Побег с Лазурного берега - Антон Леонтьев

Последние дни уходящего года были самыми тяжелыми в его жизни. Чтобы не сойти с ума от отчаяния и безмерной боли, Майкл отправился в бар, где напился до такой степени, что еле держался на ногах. Оттуда он завернул к мадам Хильде, дородной негритянке, содержавшей подпольный бордель.

– О, кого я вижу, моего красавчика Майкла! – воскликнула мадам Хильда, приветствуя гостя. – С Рождеством тебя, малыш. Наша вечеринка в самом разгаре!

Майкл плохо помнил, что с ним было дальше. Мелькали разноцветные женские тела в разноцветных платьях, женские тела без платьев, бутылки, хохот, белый порошок.

Он покинул бордель только в первый день нового года. Шатаясь, вышел из заведения мадам Хильды и направился к себе домой. На тротуаре он наткнулся на газету, где на первой полосе сообщалось о смерти юной наследницы империи Вандерштоков. Сообщалось, что Дженни Уилсон погибла в результате нелепого несчастного случая. Похороны были назначены на третье января в загородном поместье Гертруды.

Майкл попытался проникнуть на церемонию, но его задержали охранники. К Майклу вышел бледный отец Дженни профессор Герберт Уилсон.

– Майкл, Гертруда не должна знать, что вы здесь, – сказал он, – иначе вам несдобровать.

Он вложил в руку Майклу золотой медальон с ангелом и горько произнес:

– Мне очень жаль, Майкл. Дженни любила вас, и я знаю, что вы любите ее. И почему только так произошло... А сейчас вам лучше уйти.

Пятого января Майкла затребовал к себе вернувшийся из Майами-Бич Сид Лоретти. К тому времени Майкл принял решение – он останется. Сделает вид, будто ничего не произошло. Будет по-прежнему работать на Сида. Ведь смысла в его жизни больше нет – Дженни умерла.

– Вижу по твоему лицу, что ты хорошо отдохнул, – сказал Сид. – Но праздники праздниками, только нельзя забывать и о работе. Майки, завтра в порт придет корабль из Панамы, на его борту будет контейнер с коксом...

* * *

О похищении трехлетнего сына сенатора Уоррена С. Лифердейла-младшего в сентябре 1970 года не говорил только ленивый. Многочисленные комментаторы и журналисты уже называли его «преступлением века», а некоторые телеведущие цинично обсуждали, превзошло ли похищение сына сенатора Лифердейла по своей скандальности похищение ребенка великого пилота Чарльза Линдберга.

В этих двух преступлениях было много параллелей. Как и Чарльз Линдберг, сенатор был известной персоной, одним из столпов нью-йоркского общества, его прочили в возможные кандидаты от демократов на президентских выборах 1972 года. Сенатору было сорок шесть лет, он был женат на дочери всемогущего банкира и являлся обладателем состояния, оцениваемого в двести миллионов. Уоррен С. Лифердейл-младший возглавлял сенатский комитет по бюджету и обладал реальным политическим весом. Тесть начал продвижение сенатора в президенты, и фотографии счастливой семьи – сам сенатор, его прелестная жена, младше его на пятнадцать лет, их первенец Джонни – появлялись на страницах самых популярных газет и журналов, сенатор охотно выступал в телевизионных программах и активно участвовал в светской жизни Нью-Йорка.

Малыша Джонни похитили вечером восьмого сентября из виллы сенатора, расположенной на Лонг-Айленде. Уоррен С. Лифердейл-младший и его супруга в тот вечер были на приеме у влиятельного промышленника и вернулись домой около двух часов ночи. Спальня Джонни была пуста, в кровати ребенка не было, а на полу лежала гувернантка мальчика, которой кто-то перерезал горло.

Похититель проник на второй этаж по лестнице, разбил окно и украл Джонни. В кроватке он оставил записку, составленную из букв, вырезанных из газетных заголовков: «Если хотите получить ребенка живым, готовьте два миллиона долларов. У вас двадцать четыре часа. Иначе Джонни умрет».

Сенатор тотчас позвонил директору ФБР, своему хорошему другу, и тот немедленно прислал своих лучших людей, специалистов по поимке похитителей детей. Уоррен С. Лифердейл-младший пытался утаить факт похищения Джонни от общественности, но кто-то из слуг проговорился, и спустя всего несколько часов о варварском преступлении говорила вся страна.

ФБР тщетно пыталось установить личность похитителя или похитителей. Ровно через сутки в особняке сенатора зазвонил телефон. Руководитель группы агентов велел сенатору снять трубку.

– Уоррен, – раздался бесплотный голос, – цена твоего малыша в связи с вакханалией, учиненной прессой, возросла на один миллион. В шесть часов утра я жду тебя одного, без полиции и ФБР, в порту, на двадцатом пирсе. Деньги должны находиться в трех мешках, в банкнотах по двадцать долларов. Если что-то мне не понравится, Джонни умрет.

У сенатора было меньше четырех часов, чтобы собрать нужную сумму. В шесть утра он находился на двадцатом пирсе. По настоянию Уоррена С. Лифердейла-младшего его никто не сопровождал. Полиция и ФБР окружили порт и не сомневались, что схватят похитителя или его сообщника при передаче денег.

Что произошло далее, никто толком не знал. Вроде бы сенатор обнаружил на пирсе пижамку своего сына, в которую было завернуто письмо с требованием зайти в одно из складских помещений и бросить мешки с деньгами в длинную трубу, уводившую куда-то вниз. Сенатор так и сделал и вернулся домой в уверенности, что Джонни уже там.

Похитителям удалось покинуть порт вместе с деньгами, несмотря на широкомасштабную полицейскую операцию. Больше сенатору никто не звонил – Джонни он так больше и не увидел. Лифердейл выступил по телевидению, обратившись к похитителям и пообещав им еще столько же, сколько уже заплатил, если только они вернут ему Джонни живым и невредимым. На полицию обрушилась лавина звонков сумасшедших и циничных людей, выдававших себя за похитителей и желавших получить три миллиона долларов. Но подлинные киднеперы так и не объявились.

* * *

Майкла разбудил телефонный звонок. Он схватил трубку и недовольно буркнул:

– Ну, чего надо?

– Приезжай немедленно ко мне, – услышал он голос Сида Лоретти.

Майкл не успел спросить, что случилось и зачем он понадобился боссу в половине четвертого утра. Молодой человек сполз с кровати, быстро принял бодрящий ледяной душ и оделся. Он лег спать около двух, проведя вечер в заведении мадам Хильды. Если он требуется Лоретти в такой неурочный час, значит, случилось что-то непредвиденное. Интересно только, что именно?

В начале пятого он был в особняке Лоретти. Тот ждал его в кабинете, нервно прогуливаясь взад-вперед. Завидев Майкла, Лоретти воскликнул:

– Ну наконец-то ты приехал! А то я уж думал, что ты снова завалился спать!

– В чем дело, босс? – спросил Майкл.

Сид Лоретти ответил уклончиво:

– Сейчас обо всем узнаешь. Похоже, нам светит большой куш. Поехали!

Босс очень редко сам шел на дело, так что Майкл сразу понял – речь идет об очень больших деньгах. Они покинули особняк через черный ход, сели в автомобиль Майкла и поехали. Лоретти указывал ему дорогу.

Сид все опасался, нет ли за ними «хвоста», но Майкл успокоил босса. Он был уверен – за ними никто не следит.

– Так что же случилось, босс? – спросил он еще раз, но Лоретти загадочно покачал головой:

– Майки, мальчик мой, сейчас ты сам все увидишь, собственными глазами.

Они находились где-то в Бронксе. Лоретти велел остановить автомобиль около заброшенного высотного здания, и Майкл увидел одного из людей босса. Они последовали за ним.

Под ногами хрустели осколки бутылок и скрипели камни. Они спустились по шаткой лестнице вниз и остановились около массивной металлической двери. «Шестерка» распахнул ее, почтительно пропуская в подвал Сида Лоретти и Стального Майки.

Их глазам предстала небольшая жилая комната, обставленная бедно и убого – несколько колченогих стульев, круглый стол, покрытый желтой клеенкой. На кровати, вытянувшись, лежал человек – невзрачный мужчина лет сорока пяти, с длинными седыми волосами и жидкими усами, производивший отталкивающее впечатление.

Майкл удостоверился, что обитатель трущобы мертв – кто-то засадил ему в сердце нож.

– И ради чего мы притащились сюда? – усмехнулся Майкл. – Босс, если кто-то и пришил этого субъекта, то нам-то какое дело?

– Его пришил я! – с гордостью ответил «шестерка», явно ожидая похвалы со стороны Лоретти и Майкла. – Он давно мне глаза мозолил. Сразу видно – чего-то очень боялся и скрывался от полиции.

– Чего именно он боялся, мы теперь точно не узнаем, – ответил Майкл и накрыл мертвеца грязным стеганым одеялом.

«Шестерка» поманил их согнутым пальцем, Лоретти и Майкл оказались на импровизированной кухне – примус, закопченный чайник, несколько тарелок и бокалов.

– Я сразу понял, что этот тип замышляет какое-то преступление, – сказал «шестерка». – Пришлось, перед тем как убить, немного его помучить. Мужик оказался жидким и почти сразу все выложил. Тогда я сразу позвонил вам, босс!