Русский романс - Антология

ЮЛИЯ ЖАДОВСКАЯ

(1824–1883)

305. «Ты скоро меня позабудешь…»[316]

Ты скоро меня позабудешь,Но я не забуду тебя;Ты в жизни разлюбишь, полюбишь,А я — никого, никогда!Ты новые лица увидишьИ новых друзей изберешь, —Ты новые чувства узнаешьИ, может быть, счастье найдешь.Я — тихо и грустно свершаюБез радостей жизненный путь;И как я люблю и страдаю —Узнает могила одна!

1845

306. «Я все еще его, безумная, люблю!..»[317]

Я все еще его, безумная, люблю!При имени его душа моя трепещет;Тоска по-прежнему сжимает грудь мою,И взор горячею слезой невольно блещет.

Я все еще его, безумная, люблю!Отрада тихая мне душу проникаетИ радость ясная на сердце низлетает,Когда я за него создателя молю.

1846

АЛЕКСЕЙ ПЛЕЩЕЕВ

(1825–1893)

307. «Тени гор высоких…»[318]

Тени гор высокихНа воду легли;Потянулись чайкиБелые вдали.

Тихо все… томленьемДышит грудь моя…Как теперь бы крепкоОбнял друга я!

Весело выходитСтранник утром в путь;Но под вечер домаРад бы отдохнуть.

<1844>

308. Ее мне жаль

(Графу Д. А. Толстому)

Дай руку мне… Я понимаюТвою зловещую печальИ, полон тайных мук, внимаюТвоим словам: «Ее мне жаль».

Как иногда в реке широкойГ розой оторванный листокНесется бледный, одинокой.Куда влечет его поток, —

Так и она, веленью рокаВсегда покорная, пойдетБез слез, без жалоб и упрека,Куда ее он поведет.

В ее груди таится нынеЛюбви так много… Боже мой,Не дай растратить ей в пустыпеОгня, зажженного тобой!

Но этот взор, спокойный, ясный,Да будет вечно им согрет,И пусть на зов души прекраснойДуша другая даст ответ.

Да, верь мне, друг, я понимаюТвою зловещую печальИ, полон грусти, повторяюС тобою сам: «Ее мне жаль».

<1845>

309. Песня («Выйдем на берег; там волны…»)[319]

Выйдем на берег; там волныНоги нам будут лобзать;Звезды с таинственной грустьюБудут над нами сиять.

Там ветерок ароматныйКудри твои разовьет;Выйдем… Уныло качаясь,Тополь к себе нас зовет.

В долгом и сладком забвенье,Шуму внимая ветвей,Мы отдохнем от печали,Мы позабудем людей.

Много они нас терзали,Мучили много, друг мой:Те — своей глупой любовью,Те — бесконечной враждой.

Все мы забудем, как месяцВ темной лазури блеснет,Все — как природе и богуГимн соловей запоет!

<1845>

310. Молитва («О мой творец! О боже мой…»)[320]

О мой творец! О боже мой,Взгляни на грешную меня:Я мучусь, я больна душой,Изрыта скорбью грудь моя.О мой творец! велик мой грехЯ на земле преступней всех!

Кипела в нем младая кровь;Была чиста его любовь;Но он ее в груди своейТаил так свято от людей.Я знала все… О боже мой,Прости мне, грешной и больной.

Его я муки поняла;Улыбкой, взором лишь однимЯ б исцелить его могла,Но я не сжалилась над ним.О мой творец, велик мой грех,Я на земле преступней всех.

Томился долго, долго он,Печалью тяжкой удручен;И умер, бедный, наконец…О боже мой, о мой творец,Ты тронься грешницы мольбой,Взгляни, как я больна душой!

<1845>

311. «Речная лилея, головку…»[321]

Речная лилея, головкуПоднявши, на небо глядит;А месяц влюбленный лучамиУныло ее серебрит…И вот она снова пониклаСтыдливо к лазурным водам;Но месяц — все бледный и томный,Как призрак, — сияет и там…

1845

312. «Дитя! как цветок, ты прекрасна…»[322]

Дитя! как цветок, ты прекрасна,Светла, и чиста, и мила;Смотрю на тебя… и любуюсь, —И снова душа ожила…

Охотно б тебе на головкуЯ руки свои положил,Прося, чтобы бог тебя вечноПрекрасной и чистой хранил.

1845

313. «Я у матушки выросла в холе…»[323]

Я у матушки выросла в холеИ кручины не ведала злой,Да счастливой девической долеПозавидовал недруг людской.

Речи сладкие стал он, лукавый,Мне нашептывать ночью и днем;И наскучили смех и забавы,И наскучил мне матери дом.

Сердце билось испуганной пташкой,Не давало ни часу заснуть;Подымалась под тонкой рубашкойВысоко моя белая грудь.

Я вставала с постели босая,И, бывало, всю ночь напролетПод окошком кого-то ждала я —Всё казалось мне, кто-то идет…

Я ждала и дождалась мило́ва,И уж как полюбился он мне!Молодца не видала такогоПрежде я никогда и во сне.

Очи карие бойко гляделиНа меня из-под черных бровей;Допытать они, видно, хотели,Что в душе затаилось моей.

Допытали они, что готоваХоть на гибель для них я была…И за милым из дома родногоЯ, как малый ребенок, пошла.

Был он барин богатый и где-тоВсе в далеких краях проживал;Слышь, лечился — и только на летоОн в поместья свои наезжал.

Только лаской его и жила я,Белый свет с ним казался милей;Нипочем было мне, что дурнаяШла молва про меня у людей.

Да не думала я, не гадала,Что любви его скоро конец;Вдруг постыла милому я стала —И с другой он пошел под венец.

Не пригожим лицом, не красоюПриманила дворянка его;Приманила богатой казною —Много взял он за нею всего.

С той поры будто солнышка нету.Все глухая, осенняя ночь;Как ни жди, не дождешься рассветуКак ни плачь, а беде не помочь.

И с красой я своей распрощалась!Не узнала б теперь меня мать:Ни кровинки в лице не осталось,Словно зелья мне дали принять.

Ах! изменой своей — не отравой —Он с лица мне румянец согнал…Буду помнить я долго, лукавый,Что ты ночью мне летней шептал!

<1860>

314. Молчание («Ни слова, о друг мой, ни вздоха…»)[324]

Ни слова, о друг мой, ни вздоха…Мы будем с тобой молчаливы…Ведь молча над камнем могильнымСклоняются грустные ивы…

И только, склонившись, читают,Как я, в твоем взоре усталом,Что были дни ясного счастья,Что этого счастья — не стало!

<1861>

315. «Люби, пока любить ты можешь…»[325]

Люби, пока любить ты можешь,Иль час ударит роковой,И станешь с поздним сожаленьемТы над могилой дорогой.

О, сторожи, чтоб сердце святоЛюбовь хранило, берегло,Пока его другое любитИ неизменно и тепло.

Тем, чья душа тебе открыта,О, дай им больше, больше дай!Чтоб каждый миг дарил им счастье,Ни одного не отравляй!

И сторожи, чтоб слов обидныхПорой язык не произнес;О боже! он сказал без злобы,А друга взор уж полон слез!

Люби, пока любить ты можешь,Иль час ударит роковой,И станешь с поздним сожаленьемТы над могилой дорогой!

Вот ты стоишь над ней уныло;На грудь поникла голова;Все, что любил, — навек сокрылаГустая влажная трава.

Ты говоришь: «Хоть на мгновеньеВзгляни; изныла грудь моя!Прости язвительное слово,Его сказал без злобы я!»

Но друг не видит и не слышит,В твои объятья не спешит.С улыбкой кроткою, как прежде,«Прощаю все» не говорит!

Да! ты прощен… но много, многоТвоя язвительная речьМгновений другу отравила,Пока успел он в землю лечь.

Люби, пока любить ты можешь,Иль час ударит роковой,И станешь с поздним сожаленьемТы над могилой дорогой!

1858

316. «Знакомые звуки, чудесные звуки!..»[326]