Столпник и летучие мыши (СИ) - Скво Алина

— Ого! Отличный результат.

Светозар и его спутники заглянули в большой аквариум с водой, где кишели голые, как суточные крысята, новорожденные черепашки.

— Поздравляю с научным достижением. Половину приплода немедля отправьте на кухню. Благодарю за труд.

Учёные подобрали животы, стали по стойке смирно — ноги вместе, руки по швам, равнение на середину, — и рявкнули во всю мощь лёгких:

— Служу России!

— Вольно. Вас ожидает щедрая награда. Завтра же отправляйтесь с вашими семьями в трёхдневный отдых на берегу озера. Хотя…

Светозар приподнял брови, поджал губы и на секунду застыл. Он не был уверен, что завтрашний день русичи проведут в подземелье.

Лили алчно сверкнула глазами. Всё профессорское нутро зазудело от желания сделать что-нибудь этакое. В голове застряла предательская мысль: «Вот бы остаться в этих катакомбах хотя-бы на пару месяцев, отвести душу прямо сейчас, а не в каком-то призрачном прекрасном будущем. Может быть, там никаких лабораторий не будет: станем питаться святым духом. И моя мечта полетит коту под хвост. Н-н-нда-а-а…»

Пиршество быстро набирало обороты. Юные девы с просветлёнными до оливкового цвета лицами прошествовали цепочкой вокруг сообщества. Почти изящно они пронесли на кончиках хвостов неподъёмные мраморные подносы. Были поданы традиционные национальные блюда: вяленые рыбины, маринованные водоросли, солёные грибы, печёные улитки, варёные раки, тушёные пиявки, черепашьи шашлыки и нарезной хлеб из опарышей. Кисло-сладкий консервированный соус из мякоти гигантского паука, застрявшего по весне у входа в шахту, подавался отдельно. В центре возвышался цветочный пирог из водяных лилий. Миниатюрными горками лежала соль. Уж чего-чего, а этого добра было в избытке. Её добывали лабораторным путём из сталактитов.

Государь, пересиливая шум веселья, прокричал в уши визитёрам:

— Гости дорогие, не побрезгуйте, отведайте берёзового сока! Он настоящий! Наши разведчики по ночам добывали его на поверхности! Там!

У Семёна глоток камнем встал в горле. Слёзы чуть было не брызнули в бокал. Он представил, как лихие ребята поднимаются по вертикалям наверх, цепляясь за каменные выступы когтями. Как ползут среди развалин города. Невдалеке притаился паук. Он расставил сети и дожидается добычи. Страшно подумать! Добры молодцы дерзали, чтобы напоить его свежим соком. Завтра он пойдёт на ратный бой ради них, ради всего народа. Одним махом Столпник опрокинул кубок, вгляделся в счастливые лица мирян с жалостью и человеколюбием…

Лили старательно заполнила пробелы между диковинными кушаньями нормальной человеческой едой. Горячие щи, блины и пироги всех мастей, варёный картофель в масле, жаркое, заливное, студень, пельмени, фаршированные перепёлки, компоты, квасы и, конечно, сладости для детворы. Малышня быстро распробовала угощение и в одну минуту расхватала конфеты, пирожные, зефир, мармелад и шоколад. Но их родители и бабки с дедками долго принюхивались и присматривались к изыскам кулинарии. Они только лизнули всего по чуть-чуть, так и не осмелившись наесться до отвала. А вдруг приключиться желудочно-кишечная неприятность? Выйдет конфуз.

Фру прислонилась к плечу любимого. Всеобщее веселие не трогало её. Аппетит и настроение отсутствовали, на душе скребли кошки. По негласной договорённости, она и Столпник вдвоём отправятся в Разумихино сегодня же после застолья. Или завтра рано утром. Недобрые предчувствия запускали в душу когти. Было до слёз грустно, возможно, от того, что Межгалактическая миссия выполнена: финальная точки достигнута. Они здесь, в Тридевятом царстве, Тридесятом государстве, в стране, которую, хоть ты тресни, не найти ни на одной карте мира, а только лишь в русских народных сказках. Труднодостижимая цель — конь и меч — оказалась ещё более призрачной, чем можно было ожидать. Но каков результат!

В те дни, когда её горячо любимый Сёмушка звался Симеоном Неправедным, когда сидел он сиднем в подвешенном состоянии между небом и землёй, жевал свою просительно-молитвенную жвачку и думал, что кто-то другой, но только не он, должен сразиться со змеем, — уже тогда ему был предопределён путь, полный испытаний. Теперь он не тот жалкий отрёпыш, который самому себе не хозяин. Не тот, застрявший в непрошибаемом коконе червь-буквоед, что не мечтает о крыльях. Теперь он — воин, преисполненный несокрушимой силы и воли.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

С самого начала вера в него была её религией. Горячее чувство возникло ниоткуда, как неопалимая купина. Когда она швырнула в голодающего крысиным детёнышем, то вместе с живым шерстяным комком сбросила в руки послушника и своё сердце. И теперь её жизнь принадлежала русскому деревенскому парню, который нежно её любит, не зная о ней ровным счётом ничего, кроме имени.

Лин Эн захотелось утонуть в прошлом, в радостном детстве, когда все были живы, когда священное слово «кхмеры» ещё не осквернилось кровавым придатком «красные». Вот она в изящном столичном доме с террасой, нависшей над оживлённой центральной улицей. Уютное родительское гнездо всегда наполнено весёлым шумом. Мама — юная, неугомонная, красивая, как весна, быстроногая, как лань, всегда везде поспевающая, всегда в неиссякающих заботах о шестерых детях. Отец — переводчик в правительственном дипломатическом корпусе. Ежедневно он приносит домой новую сказку на английском языке. Вечерами дружная семья собирается вместе и, усевшись кружком на кантаэль*, заворожённо слушает его переводы…

Папина повседневная доброта была такой же врождённой, как две макушки на голове, карие глаза и оттопыренные уши. «Дети, я хочу, чтобы вы любили друг друга», — сказал он перед тем, как двое демонов в клетчатых косынках на шеях и с калашами в руках повели его убивать.

Рисовые поля, овощные плантации, воды Меконга не взволновались. Если бы звёзды упали с небес, узники трудового лагеря даже и голосу бы не подали. Ничего не изменилось, вечерняя тишина не была нарушена. Молчаливые, измождённые до смерти рабы, кто ещё оставался в живых, лежали безучастно на бревенчатых полах в домишках без стен. Перед тем, как провалиться в болезненное забытьё, они отдавали свой последний взгляд дырявым бамбуковым крышам, чтобы назавтра, проснувшись, пасть на полях или в джунглях во имя процветания революции.

Отец обернулся. Его непобедимо доброе лицо последний раз улыбнулось. Джунгли сомкнулись и утащили «врага народа», как и миллионы других камбоджийцев, в пучину смерти. Спустя полчаса топор вонзился прямо между двумя макушками в голову дипломата, и он упал с раскроенным черепом в смердящий, заваленный трупами ров. Пуля осталась сэкономленной во благо равенства и братства.

А в это время ночь укрыла лагерь сном. Луна, увязая в скорби, медленно двигалась в бездонной тьме и заглядывала в лица живым трупам. Эн долго смотрела в заросли леса, точно в пропасть. Мать, истлевшая до основания, лежала на грязной циновке в окружении детей и тихо уходила следом за мужем. Казалось, утро никогда не наступит. Когда оно всё же пришло, то вместе с ним явились две стриженые коммунистки. Они погнали окриками и ударами прикладов Лин Эн с братьями и сёстрами в школу бойцов за победу революционной Кампучии*. Годовалая малышка осталась лежать на груди умирающей мамы…

…Неожиданно площадь онемела. Это было так внезапно, что пришельцы, заподозрив неладное, вскочили, готовые биться с неприятелем. Став в оборону спина к спине, они ощупали взглядом каждый каменный выступ, за которым мог прятаться враг. Но когда увидели на переднем плане площади детей мал мала меньше, выстроенных в три шеренги, и с ними училку удивительно ядовитого оттенка, то поняли, что тревога напрасна. Народ напряжённо ожидал начала выступления.

Тётка шагнула вперёд и завопила отчаянно, как девчонка, потерявшаяся в лесу:

— Павел Чесноков! Херувимская песнь! Исполняет детский хор «Слава России»!

Дамочка неуклюже поклонилась перед удивлёнными друзьями. Дети последовали её примеру: хвостики вздыбились и опустились. Визитёры прыснули в кулак. Но, когда раздался первый, чистый, точно горный хрусталь, акапельный обертон, троица оцепенела. Дыхание перехватило, ноги подкосились, и друзья медленно и заворожённо опустились на свои места.