Полночь в саду добра и зла - Джон Берендт

Ровно в семь часов Уильямс открыл входную дверь Мерсер-хауз и вместе со своей матерью и сестрой, Дороти Кинджери, встал на пороге, приготовившись к приему гостей. Женщины были в вечерних платьях, хозяин в черном галстуке и строгом пиджаке. В манжетах его сорочки сверкали сделанные по заказу русского императора запонки работы Фаберже. Джим глубоко вздохнул. – Теперь-то я узнаю, кто мои настоящие друзья.

Ему не пришлось долго ждать. Первые гости уже подходили к дому.

Казалось, им не будет конца – люди приезжали дюжинами и десятками. Скоро число прибывших перевалилo за сотню. Каждый из них тепло приветствовал Уильямса, выражая свои сочувствие и поддержку, а потом входил в дом, оставляя одежду на попечение дворецкого в кабинете хозяина. По мере прибытия новых гостей настроение, бывшее вначале несколько подавленным, стало быстро подниматься. Одетые в белые пиджаки лакеи разносили подносы с напитками и закусками. (Напитков не жалеть, наливать твердой рукой велел Уильямс своему буфетчику.) Вскоре смех и веселье достигли такого накала, что шум заглушил звуки рояля. Уильямс пригласил двести человек и считал, что добьется своего, если придет хотя бы сто пятьдесят. Через полчаса стало ясно, что эта цель достигнута. Джим Уильямс выиграл свой светский плебисцит. Через час он оставил свой пост в дверях и смешался с толпой гостей.

– Какие люди пришли к вам? – спросил я Уильямса. – А какие остались дома?

– Дома остались ханжи и святоши, – ответил он, – те, кто очень ревниво относился к моему успеху в Саванне, и те, кто хотел выразить мне свое неодобрение. Не пришли также те, кто искренне желает мне добра, но боится признаться в этом публично. Те люди, которых вы здесь видите, самодостаточны настолько, чтобы игнорировать любое мнение, ставящее под вопрос их решение прийти. Как, например, вот та леди, Элис Доулинг; ее покойный муж был послом в Германии и Корее. Она разговаривает сейчас с Малкольмом Маклином, бывшим мэром Саванны, а ныне главой ведущей юридической конторы. Маленькая старушка справа от Маклина – это одна из семи женщин, основавших Фонд истории Саванны, Джейн Райт. Она – прямой потомок третьего губернатора Джорджии. А вот справа от нее вы видите внушительного мужчину с седыми усами. Это Боб Минис, один из самых блестящих и влиятельных финансистов Саванны. Его прапрадед был первым белым человеком, родившимся в нашем штате. Он еврей, но это голубая кровь Джорджии, это единственный еврей-член Оглторпского клуба. Дальше направо, у дверей, беседуют двое мужчин. Это – Джордж Паттерсон, бывший президент Национального банка «Либерти», и Александр Ярли, бывший председатель инвестиционного банка «Робинсон-Хамфри», что в Атланте.

Уильямс был похож на игрока в покер, у которого на руках все четыре туза.

– Смотрите, – продолжал он, – там у рояля стоит женщина в ярко-красном платье, с приятным контральто. Это Вера Даттон Стронг – как обычно, в центре внимания и, как обычно, говорит, не закрывая рта. Она – наследница целлюлозного короля Даттона и живет в настоящем дворце на Ардсли-парк. При желании, в этом особняке было бы не стыдно разместить посольство. Вера разводит пуделей. В доме их около дюжины, и добрая половина из них спит в спальне с ней и ее мужем Кэхиллом. А теперь посмотрите на ее слушателя, это директор Телфэйрского музея Александр Гаудиери, и это просто счастье, потому что она не даст ему раскрыть рот при том, что никого не интересует, что он хочет сказать.

Проходя мимо Веры Стронг и ее собеседника, мы уловили обрывки разговора.

– Наследственность с обеих сторон просто великолепна, – говорила миссис Стронг. – Вы бы видели, как себя ведет, у нее очень ровный характер и ясные глаза. А какая умница!

– Опять о собаке! – вмешался в разговор Уильямс. – Кто здесь говорит о собаках? – изумилась в ответ миссис Стронг.

– Не скромничайте, Вера, – поддразнил женщину Уильямс, – «наследственность… великолепна, ровный характер». Да никто и не думает завидовать вам из-за вашего нового пуделя. Продолжайте, продолжайте! Вера Стронг вдруг едва не подавилась.

– Боже мой! Вы меня шокируете, ведь я говорю о невесте Питера. Я же скоро стану свекровью! – Вера откинула назад голову и заразительно рассмеялась. Потом она схватила Уильямса за руку и заговорщически произнесла, понизив голос: – Поклянитесь, что никому об этом не скажете!

Вытянув из Джима страшную клятву, она повернулась к паре, стоявшей рядом.

– Нет, вы видели? Джим подслушал мой рассказ о невесте Питера, но это же убийственно. Я говорила… Уильямс отвел меня в сторону.

– В этом вся Вера Стронг. Ее самый ценный дар – это чувство юмора. А теперь посмотрите на тех двоих, – продолжал Уильямс, кивком головы указав на мужчину средних лет и женщину. – Это Роджер и Клер Маултри. Он был президентом газовой компании до тех пор, пока пятнадцать лет назад не разразился скандал. Однажды ночью они с женой поехали прогуляться и остановили машину в каком-то месте на берегу реки. Подошел ночной сторож и попросил их отъехать, поскольку они вторглись в чье-то частное владение, но они отказались подчиниться. Сторож вызвал полицию. Приехал коп и потребовал у них документы. Роджер разъярился и устроил потасовку с полицейским. Тогда Клер вытащила из бардачка пистолет и крикнула: «Падай, Роджер, сейчас я пристрелю этого сукина сына!». Коп вытряхнул Клер из машины и так намял ей бока, что женщина провела неделю в госпитале. Обоих обвинили в нарушении прав частной собственности, пьянстве в общественном месте, неподобающем поведении и сопротивлении аресту; ее, кроме того, обвинили в угрозе убийства в адрес полицейского, а его – в оскорблении полицейского действием.

Роджер отказался платить мелкий штраф, чтобы покончить с этим делом, и супруги предстали перед судом. На суде Роджер заявил, что место парковки было выбрано не случайно – при свете луны он хотел проинспектировать установку очередной газовой линии, то есть остановка была вызвана служебной надобностью. Самые уважаемые граждане Саванны выступили с лестными характеристиками Роджера и его супруги; совещание присяжных длилось всего двадцать пять минут. Вердикт гласил: невиновны по всем пунктам. Эти двое считают себя выше всякой ответственности, вероятно, поэтому они сегодня здесь.

Уильямс оглядел зал.

– Видите того мужчину в настоящем охотничьем костюме? Это Гарри Крэм – человек-легенда.

Джим имел в виду мужчину лет семидесяти патрицианского вида в ярко-красном фраке с золотым шитьем на кармане.

– Гарри Крэм за всю свою жизнь не работал ни одного дня, – продолжал Уильямс. – Его, можно сказать, сослали в эту глушь. Семья переводит ему денежное содержание из Филадельфии, видимо, надеясь, что он никогда туда не вернется. На эти деньги он ведет великосветскую жизнь – путешествует по миру, охотится, пьет и играет в поло. Гарри – дитя природы, полное первозданного очарования. Рядом с ним – его четвертая жена – Люси. Они живут на Девилс-Элбоу, громадном лесистом острове у побережья Южной Каролины. В столовой висит портрет его деда работы Сингера Сарджента.

Впрочем, и сам Гарри Крэм в своем живописном наряде вполне мог бы позировать для парадного портрета.

– Одно время Гарри удивлял своих друзей тем, что летал над их домами в частном самолете и бросал сверху мешки с цветами, норовя попасть в печную трубу, – рассказывал между тем Уильямс. – Однажды он въехал в отель «Де Сото» верхом на коне. Когда он жил на плантации Фут-Пойнт, то, приглашая к себе на ленч друзей, имел обыкновение предупреждать их, чтобы они приезжали не позже двенадцати. И надо сказать, что для этого были все основания. Без четверти двенадцать он брал с собой бутылку виски, винтовку и забирался на дерево, откуда прекрасно просматривалась дорога, по которой приезжали гости. Как только било полдень, Гарри прикладывался к оптическому прицелу и меткими выстрелами сбивал с радиаторов опоздавших фирменные эмблемы. Это был его способ учить людей хорошим манерам.

Уильямс перехватил взгляд Гарри, и мы двинулись навстречу легендарному охотнику.

– Пока мы не поздоровались с Гарри, я расскажу вам еще одну историю о нем, – предложил Уильямс. – Лет пять тому назад на остров, где жил Гарри приплыли в аквалангах двое морских пехотинцев с окрестной военно-морской базы и вломились в его дом. Они приставили штык к горлу шестнадцатилетнего сына Гарри Питера и прижали мальчишку к двери отцовской спальни. Питер крикнул: «Папа, тут пришли двое со штыками. Говорят, что они убьют меня, если ты не дашь им денег». Гарри ответил: «Пусть подождут, я сейчас вынесу им деньги». Питер знал, что последует дальше, и поэтому, когда его папа появился на пороге спальни, грохнулся на пол. Папа дважды выстрелил из своего револьвера тридцать восьмого калибра, всадив каждому из морячков по пуле между глаз.

Как раз в этот момент мы подошли к чете Крэм.