Тайга мятежников любит - Евгений Сухов

– Мне, кажется, все понятно… – пробормотала тихо Катя. Слышал ее только Максим. – Радиус поисков можно сузить… Правда, остаются неясности с храмом…

Неясностей с храмом Максим как раз не видел – плюс-минус километр, он представлял, где это. Но вот что касается остального…

От бабки Аграфены они плавно перекочевали к бабке Василисе и там не задержались. Пришлось ему тащить на себе Катину сумку, сделанную в Стране кленового листа. День промчался незаметно – уже темнело. С уходом зноя обострялись запахи – над деревней разносился аромат луговых трав и свежего навоза. Кудахтали куры, трещали сверчки в траве под заборами. Скрипучими мостками они спустились к озеру – по-вдоль камышей открывалась ровная дорога к лесу. Смеркалось как-то быстро – синева над головой наливалась, густела, уже просвечивали звезды, показалась обкусанная луна. У кого-то на подворье протяжно, тоскливо, как-то по-человечески выла собака. «Собачий вой – на вечный покой», – невесело подумал Максим.

– Я прижмусь к тебе, ничего? – девушка дохнула жаром в ухо. Ох уж эти телячьи нежности. Представив, как через полчаса они предстанут перед светлыми очами Аллы Микош, Максим вздохнул и обреченно кивнул. Она вцепилась ему в оба рукава одновременно.

– А поговорить? – проворчал он.

– О чем? – она усиленно делала вид, будто ничего не понимает.

– Тема колдунов в нашей городской беседе была нетактично с твоей стороны опущена.

– Давай позднее, ладно? Ведь есть такой хороший обычай, Максим, – не болтать языком, пока не сделано дело? Я точно знаю – есть. Сглазить можно…

– А еще есть обычай – никакого вранья и тайн от партнера. Или я не партнер, а носильщик твоих вещей?

– А еще защитник, – она как-то нервно прыснула и встала на носочки, чтобы укусить его в шею. – Давай потом поговорим, ну пожалуйста…

Выяснять отношения в темноте – не самое лучшее занятие. Кто они друг другу, чтобы выяснять отношения? Он вел ее краем озера – по топкой глине, зарослям тальника, – благо пафосные костюмы, дорогие ботинки и алмазные запонки остались дома. Катя шуршала дождевиком, хотя дождя не было, и вряд ли в ближайшие дни могло с неба что-то упасть.

Знакомая дородная тетушка (уже без карапуза) гнала гусей от воды. На пригорке с удочкой восседал рыбак, укутанный в непромокаемый плащ, дымил сигаретой и напряженно смотрел на поплавок. На лужайке неподалеку от рыбака паслась пегая лошадь с проплешиной на заднем месте. Услышав шорох за спиной, рыбак вздрогнул, покосился на проходящих.

– Клюет? – спросил Максим.

– Сейчас клюнет, – с заметным прибалтийским акцентом отозвался рыболов, глянул на поплавок и резко подсек. Что-то сверкнуло, рыбка отделилась от крючка, шлепнулась в воду. Рыболов затейливо выругался, путая знакомые и незнакомые слова.

– Надо же, – подивился Максим. – У нас проходят дни эстонской культуры?

– Не эстонской, а латвийской, – мужик сверкнул двухдневной щетиной. Потом задумался. – Хотя, возможно, и латышской. Кому как, молодой человек. Плохо, когда не знаешь толком ни русского, ни… ну, в общем, понятно. Вас что-то удивляет? – рыболов пристроил удочку на берегу, закопался в банку с червями.

– Да нет, мне без разницы, – пожал плечами Максим. – Какого только народа в глуши не перевидаешь.

– Например, таких, как вы, – согласился рыбак. – Столичный житель – и все туда же. Или ошибся?

– Не ошиблись. Неужели вы постоянно живете в Астаховке?

– Десятый год, молодой человек, – сверкнул белозубой улыбкой «местный житель». – К родне переехали с Сармите… Сармите – это моя жена. Вы знаете, здесь неплохо. А главное, не надо думать, как планировать свою жизнь. Суровая природа сама подсказывает решение. Вот только язык, вернее, этот чудовищный акцент… будь он трижды неладен…

– Да нет, у вас неплохо получается, – улыбнулся Максим. – И учиться никогда не поздно.

– Правда, бесполезно, – рыболов кашлянул в кулак. – Рыбки не желаете, молодые люди? – он вынул из воды садок с десятком бьющих хвостами сазанчиков.

– А вам самим не надо? – удивилась Катя.

– Не для пропитания сижу, – рассмеялся рыболов. – Процесса ради. Если у вас нет денег, отдам бесплатно.

– Да нет, отчего же, – засуетился Максим, выгребая из кармана мятые бумажки. – Я думаю, в затерянной глубинке деньги еще никому не вредили. А нам уж точно ваша рыбка не повредит.

– Держите, – протянул рыбак улов. – Садок потом вернете. Обязательно сделайте уху. Такая наваристая – просто пальчики оближете.

Он вытянул из мятой дешевой пачки сигарету и покосился на ободранную лошадь, которая тоже покосилась и придвинулась поближе.

– Отличная кобылка, – похвалил Максим. – Только, ради бога, никогда не курите на лошади. Одна неловкая капля никотина – и вы идете пешком.

– Так это не моя лошадь, – рассмеялся рыболов. – Приблудная какая-то…

Девушка Катя оказалась запасливой туристкой, прихватила в дорогу фонарь, что и спасло от множества неприятностей в ночном лесу. Но от падений спастись не удалось – саднила шишка на лбу, болели руки, изрезанные крапивой. Долго биться с лесом, впрочем, не пришлось – отблески костра доходчиво свидетельствовали, что они на верном пути.

«Стоянку человека» отмечали затоптанные кусты, обломанные ветки лапника, разбросанный мусор.

– Ну что, вредители полей и огородов, живы еще? – приветствовал Максим компанию, выбираясь на поляну. – Как же вы в лесу-то нагадили – лесника бы на вас спустить…

Хмурые студенты, кучкой восседающие у костра, подняли головы и молча уставились на прибывших. Красивее с той поры, как он исчез в зеленой бесконечности, эти трое не стали. На милом личике Аллы несмываемой краской рисовалось страдание. Генка ухмылялся, но получалось, как у истукана с острова Пасхи. Чеснокова была вылитой бабой-ягой в коллективе – косички врозь, глаза воспаленные – не девушка, а компьютерная графика. Лица измазаны чем-то жирным – мазь от комаров, догадался Максим. Явно перестарались.

– Я сейчас расплачусь, – хмыкнул Максим. – Вы даже из трупа слезу вышибете.

Все молчали. Смотрели Максиму за спину, где из мрака вырисовывалась Катя. Генка нарушил молчание и что-то пробормотал о перестановке кроватей в борделе. Алла тяжело вздохнула. Чеснокова что-то вынула из тряпочки, которую держала на ладошке, положила в рот и хрустнула, словно клоп, прибитый тапкой. Над поляной витал какой-то настораживающий запах. А в чугунке над костром побулькивало подозрительное варево.

– Что на ужин? – спросил Максим. – Паштет с трюфелями? Отварная осетрина под соусом? Лебедь с распростертыми крыльями и вызолоченным носом?

Он подошел и принюхался:

– Монастырская баланда?

– Тюремная, – поправил Генка. – Монастырская – похлебка.

– Мы очень нетребовательны, – каменным голосом сказала Чеснокова.

– Это мясо… – прошептала, как неживая, Алла.

– А где взяли? – не понял Максим.

– Само приползло…

Чеснокова издала завораживающий звук и сплюнула в тряпочку на ладошку – видимо, для пущей ферментации. Вздохнув, он приступил к нормальному приготовлению пищи. Слил бурду, пыхтящую в котелке, наполнил котелок свежей водой из пластиковой бутылки, пристроился чистить рыбу. Молчание становилось гнетущим, но он не обращал внимания. Через минуту рядом с ним пристроилась Алла с перочинным ножом, отобрала рыбу. Стала отдирать от сазана чешую. Отталкивая Катю, подобралась Чеснокова, вытянула из садка внушительную рыбину и взвизгнула, когда речная тварь взмахнула хвостом, чуть не отпустила ей затрещину. Генка кинулся отлавливать прыгающего по уголькам беглеца. Атмосфера немного разрядилась.

– Ну не умею я! – гавкнула Чеснокова. – Ни готовить, ни рыбу чистить, ни в тайге жить!

– Хозяйке на заметку, – ухмыльнулся Генка. – Если сомневаешься, что рыба сдохла, ищешь колотушку покрепче – и без жалости по башке. Затем запускаешь большой и средний пальцы под жабры… – Генка стал наглядно демонстрировать, как сделать из нормальной рыбы клочок разлохмаченного каната. Опарафиненная Чеснокова потихоньку захихикала. Но атмосфера до конца не разряжалась.

– Я понимаю, что не вписываюсь в вашу компанию, – тихо сказала Катя, опуская глаза. – Но прошу не забывать, что именно от меня исходило предложение найти коллекцию Шалимова. А также хочу напомнить кое-кому из сомневающихся: со ВСЕМИ вами я поддерживаю исключительно деловые отношения, и не надо никого подозревать в каких-то смертных грехах.

«Хорошие слова, – подумал Максим, сгружая чищеную рыбу в котелок. – Звучат примерно так: позвольте вас еще раз ввести в заблуждение».

Любопытство оказалось необъятным, как родина. Обида, что их оставили в лесу на съедение комарам и прочей лесной чуди, постепенно проходила. Всем хотелось знать, что будет утром. Максим хранил загадочное выражение лица, понимая в перспективах не больше окружающих. А та, что имела информацию, откровенничать не собиралась. Несколько минут она рыскала по окрестным пущам, свалила в ложбину у костра груду еловых лап, удалилась в спальный мешок, отвернулась. Конфликт исчерпался. Генка шутя позадирал Чеснокову, Чеснокова в долгу не осталась, и все расползлись оборудовать «спальные места». Ревность подстегнула страсть – Алла в эту ночь была нежна, как никогда, забыла, что кругом люди, что партнер небрит и страшнее трубочиста.