Знамя Журнал 6 (2008) - Журнал Знамя

Специфика нынешних региональных литкарт, их обращенность в прошлое, их некоторая инерционность и “зацикленность” именно на географическом, а не на творческом аспекте определяется, как мне кажется, тем, что изначально проект предназначался к исполнению библиотеками.

Библиотеки - по своей природе хранители литературных традиций и пропагандисты литературы, что само по себе требует некоторого здорового консерватизма. Гораздо реже библиотеки выступают в роли культуртрегеров литературного процесса. В основном это происходит, когда они отваживаются пускать к себе под крышу литобъединения современных авторов, выступающих в роли возмутителей литературного спокойствия (тут, наверное, прежде всего надо вспомнить Московскую библиотеку N 175 и по сию пору действующий Литературно-творческий клуб “Образ и мысль”, созданный еще в 1986 году известным культурологом М.Н. Эпштейном). Но это бывает не так часто, как хотелось бы.

Мария Галина

1 Не путать с “Новой литературной картой России” http://www.litkarta.ru/russia/moscow/, о которой мы писали в 12-м номере “Знамени” за прошлый год, проектом, представляющим “актуальную литературу”, что бы под этим термином ни понимали, и потому спорным, но живым и развивающимся.

Ксения Кривошеина.Своя стена.

Об авторе

| Кривошеина Ксения Игоревна родилась 1945 году в Ленинграде в музыкальной семье. В СССР Ксения Кривошеина (Ершова) была членом Союза художников, иллюстратором детских книг. В 1980 году выходит замуж за Никиту Игоревича Кривошеина и уезжает в Париж, где продолжает свою работу как живописец, скульптор и литератор. За последние двадцать восемь лет участвовала в многочисленных персональных выставках в галереях и салонах Франции, Германии, Японии. Автор автобиографического романа “Русская рулетка” (журнал “Звезда”, 2003, N 12, сборник “Русская рулетка для блаженного Августина” СПб, “Логос”, 2004). В 2004 году подготовила исторический сборник “Судьба века - Кривошеины” (“Звезда”, СПб). В издательстве “Искусство” (СПб) в 2004 году, вышло ее исследование “Красота спасающая” - о жизни, творчестве и судьбе матери Марии (Скобцовой 1891-1945). Автор сайта “Мать Мария”, где собраны уникальные материалы по Серебряному веку и эмиграции, архивные фотографии, тексты и документы по русско-французскому Сопротивлению 1943-1945 годов. В журнале “Звезда” N 10, 2006 и в издательстве “Христианская библиотека” (Нижний Новгород) выходит повесть “Недоумок”.

От автора

| В тексте “Своя Стена” мне хотелось поделиться с читателями мыслями о том, что “стена”(ы) может существовать и может быть не только разделяющей стеной - границей, но и внутренней “перегородкой” в наших сердцах, душах, идеологических противостояниях. Каждый из нас ищет своего, близкого человека. Не всегда мы находим общий язык со своим соотечественником. И как его узнать? Кто есть “ свой среди чужих” и “чужой среди своих”? Вот об этом и хотелось рассказать…

Ксения Кривошеина

Своя стена

Несколько лет назад я видела по французскому телевидению передачу о телепатии. Ведущий пригласил разных участников. Тут были ученые, маги, шарлатаны и гадалки. Обсуждался телекинез. Кто-то выступал “за”, кто-то - “против”. Конечно, противники требовали: “а вы докажите”. И вот очередь дошла до известной французской гадалки, ясновидящей Мод Кристен. Ей завязали глаза и только после этого дали в руки маленький камень. Она его потерла, сжала в ладонях и произнесла: “Я чувствую огромный сгусток негативной силы, которая сконцентрирована в этом кусочке. В нем много крови, страданий и ненависти, и все это происходило совсем недавно, где-то в самом центре Европы…”. Потом ей развязали глаза, и ведущий программы сказал: “Вы держали в руках осколок Берлинской стены”.

Каждый город обладает характером, он, как человек, имеет свое лицо, мордочку или маску. Не так много на свете городов, где осталась такая концентрация трагизма, как в Берлине. В нем нет красоты старинных ансамблей, все было разбомблено, а те отдельные исторические здания, которые сохранились, - оперный театр, музеи - на долгие десятилетия были отрезаны от западных немцев.

За Бранденбургскими воротами начинался другой Берлин. Хотя и эта “граница” не была единственной. Весь город, как лоскутное одеяло, был нарезан секторами, ячейками свободной и несвободной зоны, и через все это возвели Стену.

Первый раз я оказалась в Берлине проездом в 1979 году. Я ехала в гости, по приглашению моей девяностодевятилетней бабушки, в Женеву. Мое путешествие длилось две ночи и почти два дня. Села я на поезд в Ленинграде, потом Москва-Берн, через Польшу и Германию. Купе было узенькое, на троих, моими соседями оказалась женщина средних лет с мальчиком-подростком. Они должны были сойти в ГДР.

В первую ночь я проснулась оттого, что наш поезд стоит, и, кажется, уже давно. Соседка моя зашептала: “Мы в Бресте, здесь нам колеса меняют. Это часа на два, а заодно и документы смотрят”. Скоро послышался голос проводника: “Из купе не выходить!”. А еще через пару минут к нам сильно постучали, и сразу вошли молодой военный, женщина в форме и проводник. У нас отобрали паспорта, приказали выйти в коридор, пошныряли глазами по стенам, посветили карманным фонариком по потолку, заглянули под нижние полки. Я отвернулась к окну и в ночных сумерках, на плохо освещенной платформе увидела, как пожилую, полную женщину снимали с поезда с тяжелыми чемоданами. Уж не помню, сколько длилась эта ночная смена колес с постановкой на новые рельсы, но когда наконец состав тронулся, я увидела, как та же немолодая женщина, вся взлохмаченная, бежала по перрону с растерзанной огромной сумкой и развалившимся чемоданом, чтобы успеть на ходу впрыгнуть в вагон. Ей никто не помог, а поезд набрал скорость.

Я кое-как заснула, а утром мы уже катили по Польше. Поля, поля, редкие, одинокие пахари на лошадках, иногда на сотни километров попадается один трактор, мелькала за окном бедность, обшарпанность станций. Следующей ночью мы должны были пересечь границу Германии. Все почти сценарно повторилось. Сильный стук в дверь, и морда черной овчарки сунулась сразу под нижнюю полку. Мальчонка от страха вскрикнул и кинулся к матери, я в ночной рубашке успела прикрыться простыней. “Всем встать! Выйти! А вы, гражданочка, поторопитесь, вам здесь слезать. Да вещички свои подберите”. Только сейчас я заметила, что мои соседи уже одеты и готовы к выходу, а их чемоданы, полурастерзанные досмотром, ожидали в коридоре.

Это был Берлин, его Восточная зона. Моя соседка кинулась прибирать чемодан и сумки, я пыталась помогать, а в это время женщина - немецкий пограничник - подняла наши матрацы, посветила фонариком под потолком, собака обнюхала все уголки и не забыла о нас.

“Можете ложиться!” Я не успела попрощаться с соседкой и покорно залезла на верхнюю полку. Меня закрыли на ключ, поезд тронулся и покатил по Западной зоне Берлина. Лежа плашмя на животе, в темноте, я приподняла жесткую шторку окна и стала всматриваться в мелькавшие тени за стеклом. Сначала я видела только глухую бетонную стену, с металлической сеткой и колючей проволокой по верху, вдоль которой наш поезд ехал довольно долго. Минут через пятнадцать этого мрачного пути стали мелькать будки со слабым электрическим освещением, рядом люди в форме с собаками, все стоят лицом к проезжающему поезду. Потом опять стена, а через пару минут из этой мрачной темноты мы вырвались в полосу света. Наш состав набрал скорость, будто хотелось ему поскорее проскочить этот участок, где на его пути замелькали тысячи живых светлячков, которые, двигаясь, то сливались в живые потоки, то их разводило в разные стороны… Что это? Неужели ночной Берлин?! И “этот” Берлин не спит в мрачной летаргии своего соседа! Один город, но какое неравенство, будто один слепой, а другой - зрячий. Этот город сверкал огнями, в ночи я различила кафе, гуляющие парочки, сотни машин… Видение длилось несколько минут, потом поезд опять окунулся в вязкую темноту, опять сбросил скорость, и я опустила штору. Из своего угла, закрытая на замок, я почувствовала, что там, где был неоновый свет, идет другая жизнь, к которой ни меня, ни мою соседку, ни сотни тысяч моих советских соплеменников допускать нельзя. Я тогда не могла определить, какая эта жизнь, почему принято говорить, что “там” свобода, а здесь наоборот… Тогда я еще мало знала о Стене и не очень задумывалась о том, как живут немцы в Берлине.

После того как я оказалась в эмиграции, вторая моя поездка в Берлин случилась в 1987 году. Потом я бывала там много раз, уже после падения Стены, но то, второе, знакомство было столь же сильным, как и первое, мимолетное, из окна ночного поезда.

Наш самолет стал медленно снижаться. Ему нужно было, не промахнувшись, “упасть” в пятачок “своего” аэропорта.

На этом широком авиавираже город распластался, словно птица, и в иллюминаторе было хорошо заметно некое урбанистическое неравенство. Почему-то в одной части Берлина машин было больше, движение гуще, освещение ярче, а в других местах преобладали автомобили ярко-синего цвета и улицы малолюдные и плохо освещенные. Так, с высоты, в сгущающихся сумерках я впервые увидела два лица одного Берлина и знаменитые васильковые немецко-восточные “трабаны”, производством которых так гордилась ГДР. Пахнуло чем-то знакомым и унылым.