Блуждающая в Пустоте - Аарон Дембски-Боуден

Талос наблюдал это действо, находясь у хирургического стола. Он внимательно наблюдал за тем, как её вырвало во второй раз.

— Я понял, — произнес он, — это естественно для всех особей женского пола в твоем… положении. Позывы к рвоте являются частью естественного процесса.

— Да нет, тут другая причина, — выдохнула она, прежде чем её внутренности сдавил очередной спазм, заставив её изрыгнуть еще одну порцию кислой массы.

— У меня почти нет опыта в подобных вопросах, — признался воин. — Мы мало изучали состояния человека в период вынашивания детей.

— Не в этом дело, — прохрипела навигатор. Бесчеловечный глупец, у него мало опыта! Некоторые из её слуг также как и она сама упали на пол, задыхаясь и кашляя от того, что они успели увидеть и почуять. Она выползла из комнаты не без помощи Вулараи и остальных. Едва оказавшись за её пределами, Октавия смогла подняться на ноги и перевести дыхание, как из её глаз потекли слезы.

— Заприте дверь, — произнесла она, задыхаясь.

— Хозяйка? — вопрошал один из её слуг в замешательстве. — Я подумал, вы хотели войти сюда.

— Закройте дверь! — теперь она уже шипела, чувствуя , как внутренности снова скручивает рвотный спазм. Трое слуг пока еще не пришли в себя, но додумались выйти из пыточной камеры.

Вулараи повиновалась. Шлюзовая дверь в пыточную камеру с грохотом закрылась. Несмотря на маску из бинтов, она задыхалась и едва могла говорить.

— Те люди на столах, — произнесла она. — Каким образом они еще живы?

Октавия отерла остатки желчи с губ и потянулась, чтобы перевязать волосы в конский хвост.

— Кто-нибудь, дайте мне дыхательную маску. Я войду обратно.

— Нам нужно поговорить, — сказала она, обращаясь к воину.

Лежавшее на операционном столе полумертвое тело застонало, не в силах больше вопить. От него осталось столь мало, что Октавия даже не смогла определить его пол.

Талос взглянул на нее. клинки в его руках были влажными и красными от крови. Четыре освежеванных тела были подвешены на грязных цепях вокруг центрального стола и истекали кровью. Он видел, как её взгляд перескакивал от тела к телу, и начал объяснять нечеловечески спокойным голосом.

— Они все еще живы. Их боль изливается в сознание вот этого, — Повелитель Ночи провел окровавленным ножом вдоль лишенного кожи лица пленника. — Оно зреет, наливаясь агонией. Ни их глотки, ни языки, ни легкие больше не просят смерти… но я слышу как их шепот ласкает мой череп изнутри. Осталось недолго. Мы уже близко к завершению. Так о чем ты хотела поговорить со мной, навигатор?

Октавия набрала сквозь фильтр дыхательной маски в легкие воздуха.

— Я хочу, чтобы ты сказал мне правду.

Талос снова взглянул на нее, а с тел продолжала капать кровь: кап, кап, кап.

— Я никогда не лгал тебе, Октавия.

— Я никогда не пойму, как ты умудряешься говорить как святоша, стоя посреди бойни, Талос, — она вытерла глаза. Слабые струйки тепла вытекали из растерзанных тел, заставляя их слезиться.

— Я такой, какой есть, — ответил он. Ты отвлекаешь меня, поэтому попрошу тебя поторопиться.

— И эти благородные манеры, — мягко произнесла она. Стараясь не смотреть на выставленную на показ бойню. Кровь стекала по желобам в решетку под столом. Ей не хотелось знать, куда она вела. Она предположила, что там, на палубе под ними что-то питалось стекавшей кровью.

— Октавия,.. — произнес он предостерегающим тоном.

— Мне нужно узнать кое-что, — сказала она. — Мне нужно знать правду обо всем этом.

— Я сказал тебе правду, как сказал и то, чего жду от тебя.

— Нет. Тебе пришло в голову, что нам нужно попасть сюда. А теперь здесь эта…резня. Ты знаешь больше, чем говоришь нам. Ты знаешь, что если Империум решит ответить на твои деяния — он ответит силой.

Он кивнул.

— Похоже на то.

— И мы не сможем сбежать.

— Вроде того.

Кислородная маска Октавии щелкала при каждом вдохе.

— Ты делаешь то же, что делал он, так ведь? Ваш примарх умер, доказывая свою правоту.

— Умирать здесь в мои планы не входит, терранка.

— Не входит? В твои планы не входит умирать здесь? Да твои планы и яйца выеденного не стоят, Талос! Никогда не стоили!

— Рейд на станцию Ганг был весьма успешным, — отметил он. — И мы обратили в бегство Саламандр на Виконе.

Его веселость только разжигала её гнев:

— Ты считаешь себя лидером. Ты распоряжаешься тысячами душ, а не просто горсткой воинов.

Воин издал рычащий смешок.

— Трон Пламенеющий, ты действительно думаешь, что мне есть дело до каждой твари, что живет на этом корабле? Да ты с ума сошла, девочка. Я — воин Восьмого Легиона, не больше, не меньше.

— Ты бы мог убить Септима.

— Я непременно сделаю это, если он еще раз бросит мне вызов. Если в какой-то момент его неповиновение перевесит его ценность, он умрет освежеванным и безглазым вот на этом вот столе.

— Ты лжешь. У тебя злое сердце и душа, но ты не тот монстр, каким притворяешься.

— А ты, терранка, испытываешь мое терпение. Убирайся с глаз моих долой, пока твои раздражающие театральные выпады не уничтожили его последние крохи.

Но она не ушла. Октавия сделала глубокий вдох, выравнивая дыхание и стараясь взять под контроль свой упрямый гнев.

— Талос, ты всех нас погубишь, если не будешь осторожен. Что если ответом Империума будет не одинокий спасательный корабль, который заберет выживших, чтобы они рассказали пару страшилок, а огромная флотилия? Вероятно и то, и другое. Если они обнаружат нас поблизости — мы трупы. — Она указала на корчащееся тело на столе — ты хочешь отравить варп их страданиями и уничтожить всякую надежду на безопасный полет по Морю Душ, но и для меня это будет не легче. Я не смогу провести нас по бушующим волнам.

Несколько секунд Талос молчал, после чего ответил:

— Я знаю.

— И ты все еще намереваешься пойти на это?

— Это один из благословенных моментов со времен Великого Предательства, когда я и мои браться снова почувствовали себя сыновьями своего отца. Никакого мародерства, никакого стремления просто выжить — мы снова делаем то, для чего были рождены. Ради этого стоит рискнуть.

— Половина из них убивают лишь ради того, чтобы убивать.

— Так и есть. И это тоже путь Восьмого Легиона. Наша родина Нострамо не отличалась высокими нравами.

— Ты не слушаешь меня.

— Я слушаю тебя, но ты говоришь, сама не ведая о чем. Ты не понимаешь нас, Октавия. Мы не те, кем ты себе нас представляешь, потому что вы никогда не понимали нас. Ты судишь нас с позиции человеческой морали, будто нас когда-либо сковывали те идеалы. Жизнь имеет несколько иное значение для Восьмого Легиона.

Она надолго закрыла глаза.

— Я ненавижу этот корабль. Я ненавижу эту жизнь. Я ненавижу тебя!

— Самые разумные слова, которые я когда-либо от тебя слышал.

— И мы все умрем здесь, — произнесла она наконец, беспомощно сжимая руки в кулаки.

— Все умирают, Октавия. Смерть ничто в сравнении с отмщением.  

XVII

Первые шаги 

Последняя жертва умерла, и Сайрион остался один.

Он сидел, прислонившись к стене, дыша сквозь влажные от слюны зубы. Зажатый в руке гладий стучал по испачканному палубному настилу. Его все еще била дрожь. Приятные отголоски смерти человека играли в его сознании. Настоящий страх. Настоящий ужас. Не то глухое марево боли, что осталось от астропатов и прочих жертв — на этот раз ему попался полный сил, стойкий мужчина, не желавший умирать. Сайрион лелеял взгляд его глаз, когда гладий резал и рубил плоть. Он испытывал страх и молил о пощаде до самого конца: до самой грязной, бессмысленной смерти на нижних уровнях корабля.

Он был нужен Повелителю Ночи как глоток воды умирающему от жажды после хладнокровного извлечения боли из пленных. О, эти последние минуты жизни члена экипажа, когда его слабеющие пальцы беспомощно скребли по лицевому щитку Сайриона! О, прекрасные последние штрихи — какая изысканная тщетность! Он ощущал почти осязаемую сладость того отчаянного страха как нектар на языке.

С его губ сорвался стон, вызванный волной возбуждающих химикатов, затопляющих мозг и кровь. Все-таки хорошо быть сыном бога. Даже несмотря на проклятие. Даже не смотря на то, что сами боги иногда наблюдали за ним слишком внимательно.

Кто-то где-то произнес его имя. Сайрион не обратил внимания. Он не собирался подниматься на верхние палубы и возвращаться к хирургической резне, которой нужно было заняться. Это могло и подождать. Прилив начал отступать, заставляя дрожать его пальцы.

Странное название — прилив. Он не мог вспомнить, когда впервые узнал название своего дара, но оно достаточно хорошо подходило. Скрытая психическая сила не была удивительно редким явлением в Восьмом Легионе — как впрочем, в любом из легионов, — но она оставалась источником тайной гордости. Сайрион не был рожден психически одаренным, или же прикосновение шестого чувства было настолько слабым, что так и осталось незамеченным на многочисленных испытаниях при принятии в Легион. Просто в течение многих лет, что они провели в Оке Ужаса, это стало происходить все чаще и чаще. Его чувство стало расцветать подобно цветку, раскрывающемуся в свете солнца.