Часы любви - Меган Маккинни

– С той поры прошли века, однако, завладев этой землей, Тревельяны обязались платить за нее… гейсом. И вы, Ниалл, отказываетесь выполнять собственный, – негромко заметил священник.

– Она не любит меня, – красные пятна выступили на щеках Тревельяна. Обращенные к священнику глаза его не выдавали эмоций. – Что можно еще сказать? Сердце ее принадлежит другому.

– Но сердце-то у меня… сердце-то у меня… – забормотал в углу Гриффин.

В раздражении Тревельян позвонил, вызывая Гривса. Как только дворецкий явился, Тревельян показал ему на Гриффина.

– Отведите старика в кухню и позаботьтесь, чтобы его вымыли и накормили. Я не хочу, чтобы он сегодня торчал на кладбище. Заприте его в одной из спален для слуг, если потребуется, но только не спускайте глаз.

Гривс кивнул и жестом пригласил Гриффина следовать за ним. Старик могильщик не стал противиться, но прежде чем выйти, он повернулся к Тревельяну.

– Сердце у меня. И раз оно нужно вам, то будет ваше. И он последовал за дворецким из комнаты.

– О Боже! – пробормотал Тревельян с отвращением и отчаянием на лице.

– Мне тоже нужно идти, – объявил Драммонд. – Милли ждет меня в тележке, а сегодня выдался холодный вечер.

Усталым движением он потянулся к руке Тревельяна, тот помог старику подняться.

– Мальчик мой, боюсь, это судьба. Не хотелось бы, конечно, верить в подобные суеверия, однако столько бывало всякого… что, словом, иногда и не хочешь, а веришь им.

Вздохнув, он подобрал свой плед и неторопливо вышел из комнаты.

Тревельян остался только в обществе священника. И молчание, установившееся в комнате, говорило о раздоре между отцом и взбунтовавшимся сыном.

– Другого собрания совета уже не будет. Сегодня с нами должен был находиться Питер Магайр, да упокоит Господь его душу, – негромко проговорил отец Нолан.

– Исчезло то, чего вы придерживались все эти годы. Мне очень жаль, но правда выйдет на поверхность. – Тревельян прижался лбом к каминной доске. Он казался утомленным: в этой битве у него не было шансов на победу.

– Вы уже полюбили ее?

Вопрос явно испугал Тревельяна. Голова его дернулась вверх, и он поглядел на священника.

– Почему вас интересует столь несущественный факт?

– Несущественный? Что угодно, только не это.

– Почему вы спрашиваете?

– Ваша ярость наводит меня на подобную мысль, вот что. Если бы девушка не волновала вас, все эти вопросы, этот гейс… оставляли бы вас бесстрастным. А это далеко не так, сын мой.

Ниалл отвернулся, явно не желая, чтобы священник увидел выражение его лица.

– Ну, что скажете, милорд? Вы часто думаете о ней? Мысль о том, что Маккумхал мог поцеловать ее, привела вас в ярость? Равенна появляется в ваших снах, когда вы хотите забыть о ней?

Тревельян не желал поворачиваться.

Другого ответа отцу Нолану и не было нужно.

Дряхлая рука священника оперлась на палку, но прежде чем он успел уйти, Тревельян спросил старика голосом негромким и торжественным:

– Предположим, вы правы, и я начинаю понимать, что влюбляюсь в девчонку. Что вы скажете мне на это?

– Скажу, что сочувствую вам, милорд, и начинаю верить в гейсы. У Тревельянов можно отобрать и богатства, и земли, но нет большего проклятия, чем любить без надежды на взаимность. Мы, кельты, странный народ, и вы знаете это по собственной плоти и крови, Ниалл. Если бы мы хотели проклясть Тревельянов, то лучшего способа просто нельзя было придумать. – Отец Нолан поклонился застывшему у каминной доски угрюмому силуэту. – Да благословит и охранит вас Господь, милорд.

Глава 17

Равенна не спала целых два дня. Гнев ее тлел, скрытый за невозмутимым видом. Ярость превратилась в ненависть, а потом остыла до обманчивой отстраненности. В глубине души она понимала, что Тревельян ей не безразличен, однако она поклялась себе не обнаруживать к нему ничего, кроме бесстрастия.

Спасение она находила только в обществе Скии и Грейс. В первые утренние часы, когда обида грозила разразиться слезами, она бросилась к своему старенькому письменному столу и стала писать при свете оплывающей свечи.

* * *

Грейс нашла домик легко, ее словно вела за руку фея. Она добралась до рощицы посреди леса – той самой, что укрывала коттедж, – когда последние солнечные лучи еще пробивались сквозь плотный полог переплетенных ветвей. Густой моховой ковер укрывал лесную землю. Один раз побывав в старому лесу, Грейс сразу поняла, почему ее кельтский народ так любит сказку.

От домика ее отделял древний мостик, построенный из корявых, окаменевших бревен. Под ним распевал, журчал на гладких камнях ручей. В домике напротив уже горела свеча, и Грейс заволновалась, представив себе долгожданную встречу с сестрой.

– Кто идет?

Голос заставил Грейс замереть на месте. Жуткий скрежет нисколько не напоминал голос ее сестры.

– И кто же это у нас?

Раздался он снова. Злобный, противный, скрипучий… словно кто-то водил ногтем по шиферной плитке.

– А ну, говори, иначе не пущу на свой мост.

Грейс поглядела вниз… глубоко, туда, где под мостом бежал ручей. Там в сырой тени стоял маленький тролль – ростом не выше былинки пырея, на нем были залатанные штаны, короткие остроносые сапоги и жалкая грязная курточка, некогда пошитая из лучшего бархата, а теперь помятая и перепачканная. Тролль выглядывал из самой тьмы, бледный нос прыщом торчал на лице, жесткие черные волосы падали на злобные поросячьи глазки.

Девушка прокашлялась, чтобы скрыть страх.

– Я… я – принцесса Грейс. Я пришла проведать свою сестру Скию, живущую в этом домике.

– Это она твоя сеструха? – пухлый большой палец ткнул в сторону коттеджа.

– В самом деле, – кивнула Грейс. – Чтобы повидаться с ней, я пришла издалека.

– Ежели она и впрямь твоя сеструха, значит, тебе не перейти мой мост.

К отчаянию ее, злобное создание скрестило на груди руки, задиристо задрав кверху противный маленький подбородок.

«Значит, тебе не перейти мой мост», – повторила она про себя его слова. Этот крохотный тролль похож на капризную старуху.

– А откуда ты возьмешь силу преградить мне путь? Ты же чуть выше моего колена, – она подавила смех.

В ярости тролль запрыгал на месте, расплескивая воду своими крохотными сапожками.

– Тебе не перейти через мой мост! Тебе не перейти через мой мост! – вопил он.

Грейс подобрала юбки и сделала шаг. Мост застонал под человеческим весом, явно чрезмерным для него. Она сделала еще один шаг и еще. Противоположный берег и домик ее сестры чуть приблизились. Под мостом, издавая зловещие звуки, тролль рылся в каком-то ящике, словно чего-то разыскивая. Должно быть, он отыскал нужную вещь, потому что Грейс вдруг услышала противный смешок.

Оказавшись на другой стороне, она ступила на землю и побежала. Она как будто бы слышала топот сотни крошечных ног, преследовавший ее, однако не стала обращать на него внимания. И только когда что-то уцепилось за ее подол и, царапаясь коготками, залезло на ее плечо, Грейс не выдержала.

Повернув голову, с визгом она обнаружила возле своего лица крысу – огромную и уродливую. За ней торопилось целое крысиное войско; гадких тварей было столько, что они валились с моста в мелкий ручеек. Хохот тролля зловеще звенел в ее ушах.

– Помогите! Помогите! – закричала Грейс и побежала к домику. Она забарабанила в дверь и, когда та отворилась, влетела внутрь вместе со всеми крысами, даже не потрудившись хоть что-то сказать сестре, которую не видела столько лет.

– Грейс! – воскликнула Ския, бросившись к ней навстречу с распростертыми объятиями. Крысы почему-то совсем не смущали ее.

– Ския… – простонала Грейс, протягивая к сестре ослабевшие руки.

Ския прижала ее к себе, и крысы посыпались с головы и плеч Грейс.

– Пойдем к столу, ты расскажешь мне о доме. – В обращенных к младшей сестре глазах Скии сверкали слезы, однако Грейс ожидала не такой встречи. Ничего не говоря, она смотрела, как Ския освобождает место на столе, как ставит глиняный кувшин и блюдо, полное сладких печений.

Грейс казалось, что все это снится ей. Крысы проникали в открытую дверь, но когда одна из них, пробежав по ее ноге, заторопилась к печенью, девушка взвизгнула.

– Крысы! Крысы! Ну почему он всегда присылает крыс! – всплеснула руками Ския и взяла в руки мерзкую тварь, как раз собравшуюся перекусить. Она подняла грызуна, внимательно поглядела на него, потом окинула взглядом комнату. Грейс тоже посмотрела и содрогнулась при виде сотен серых и бурых крыс, немедленно бросившихся по всем углам и ящикам. – Ой, какая досада! Ну, он мне заплатит!

Ския щелкнула пальцами. Крысы вдруг превратились в ослепительно белых голубок. Птиц были сотни. Хлопая крыльями, они вылетали в окна и дверь, разбрасывая повсюду игравшие радугой перья. Ския смахнула этот снежный покров со стола и пригласила Грейс сесть и подкрепиться.

– Расскажи мне о доме. Как там мать и отец? – спросила Ския.