За секунду до сумерек - Евгений Штауфенберг

только однажды, как раз на границе перед марями.

Местность была необычайная, низина уже началась, но часто тут и там попадались довольно крутые холмики, лысые почему-то, их вершины возвышались над сплошной и очень густой шапкой гнилого кустарника, и все это вместе затянуло свежей молодой порослью черновницы и прямолиста, которые он видел и в Деревне на топи.

Они как раз остановились обсудить, как идти дальше, когда из-за цепи невысоких холмиков показались верховые, вооруженные люди, какой-то разъезд орды. Между ними расстояние было примерно полета нескольких копий, их тут же увидели. Чий даже заметил, как изменились в лицах передние всадники, дальнейшего он уже не видел. Он не знал, погнались за ними или приняли за каких-нибудь местных дикарей, сорвавшись с места, они всей толпой кинулись вперед, в чащу. Такие моменты обычно плохо запоминаются, время сжимается, и в памяти остаются какие-то случайные ощущения, обрывки от всего происшедшего. Он запомнил, как со всего маху рухнул в ветки, тут же по колено уйдя в жижу под дерном, как хватал ртом воздух, когда бежал, обдирая руки, падал, цепляясь за гнилые скользкие корни. Снова вставал и опять падал, и страх, что вот сейчас его догонят.

На открытое место они вышли уже по темноте, никто не знал, где они теперь, но Тольнак обещал, что выведет (и до сих пор обещает), и сразу же решили ложиться спать. Вот в тот вечер он и услышал их разговор. Чий проснулся ночью, неожиданно легко и сразу понял, что спать больше не хочется. Все вокруг было мокрым от росы, и он сам, даже штаны пропитались, он уже хотел подняться, как вдруг понял, что его разбудило. Где-то рядом говорили тихо, но, если прислушаться, становилось более или менее понятно. Голоса он узнал сразу. Один принадлежал Израну, а другой, чуть побасовитее, Вороту. Чий подумал, что из-за него он, скорее всего, и проснулся. Ссадина на лбу горела, он попытался незаметно повернуться.

– Да лучше так. Я тебе говорю. Даже хорошо, что сбились.

Ворот что-то зашептал возражающим тоном.

– Кто найдет? Он? Ничего он не найдет. Ты не понимаешь, отсюда только назад. Они через неделю все… Дальше говорили в основном тише, но Чий уже примерно догадывался о чем, еще несколько раз до него долетали слова и отдельные фразы, что-то о Тольнаке, пару раз о доме и еще один раз, это его особенно насторожило, или даже его, вообще, только из-за этого насторожило. Он долго не слышал ничего конкретного, одну лишь интонацию и отдельные звуки, но ему чудилось, обсуждают не то его самого, не то Краюху, он и сам не понимал, почему, никаких имен слышно не было, совсем ничего, а потом он услышал то, от чего у него аж внутри похолодело.

«Значит, голову пробить надо дубиной или наконечником лучше, можно…»

Изран не шутил. Так никто бы шутить не стал не из-за темы разговора, с такой интонацией не шутят, заинтересованно-вопросительно и спокойно, как об уже происшедшем.

Чий испугался, в ушах стучало от ударов собственного сердца, со страха он постарался еще сильнее вжаться в землю. Лежать было очень неудобно, казалось, что его вот-вот заметят, и, как назло, горела и чесалась ссадина на лбу. Так спокойно говорили сейчас о нем самом, о том, что ему собираются пробить голову. Ему представился Изран, тогда, во время их разговора у ямы, участливый, внимательный вроде, в этой его манере общаться, коротко спрашивать, смотреть широко открытыми глазами в упор и кивать иногда, а на самом деле все это время иметь ввиду, что при первой необходимости вот ему, которому сейчас киваешь и едва ли не хлопаешь, его по спине, надо будет пробить голову дубиной или чем там придется. И вслед за этим почему-то некстати вспомнилась та толпа слепцов, которую Чий представил тогда, у ямы.

Конечно, все это было надуманно, оснований считать, что разговор о нем, не существовало, но в то, что это не так, что не про него, просто не верилось. «А, может, Краюха», – пронеслась нелепая мысль, он чуть было ей не обрадовался, как будто это имело какое-то значение. Чий попытался успокоиться. «Почему он вообще замышлять что-то должен? Может, это в переносном смысле, не шутя, просто… У чего еще голова может быть?» Он мгновение об этом размышлял, версия была совсем уж нелепая, это не вязалось, значит, доподлинно ясно только то, что они что-то задумали, и вовсе не обязательно, что это имеет отношение к нему.

Скоро они замолчали. Удобней ему не стало, и спать теперь не хотелось совсем. Чий решил выждать время и отойти посидеть где-нибудь в стороне, смочить след от удара на лбу холодной водой, спокойно все обдумать. Но ему каждый раз казалось, что они еще не спят, еще рано, и, если встать сейчас, заметят. Он так и уснул, не заметив когда.

И забыл все на утро, это как вышло?

Впереди опять остановились. Чий огляделся, узловидная трава кончалась, и дальше снова начинались деревья. Кто-то с кем-то спорил, его обогнал Тольнак, там спереди уже кричали, похоже, это было надолго. Не дожидаясь, Чий сделал пару шагов и хлопнул по чьей-то спине. К нему обернулось чумазое лицо Кольмы.

– Рыжий, что стоим?

– Ты не понял, – Кольма смерил его взглядом. – Сюда иди, вот, вот. Вон туда глянь, все, понял?

Тропа, едва различимая здесь, делала изгиб и раздваивалась, становясь шире и заметней, а неподалеку оттуда над протоптанным красиво склонялось старое, почти упавшее, дерево с единственной зеленой веткой вверху.

– Ну, вышли мы, да, вышли? Так мы же должны были, ты же нас предупредил уже всех!

– Успокойся, – Тольнак, насупившись, смотрел на тропу.

Рядом стоял Рыжий-старший. Изран сидел в стороне на корточках.

– Петля?! – Чий встал к нему.

– Не видишь, что ли, – он поднял голову. – А ты? Ну, петля, поперлись по звериной тропе.

Он замолчал и опять опустил лицо.

– Ну, так чего? Теперь когда вывести нас пообещаешь? А?

– Ты что хочешь? – Тольнак резко обернулся. – Тебя здесь держит кто-то? Сам веди, давай. Ты вернуться обратно без меня не сможешь, по Степи только даже. Смогу-у-у. Ничего ты не сможешь. Откуда я знаю когда, дома, значит, сидеть надо было, как всю жизнь сидел, а не рваться. А то на Амбаре все по-другому казалось, все смелые у нас были, да? Не был я ни разу на Болоте и не от очевидцев слышал, так кто-то одно говорит, кто-то другое. Ну, давай. Веди! Если я на путь не выведу, вообще никто не выведет.

Он замолчал ненадолго.

– Я говорил, что надо было разделиться, половину на привале оставить с тюками, а половину или меньше даже вперед, налегке. Мы