Как государство богатеет… Путеводитель по исторической социологии - Дмитрий Яковлевич Травин

свободы и выполнять эти гарантии. И, напротив, если жизненные условия продолжают ограничивать активность людей – стремление к свободе не проявляется, никаких действий в поддержку свобод не происходит, маловероятно, что правители эти свободы гарантируют; но даже если это случится, то им очень легко эти гарантии отменить [Там же: 63–64].

Этот вывод опровергает давно сложившиеся в России представления, что народ наш, мол, плох, поскольку никогда толком за свободу не боролся. Теория Вельцеля показывает, что в наших представлениях причину и следствие надо поменять местами. Ни один народ не борется по-настоящему за свободу, пока беден, темен и зависим от ужасающих внешних обстоятельств. Лишь материальный прогресс ведет к пониманию ценности свободы. Когда появляются поколения, понимающие, за что бороться, тогда и начинается серьезная борьба. Именно это мы можем увидеть сегодня, если хотим понять, что происходит в России. За свободу борются благополучные люди, знающие, зачем она нужна, тогда как замученные своими цепями пролетарии являются надежной опорой авторитаризма. По мере развития общества первых будет становиться больше, а вторых меньше. Если же экономика у нас рухнет, то автократия, скорее всего, окрепнет, поскольку обнищавшие массы будут искать защиты у государства даже ценой утраты свобод.

Вода есть, а счастья нет

В этом разделе книги меня, однако, интересует историко-социологический аспект: как автор «Рождения свободы» объясняет причины развития общества. Какие страны со временем становятся успешнее? Почему это происходит? Как разбогатела Европа? Когда я дошел до главы, повествующей об этом, концепция Вельцеля напомнила мне сказку «Каша из топора». Суть ее в том, что солдат попал как-то раз к жадной старухе, не желавшей его накормить, и предложил сварить кашу из топора. Попросил лишь котелок и воду. Хозяйка дала, не поскупилась. Когда вода с топором закипела, солдат сказал, что для вкуса надо бы добавить соли щепотку. Старуха на соль расщедрилась. Потом через некоторое время «повар» заявил, что с маслицем, пожалуй, каша вкуснее окажется. Хозяйке захотелось попробовать вкусной каши, и она принесла масла. Наконец, солдат дал понять, что блюдо совсем уж почти готово, но, если положить в него крупы, то получится идеально. Тут же нашлась в доме, конечно, и крупа. После чего осталось лишь убрать топор и съесть кашу.

Достижения в развитии тех или иных народов Вельцель объясняет исходными географическими условиями. Точнее наличием прохладного климата и водной автономии [Там же: 147]. Проще говоря, если в некотором царстве, некотором государстве жить с давних времен было не жарко, а также если там в достаточном объеме имелись вода, необходимая для орошения полей, и водные коммуникации для торговли, то страна эта могла добиться значительных успехов. Концепция эта привлекает внимание, поскольку, как говорилось в этой книге, модернизацию принято во многих теориях объяснять формированием хороших институтов (то есть «правил игры») вроде частной собственности, рынка, демократии. Порой модернизацию ставят в зависимость не от институтов, а от культуры: успешны, мол, те народы, в этике которых заложены трудолюбие, страсть к порядку, уважение к собственности. Наконец, когда-то были распространены и расистские теории успеха, ставившие во главу угла врожденное расовое превосходство народов. Географией модернизацию объясняют не часто, а потому хочется понять, как это делает Вельцель.

Понять, однако, оказывается сложно. Первое возражение, приходящее в голову, сводится к тому, что география-то тысячелетиями не меняется, а истинные успехи в развитии появляются лишь в последние века. Европа идеально подходит под условия Вельцеля – климат не жаркий и воды много, – но до начала Нового времени никаких признаков особого европейского успеха не прослеживалось. Автор, впрочем, это понимает и говорит, что теория у него не детерминистская [Там же: 148]. В начале развития находятся благоприятные природные факторы.

Медленно, но устойчиво эти факторы благоприятствуют отбору эмансипативных черт личности, таких как индивидуализм. Эмансипативные черты предрасполагают людей к тому, чтобы требовать свобод, стремиться к их утверждению и использованию. Когда такие личностные черты начинают преобладать, идеологические и институциональные традиции, проникнутые «эмансипативным духом» укореняются легче [Там же: 157].

Вода и климат лишь формируют исходные возможности для развития, а начинается это развитие в Европе около 1450–1500 годов, когда добились большого успеха в экономике европейские города, сформировались городские рынки и географические преимущества региона смогли проявиться в полной мере [Там же: 339]. Природные условия способствовали успешному развитию сельского хозяйства. Городские рынки сформировали спрос на хлеб, мясо и вино. Численность бюргеров стала быстро увеличиваться. У них возник серьезный запрос на свободу. А добившись свободы, горожане обеспечили еще более быстрое развитие. Так и сформировался европейский феномен богатого, успешного и свободного общества.

В целом, наверное, с этой картиной модернизации можно согласиться. И если не придираться к «мелочам», концепция Вельцеля выглядит убедительно. Но вот беда: мы живем в России, ставим вопрос о причинах отставания нашей страны, и слишком общие ответы, не уделяющие внимания деталям, для отечественной исторической социологии не подходят. Климат у нас в России прохладный, как и требует Вельцель, дождей для орошения обычно хватает, судоходные реки текут в нужные моря и продуктами сельского хозяйства можно спокойно торговать. Но с модернизацией в районе 1500 года дела у нас не сложились. Русские города сильно отличались от западноевропейских. Отечественные рынки не сформировали свободолюбивое бюргерство. И когда мы пытаемся разобраться в причинах российского отставания, вопрос о климате и воде нас интересует меньше всего. А вот вопрос о том, почему при подходящих природных условиях, у нас не сложилось множества других важных условий успешного развития, очень волнует. Получается, что климат и вода, которые Вельцель закладывает в основу своей концепции, это как топор из сказки. Ну или котелок с водой. Сами по себе они кашу не создают. Интересен же по-настоящему вопрос, как тем или иным народам удалось найти соль, масло и крупу. Но для концепции Вельцеля это «мелочи», внимания которым не уделяется.

Куда делись столетия

Впрочем, при внимательном рассмотрении даже западноевропейские реалии его концепция плохо объясняет. Во-первых, города в Европе сформировались не к 1500 году, а примерно на два тысячелетия раньше. И для того, чтобы объяснить, почему из античных городов модернизация не вышла, а из городов Нового времени вышла, нам придется искать что-то посерьезнее, чем книга Вельцеля. Во-вторых, великое расхождение Европы с Востоком (в частности, с Китаем) началось все же не на рубеже XV–XVI веков, а в XVIII столетии. К этому времени европейские города давно уже демонстрировали динамизм, но чего-то там все же не хватало для начала промышленного переворота. И связать успех этого переворота в XVIII–XIX веках с исходными условиями Вельцеля – климатом и водой – оказывается совсем трудно. В-третьих, тезис о том, что у европейцев в целом к 1450–1500 годам сформировались эмансипативные черты личности, не подтверждаются историческими фактами. Эти черты сформировались в основном у бюргерства отдельных городов, начавшего борьбу за свободу, тогда как крестьянство, жившее непосредственно «у водички», обычно выступало в качестве консервативной силы, тормозящей перемены.

Создается впечатление, что автор «Рождения свободы» запросто разбрасывается столетиями: один век туда, пару веков сюда: для Кристиана Вельцеля – это частные моменты, не стоящие серьезного анализа. В конечном счете, мол, все в теории сойдется. Но ведь между той эпохой, когда природа действительно была важна для развития, и той эпохой, когда Европа явно обогнала остальной мир, лежит столь долгий промежуток времени, что хочется книгу Вельцеля отложить на дальнюю полку и найти книги, в которых авторы разбирают не географические, а институциональные проблемы. В этих книгах, кстати, обычно много внимания уделяется конкретной истории успешных стран (где важны не только столетия, но даже переломные, судьбоносные десятилетия), тогда как у Вельцеля истории нет вообще, но есть много расчетов и графиков, подтверждающих очевидные, в общем-то, вещи.

Спору нет, в мягком климате с хорошей водой жить лучше. Это ясно и без научных трудов. Но чтобы понять, как и почему люди в подобных условиях меняют мир, нужно изучать много исторической конкретики, а не ограничиваться общими фразами.

Гуманитарная революция

Стивен Пинкер о том, как становятся цивилизованными

Для краткой характеристики книги канадско-американского специалиста в области психологии и когнитивных наук Стивена Пинкера «Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше» (М.: Альпина нон-фикшн, 2021) вполне подходит название старой советской телепередачи «Очевидное – невероятное». Большинству читателей выводы автора, наверное, покажутся невероятными, тогда как для узкого круга специалистов, изучающих историю, историческую социологию и психологию, они будут очевидными. Но поскольку знания узкого круга редко становятся