Святилище кровавой луны - Зиан Шафер

того, чтобы я их слышала.

Я легко провожу пальцами по траве, чувствуя, как она покалывает мою кожу. Разочарованные прищелкивания онафа становятся почти ритмичными, они как будто убаюкивают меня, раскачивая мой разум вперед-назад, вперед-назад.

– Останься со мной. – Гидеон начинает работать быстрее, каждое его движение пропитано яростью. – Я запрещаю тебе умирать у меня на руках, маленькая луна.

Открываю рот, чтобы заговорить, но он застывает открытым, и я теряю силы сказать что-то еще.

Искры щекочут мою кожу, когда его теплая рука прижимается к моей щеке. Моя душа тянется к нему, желая, чтобы он был ближе ко мне. Место, где его кожа касается моей, вспыхивает фейерверком, как будто так и должно быть при каждом прикосновении. Мои глаза распахиваются, чтобы встретиться с его взглядом, и тихий вздох срывается с моих губ. Ветви над Гидеоном цепляются за небо и протягивают к нам свои костлявые пальцы. Между ними мерцают звезды, появляющиеся и исчезающие из бытия, – дети богини. И все же мое внимание поглощает не яркость неба, а мужчина, который смотрит на меня, и в его глазах отражается все ночное небо, наполненное всепоглощающей болью.

Он медлит.

– Ты мне доверяешь?

Этот вопрос сбивает меня с толку. Доверяю ли я ему? Я не знаю, что ответить на этот вопрос. Я знаю, что он не убьет меня, и ничто в этих глазах не говорит мне о том, что он причинит мне боль. Прямо сейчас. Я слышу, как тени смеются и плачут.

Я киваю и наблюдаю, как его рука опускается к моим ногам, задирая мое верхнее платье и тунику, пока ночной воздух не целует кожу моего живота. Материал отслаивается от раны, но я не чувствую ничего, кроме холода, от которого по спине пробегают мурашки. Мне не нужно спрашивать его о состоянии раны – его глаза говорят сами за себя.

– Будет щипать, – произносит он с напускным спокойствием, но мне кажется, я улавливаю муку, пронизывающую его черты. Или, может быть, мой разум снова играет со мной злую шутку.

Он снова обхватывает онафа двумя руками, используя зверька, чтобы взять пасту и равномерно распределить ее по большому листу. Медленно он прикладывает лист к моей ране, и я вскрикиваю от укуса холода. Он застывает, сглатывая комок в горле, прежде чем прижать лист к моей коже.

Осторожно положив онафа обратно на лесную подстилку, он отпускает существо, и оно убегает настолько стремительно, словно у него горит хвост.

Усталыми глазами я наблюдаю, как он изучает меня в течение короткого мгновения, прежде чем в смятении двинуться с места.

– Твое сердце должно быть выше раны, – бормочет он, словно злясь на себя за то, что не понял этого раньше.

Сильные руки приподнимают меня в сидячее положение, и еще одна гримаса искажает мое лицо, когда боль пронзает тело. Он прислоняет меня к дереву, которое ощущается у меня за спиной как острые камни, а затем снимает свой плащ, аккуратно складывая его. Опустившись рядом со мной, он кладет сложенный плащ перед собой и нежно укладывает меня к себе между ног. Его руки двигаются осторожно, располагая и наклоняя меня так, чтобы его плащ уютно лежал подо мной. Медленно он прижимает меня спиной к своей твердой груди, и я радуюсь мягкости после острых краев дерева.

Я наблюдаю за движением его пальцев, пробегаю взглядом по цепочке вздувшихся вен на его предплечьях.

Действие пасты проявляется почти мгновенно, так как я начинаю чувствовать болезненность в мышцах живота, а приступ тошноты проходит. Несмотря на то что к моим пальцам ног возвращается чувствительность, мой разум все еще окутан дымкой, затуманивающей мои мысли. Но не настолько, чтобы я пропустила звук сопения и прыжков кролика, высунувшегося из-за кустов и перебегающего по тропинке в соседний куст.

Легким прикосновением он убирает каждую прядь волос с моего лица, аккуратно заправляя их за ухо.

– Почему ты можешь прикасаться к этим существам? – спрашиваю я снова.

– Все эти существа сделаны из той же материи, из которой был скроен я. У всех них внутри таится тьма, которая взывает ко мне.

– Ты монстр?

Он долго не отвечает.

– Меня называли и похуже.

У меня перехватывает дыхание, когда его рука перемещается к моей груди, дергая за завязки моей туники. Мы оба, кажется, перестаем дышать, наблюдая, как развязываются нити. Он быстро отстраняется, как только развязывается последняя. Приподняв мою голову, он проводит руками по спутанным волосам, тщательно распутывая их и приводя в порядок, прежде чем разделить их на три части на макушке, все еще держа в руке веревочку.

«Почему ты можешь прикасаться к моей одежде?» – наконец спрашиваю я, когда мой взгляд опускается на платье, которое задрано, обнажая мои бедра.

«Подобное взывает к подобному, – говорит он после недолгого колебания. Он снова делает паузу, наклоняя мою голову вперед и собирая волосы по бокам, прежде чем продолжить. – Все, что является частью тебя, становится частью меня. Всего на одно мимолетное мгновение».

Я сижу, впитывая тепло его тела и игнорируя головокружение в своей душе, наслаждаясь безмятежностью момента.

«Когда ты можешь заглядывать в мои мысли?»

«Когда вы полностью контролируете свое сознание, я не могу заглянуть туда или прикоснуться к вам», – отвечает он.

«Значит, ты можешь дотронуться до пьяного?» – Эта идея сбивает меня с толку.

«Не совсем, – он слегка усмехается, расслабляя мое тело, прежде чем его гнев застревает у меня в горле. – Дэкс, ты была на волосок от смерти. Твой разум был полностью открыт для меня. Ты должна была сказать мне раньше, что тебя отравили», – ругается он, обматывая веревкой мои волосы и завязывая их тугой петлей.

«Я не хотела никого тревожить. Я думала, что ничего нельзя поделать, и гораздо важнее было убраться подальше от Зарлора. – Он кладет напряженную руку мне на талию, хмыкая в ответ. – Кстати, где ты научился лечить отравление ядом йолы», – изумилась я. Лекарства от яда известны не всем.

«Можно сказать, что у моей сестры был дар исцелять», – угрюмо отвечает он, и по моему языку распространяется привкус куркумы. Его слова исходят из места, наполненного сердечной болью и печалью, и моя грудь сжимается пониманием.

«Что с ней случилось?» – образы Америи мелькают у меня в голове: ее заразительный смех, то, как раздувались ее ноздри каждый раз, когда она ела что-то, что ей нравилось.

Его мышцы под моей спиной напрягаются от вопросов.

«Она мертва».

Я ощущаю, будто выросла стена, и он снова замкнулся. И одновременно это похоже на то, что мы оба