Кудринская хроника - Владимир Колыхалов

«Ясно, почему произошел излом: укладывали трубу малым количеством трубоукладчиков и погнули!»

«В местах, где провисла труба, подбивать надо снегом. Снег растает, и труба даст равномерную посадку».

«Стрелы у экскаваторов — слабые. Новая машина, а ее приходится сразу усиливать. Конструкторская недоработка».

«Искусственный грунт? Чепуха! Берега начнет размывать. Переувлажненность в наших местах страшная».

«„Катерпиллер“ в морозы не глушат. Правильно. Чтобы не замерзал, чтобы потом не терять время на разогрев, не портить технику. Удивительная машина — „Катерпиллер“! Ножом срезает полуметровый пласт мерзлоты, точно масло!»

«Роторный экскаватор, машина непрерывного действия, стоит без работы. Расточительность!»

«Трубу фиксировать перемычками через каждые сто метров, чтобы весной ее не подняло паводком».

«Бездействует трубоукладчик. Почему?»

«Прокладка дюкера через речку Кудельку неимоверно затянулась. Страшно затормозились дела у подводников. Видно, у каждого есть в жизни своя Куделька, свой Рубикон».

«Да, положение на трассе можно резко исправить лишь при двухсменной работе. Для освещения ночью электроламповый завод нашего областного центра выделил десять тысяч лампочек, чем полностью удовлетворил запросы строителей. А завод резиновой обуви обеспечил на весну и лето всех трассовиков болотными сапогами».

По профессии геолог, Кучеров впитывал в себя опыт строителей нефтепровода, учился. Именно в Парамоновском районе участок трассы был самый трудный.

Недоделок тут выявилось тогда немало. Зато какое захватывающее зрелище являла собой труба там, где лишь осталось уложить ее в траншею и засыпать. На ум приходили самые неожиданные сравнения: взмывающая ракета… спина кита, всплывшего на поверхность. Солнце ломало лучи на аспидно-черной выпуклости трубы.

3

Размашистым шагом, покачиваясь, Игнатий Григорьевич вошел в кабинет, снял плащ, потер по привычке прохладные сухие ладони. Просторный, красиво отделанный деревом рабочий кабинет секретаря райкома был уже чисто прибран. В отпотевшем графине стоял холодный клюквенный морс. Кучеров любил здесь бывать с утра, когда меньше всего можно ждать беспокойных звонков, когда есть в запасе целый час на размышления, на просмотр свежих газет, на разговоры с руководителями предприятий по программе, намеченной еще с вечера. Кабинет был нужен для заседаний бюро, коротких аппаратных совещаний. Без кабинета, конечно, не обойтись, но лучше всего засиживаться в нем поч меньше. Кучеров так и делал, будучи человеком по натуре непоседливым. Он умел и находил охотно себе работу там, где в нем больше всего нуждались.

Когда на каком-нибудь объекте, на буровой или у сейсмиков возникали трудности, Игнатий Григорьевич спешил туда и старался «разрубить узел». Работы было всегда непочатый край: в одном месте напряжение снижалось, в другом возникало. Избыток хлопот держал его в строгой рабочей форме.

В последние годы вертолет заменил ему все виды транспорта, а Кучеров жаждал проехать на коне в кошеве по снежной равнине, и катер не исключался: ведь на Оби летом такой простор и так легко дышится. Но все это теперь стало отодвигаться на задний план: время продиктовало иные скорости и вынуждало спешить. Сетовал ли в таком случае Игнатий Григорьевич? Нет. Для него самого, как и для других, примером тут был Викентий Кузьмич Латунин, личность крупная, притягательная.

Латунин родом был тоже из окрестных сибирских мест. Обладал он широким умом, сильным характером, завидной работоспособностью и старался разбудить жизнь на обширных просторах Среднего Приобья, которое было печально известно, как край царской ссылки и каторги.

Да, в экономическом отношении бывший Нарымский край основательно приотстал от других областей и краев Сибири. В самом областном центре, в этих «сибирских Афинах», как его называли когда-то, наука, например, кое-как перебивалась в узких вузовских рамках, а старинный город почти не строился. Из богатств здешней земли осваивались стародавние: лес, пушнина, рыба. Да и тут шаги были невесть какие широкие. Зато на соседней тюменщине вовсю уже били газовые и нефтяные фонтаны. Латунину пришлось приложить громадные усилия, чтобы о здешнем болотном крае заговорили иначе, чтобы старинный сибирский город вернул свое утерянное значение.

И Парамоновка вон как расстроилась за минувшие десять лет. Каменные магазины. Дворец культуры, гостиница. Обскую пойму стали осваивать мелиораторы. Преображение земли продолжается, и вот уж стоит на очереди Кудрино. Кучерову в высшей степени было приятно, когда дела хорошо складывались.

А недостатки и недоделки — их, конечно, не избежать. От Латунина их не скроешь — увидит и спуску не даст. Так отчитает за промахи, что хоть сквозь землю проваливайся. Водилась за Викентием Кузьмичом суровость, крутость характера, но понять его было можно: он хотел, чтобы все работники партийного и хозяйственного звена трудились с такой же полной отдачей, с какой он работает сам.

Как-то недавно Кучеров был приглашен Латуниным в город нефтяников на севере нарымской земли. Сказал: смотри и учись, тебе, мол, в Кудрине город строить.

Поехали осматривать энергетический узел. Уже одно то впечатляло, что все конструкции доставлялись сюда авиацией. Начальник стройки докладывал, что отныне северный город обеспечен теплом с перспективной на тройное увеличение жителей. Котельная — три печи. Когда две работают, одна остается в резерве. И мощность внушительная: сто пятьдесят тысяч кубометров воды или пара в час. Энергетический узел снабжен автоматикой.

Слушая толковые, лаконичные пояснения, Латунин не мог сдержать восторга:

— Что сказать? Молодцы! На дальнем севере, за два года с небольшим, воздвигнуть такое сооружение — достойно похвалы. Вы открыли простор будущему своего города и за это спасибо.

А следом за похвалой начались и нелестные замечания: бытовки неряшливые, сиденья грязные, старые. В таком неуютном месте не то что заседания проводить — сидеть просто так стыдно. И стены обшарпанные изнутри и снаружи.

И опять добрый отзыв: понравилась стометровая дымовая труба. Сферическая поверхность, а как ровно выложена!

— Сразу видно, что работали мастера. Откуда? — поинтересовался Латунин.

— Новосибирские каменщики, — ответил начальник строительства. — А уловители вредных примесей мы сделали сами.

— Значит, будете жить в своем городе с чистым воздушным бассейном, — заметил Латунин. — А это в наши дни исключительно важно…

Окружающая среда и охрана ее заботили Викентия Кузьмича постоянно. Все знали, как он годами бился за сохранение сибирского кедра, за эту жемчужину лесов, добивался полного запрещения его порубок, дошел до самых высоких инстанций в правительстве, и, кажется, камень сдвинулся с места.

В северном городе нефтяников Латунин останавливался в гостинице «Кедр», которую так аккуратно вписали в молодой кедровник, отделали деревом изнутри и снаружи, и дерево, кедр в основном, пело, дышало смолой, успокаивало. По широким, разметенным дорожкам вокруг двухэтажного здания Викентий Кузьмич гулял перед сном…

Отложив газеты, Кучеров попытался и дальше представить себе завтрашний день, предположить, в каком русле пойдет депутатский прием в Кудрине. Перед ним лежал список желающих встретиться с депутатом Верховного Совета страны. Записалось восемнадцать человек — не так-то и мало. Но вопросов, по прикидке секретаря райкома, набиралось с лихвой.

Конечно, прежде всего разговоры пойдут о жилье. Теперь немало строят и в Кудрине, однако хватает еще и балков, старых бараков, которые легче снести, чем ремонтировать, и которые продувает насквозь, как цыганский шалаш.

Аптека плохая в самой Парамоновке. И тесно, и шумно в ней. И ссоры случаются в коллективе из-за тесноты. Уж год как утверждена проектно-сметная документация, но некому строить — подрядчика нет.

Не избежать жалоб депутату и на некоторых руководителей. Обюрократились, отдалились от дел насущных. И есть тут, конечно, его вина, первого секретаря райкома Кучерова. Сколько можно терпеть бездеятельность того же Кислова? Заваливает работу райсельхозуправления, а райком партии все новую кандидатуру на этот пост подбирает. Не смолчат о Кислове ни Чуркин, ни Румянцев. И пусть говорят: у них на то есть основания…

Размышляя вот так, Игнатий Григорьевич видел многие свои упущения в работе и вины с себя не снимал. К чему отговорки, увертки, что, мол, одному везде не успеть, за всем не углядеть. Как одному? А целый райкомовский аппарат, исполком, широкий актив? Лучше уж честно признаться, что какие-то звенья ослаблены, что кое-кто не исполняет долга, как того требуется. Цепь крепка слабым звеном. Вот и ищи его, заменяй, укрепляй.