучше, — взволнованно сказала мать. — Временами он приходит в сознание.

В ее улыбке сквозила трогательная надежда.

Джейни ответила не сразу. То, что мальчик приходит в сознание, это, конечно, хороший знак, но он вовсе не обязательно свидетельствует об улучшении с точки зрения повреждения позвоночника. Однако она решила не высказываться по этому поводу и вложила в улыбку всю искренность, на какую была способна.

— Это замечательно, — сказала она, отошла к двери, выглянула в коридор, никого в поле зрения не обнаружила и плотно закрыла дверь.

Снова вернувшись к постели, она взглядом попросила у матери разрешения, и та энергично закивала в ответ.

Она быстро осмотрела мальчика, ища малейшие признаки подлинного улучшения. Однако в целом все выглядело точно так же, как прежде. Потом Джейни взяла у него небольшой соскоб кожи, положила в пластиковый мешок и тщательно запечатала. В ногах постели был укреплен дисплей с данными о текущем состоянии больного, но, к разочарованию Джейни, ее идентификационный чип не относился к числу тех, которые имели право открывать программу просмотра. Даже если миссис Прайвес не будет возражать против этого, отсутствие у Джейни официального статуса не позволит убедить администрацию больницы открыть ей доступ к файлу. И Честер Малин в этом помогать уж точно не станет. Хуже того, он будет всячески мешать ей.

Однако она выкинула эти мысли из головы, поскольку сильно сомневалась, что извлечет из электронного файла намного больше того, что уже знала. И у нее не хватило мужества сказать полной надежды матери, что бессознательное состояние — отнюдь не самая тяжкая проблема Абрахама.