Любовь искупительная - Франсин Риверс

«ДО СЕМИЖДЫ СЕМИДЕСЯТИ РАЗ».

«Я не хочу Тебя слушать. Я устал слушать. Ты слишком много просишь. Это больно. Неужели непонятно? Неужели Ты не видишь, что она со мной делает?»

«ДО СЕМИЖДЫ СЕМИДЕСЯТИ РАЗ».

Его глаза жгло от подступивших слез, а сердце бухало, как барабан. Она выглядела, как нашкодивший ребенок. Темные тени проступили под синими глазами. Пусть страдает. Она это заслужила. Он увидел синяк на ее шее, от вида которого его затошнило. Она прикрыла его рукой и отвернулась. Он заметил, как она сжалась. Может быть, у нее осталась хоть капля совести. Может быть, ей хоть немного стыдно. Но даже если так, то это скоро пройдет, и она опять будет мучить его.

«Я не могу вынести все это. Господь. Если бы я хоть знал, что она когда–нибудь полюбит меня, то, может быть…»

«ТАК ЖЕ, КАК ТЫ ЛЮБИШЬ МЕНЯ?»

«Это не одно и то же. Ты — Бог! А я всего лишь человек».

— Тебе не надо было возвращаться за мной, — сказала она безжизненно. — Тебе с самого начала не надо было связываться со мной.

— Правильно. Давай, обвиняй меня. — Быть может, она права. Тошнота подступила к горлу. Сцепив руки, он смотрел на нее. — Я произнес слова клятвы и буду исполнять их, как бы они сейчас ни кусались.

Она взглянула на него потухшими глазами.

— Тебе не нужно это делать. — Она тряхнула головой.

— Все получится. Я сделаю все для этого. — «Не Ты ли мне обещал, Господь? Или мне все это приснилось? Неужели она действительно права, а мной руководило только увлечение?»

— Ты обманываешь себя, — продолжала Ангелочек. — Ты ничего не понимаешь. Я не должна была родиться.

Он язвительно рассмеялся.

— Жалость к самой себе. Ты ведь купаешься в ней, верно? Ты всего лишь слепая дура, Ангелочек. Не можешь разглядеть того, что у тебя прямо под носом.

«ТАК ЖЕ, КАК И ТЫ». Она отвернулась к огню.

— Нет, я не слепая. Мои глаза всю жизнь были открыты. Ты думаешь, я не знаю, о чем говорю? Ты думаешь, все это выдумки? Я слышала, как мой собственный отец сказал, что от меня нужно было избавиться с помощью аборта. — Ее голос дрогнул. Она совладала с собой и тихо продолжала. — Как может такой человек, как ты, это понять? У моего отца была жена и достаточно детей. Он сказал маме, что с помощью меня она хочет удержать его; Я так никогда и не узнала, правда ли это. Он прогнал ее. Она больше не была ему нужна. Из–за меня. Он разлюбил ее. Из–за меня.

Она продолжала все тем же тихим, дрожащим голосом.

— Родители мамы были добропорядочными людьми и жили в хорошем окружении. Они не позволили ей остаться, по крайней мере, с незаконнорожденным ребенком. Даже ее церковь отвергла ее. — Одеяло распахнулось, и Михаил снова увидел синяк у нее на шее. Вокруг, там, где она его терла, проступили красные царапины.

«Иисус, зачем Ты поступаешь так со мной?» Было гораздо легче предаться злобе, чем заглянуть в ее страдающую, мучимую душу.

— Тогда мы переехали в порт, — продолжала она тихо. — Мама стала проституткой. Когда мужчины уходили, она напивалась до беспамятства, а Роб пропивал оставшиеся деньги. Она уже не была красавицей, как раньше. Она умерла, когда мне было восемь лет. — Она подняла на него глаза. — Улыбаясь. — Ее губы скривились. — Итак, теперь ты видишь. Это действительно так. Я не должна была родиться. Это было ужасной ошибкой с самого начала.

Михаил сидел, опустив голову, со слезами на глазах. Но в этот раз он плакал не о себе.

— Что было дальше?

Наклонив голову и крепко сжав руки, она сидела, не глядя на него. Повисло долгое, тягостное молчание, прежде чем она вновь заговорила.

— Роб продал меня в бордель. У Хозяина была слабость к маленьким девочкам.

Михаил закрыл глаза.

Она взглянула на него. Конечно же, ему трудно это принять. Какой нормальный человек выдержит рассказ о том, как маленьких девочек заставляли заниматься блудом со взрослыми мужчинами. — Это было только начало, — грустно сказала она, опустив голову, не осмеливаясь поднять на него глаза. — Ты не можешь себе представить, что было потом. Что делали со мной. Что я делала. — Она не сказала ему, что все это было ради выживания. Какое это имеет значение? Ради выживания она решила быть послушной.

Он посмотрел на нее сквозь слезы.

— И ты думаешь, что ты виновата во всем?

— А кто еще? Мама? Она любила моего отца. Она любила меня. Она любила Бога. Но ничего хорошего она за это не получила. Как я могу в чем то винить ее, Михаил? И разве я должна обвинять Роба? Он был бедным, слабоумным пьяницей и думал, что нашел лучший выход для меня. Они его убили. Прямо там, в той комнате, у меня на глазах, потому что он слишком много знал. — Она тряхнула головой. Достаточно. Ему не обязательно знать все.

— Тебе не нужно винить себя, Амэнда.

«Амэнда. О, Боже».

— Как ты можешь после всего называть меня так?

— Потому что сейчас ты Амэнда.

— Когда ты, наконец, поймешь? — воскликнула она. — Это не важно, кто из них так поступил, что бы там ни было, но это все произошло со мной! — Она укуталась в одеяло, обняв себя руками. — Ты пытаешься вникнуть во все это. Но мое прошлое решает, кто я такая. Ты сам это сказал, и ты прав. Я не могу это смыть с себя. Я не могу очиститься. Я могу содрать с себя кожу. Я могу до крови истязать себя. Но ничего от этого не изменится. Эта грязь, от которой я не смогу избавиться, как бы ни старалась. А я старалась, Михаил. Я пробовала. Клянусь тебе. Я боролась, убегала, хотела умереть. Мне это почти удалось, с помощью Магована. Почти. Неужели ты не видишь? Ничего не изменилось. Ничего не может измениться. Я проститутка, и я была рождена для этого.

— Это ложь!

— Нет, это правда. Это правда.

Он наклонился к ней, но она отпрянула, сжавшись и отвернувшись.

— Амэнда, мы пройдем через это, — произнес он. — У нас получится. Я заключил с тобой завет.

— Нет, мы не сможем. Просто отвези меня обратно. — Когда он отрицательно кивнул головой, она умоляюще взглянула на него. — Пожалуйста! Мне не место здесь. Найди себе другую женщину.

— Лучше тебя, ты хочешь сказать?

Ее лицо было белым, как сама смерть, на нем застыл отпечаток боли. — Да.

Михаил протянул руку, чтобы прикоснуться к ее плечу, но она отпрянула от него. Он внезапно осознал почему, и это пронзило его в самое сердце. Она думала, что была запятнана, и поэтому не позволяла к себе прикасаться.

— Ты думаешь, что я святой? — спросил он хрипло. Лишь несколько мгновений назад он отверг и любовь, и Бога, и мог бы даже убить собственную жену. Чем отличалось убийство в мыслях от совершенного физически? Еще совсем недавно его плотская природа наслаждалась мыслями о возмездии и стремилась к этому. Он опустился на колени и взял ее за плечи.

— Мне нужно было бегом бежать в Парадиз. Я не должен был дожидаться, пока вернется Павел, поджав хвост.

Она подняла на него глаза, желая быстро покончить с этим раз и навсегда.

— Я была с ним — чтобы оплатить дорогу.

Боль от этих слов пронзила его, но он не отпустил ее. Михаил прикоснулся к ее подбородку, повернул к себе.

— Посмотри на меня, Амэнда. Я никогда не отпущу тебя. Никогда. Мы будем вместе.

— Ты глупец, Михаил Осия. Бедный слепой глупец. — Ее била дрожь.

Михаил поднялся, чтобы дать ей сухое покрывало. Когда он повернулся, ее глаза были полны страха, она смотрела на него.

— Что случилось? — спросил он, нахмурившись. — Неужели ты думаешь, что я хотел ударить тебя или сделать тебе больно?

Она зажмурила глаза.

— Ты хочешь того, чего у меня нет. Я не могу любить тебя. Даже если бы могла, не буду.

Он наклонился, снял с нее сырое одеяло и накрыл сухим покрывалом. — Почему?

— Потому что первые восемь лет своей жизни я наблюдала за тем, как моя мать терпит наказание за любовь к мужчине.

Он сжал ее подбородок.

— К чужому мужчине, — отрезал он. — А я не чужой, Амэнда. — Он выпрямился и порылся в карманах. Встав на колени, он сунул руку под покрывало и нашел ее руку. Надел обручальное кольцо своей матери на ее палец. — Я делаю это, чтобы официально это подтвердить. — Он нежно прикоснулся к ее щеке и улыбнулся.

Она склонила голову и засунула руку обратно под тяжелые складки ткани. Прижала руку к груди и ощутила каждую царапину и рану, которую нанесла себе. Но что еще хуже, она почувствовала, как внутри опять поднимается надежда.

Искра превращалась в пламя.

Михаил взял полотенце и вытер ей волосы. Закончив, он поднял ее, прижал к себе и стал укачивать в своих объятиях.

— Плоть от плоти моей, — прошептал он. — Кровь от крови моей.

Ангелочек крепко зажмурилась. Его желание к ней со временем утихнет. Он перестанет любить ее так же, как отец разлюбил маму. И если она позволит себе полюбить его так, как мама любила Алекса Стаффорда, он разобьет ее сердце.

«Я не хочу оплакивать себя, спать на смятой постели и пропивать свою жизнь».