Разоритель Планет (СИ) - Амплеев Александр

Он посмотрел на откинувшееся на спинку стула тело, затем пробежался глазами по кухне, и снова взгляд лег на Шпака.

— Генрих Шпак расцвел маком… — слегка улыбнулся полицейский, глядя на судмедэксперта. — Как Вам такая картина, Поль?

— Ничего необычного… Некоторые и в более интересных позах помирают. Помню, однажды пришлось описывать мужичка с вибратором в заднице… Бракованный был, так его закоротило, а это… Это, наверное, искусство, — усмехнулся мужчина, похлопав труп по правой щеке, а офицер посмеялся. — Черный юмор может выбить смех даже из таких кремней, как Вы, капитан Нильсон!

— Да… Это целое искусство! — ухмыльнувшись, проговорил коп.

06.01.2580, 09:00

Сектор Корво, Система Немезида, Планета Итарис, Город Кирен-1,

Район Криг-3, строение 10, лифт,

06.01.2580, 09:00

Романо поднимался в кабинет коменданта с небольшим презентом. В портфеле у него находилась бутылка коньяка, а сам он был слегка весел, кажется, что самоубийство Шпака совсем не отразилось на директоре в силу того, что сам Шпак оказался явно не тем человеком, который заслуживал скорби, поэтому Роберто Романо и был в таком настроении.

Вскоре он вышел из лифта и проследовал мимо комнаты, а вернее, зала для экзекуций, направо по коридору. Далее рука аккуратно легла на дверную ручку, когда он медленно начал открывать дверь, увидел пистолет, направленный на себя.

— Ага. Романо. Ну, нужно же звонить перед тем, как прийти, — проговорил комендант, ставя пистолет на предохранитель, а затем положив его под стол. — Что-то нужно?

— Да… — Роберто на самом деле даже слегка волновался, когда разговаривал с этим человеком, но все же старался не показывать вида, хотя Калинин, вероятно, все это видел, ибо был очень и очень опытным следователем и дознавателем. Но Романо все-таки выдавил из себя нечто, что говорить не привык. — Я прощения попросить пришел. Ну, и давно не выпивали с тобой, Иван.

— О-о-о-о-о… Заболел, видимо. Пришел алкоголем полечиться? — спросил Калинин как-то язвительно.

— Ну… Можно и так сказать. Я войду? — Романо так и стоял в дверном проеме, пока Калинин не кивнул, после чего директор подошел к столу и достал из портфеля довольно дорогой коньяк. — По французской технологии и рецепту изготовленный, как ты любишь.

— Ага-ага… Французская технология! — воскликнул человек, заулыбавшись. — Не позорились бы хоть. Франции уж нет давно, да и Земли давно уже не видели, и не увидим, наверное. Это примерно как назвать водку «Русской» или «Финской», витрины прям изобилуют таким барахлом. Называли бы своими именами, а то порой такой бадягой барыжат, что хоть удавись.

— Да-да. Может, хватит ворчать? — спросил Романо, а человек снова ухмыльнулся. — Ну, правда, ты, Иван, уже как старый дед стал.

— А сколько мне лет, друг мой?

— Ну… На вид лет сто, — улыбнулся Романо, глядя на человека, что в этот момент рассмеялся.

— Ладно. Выкладывай. По какому поводу перетереть хотел? — спросил тюремщик, глядя на Романо.

— Помнишь Шпака?

— Ну?

— Застрелился.

— Правда? — человек удивился. — Знаешь… А он крепкий. Я б, если б дураком не был, так в первый же день после такого визита, как твой, застрелился бы.

— Ха-ха! — Романо отвел взгляд ненадолго, а после снова посмотрел на Калинина. — Вот скажи мне… Что с его женой делать? Явно же не убивать.

— Знаешь… Я б ее все-таки сплавил бы в бордель, она моих парней по-всякому обсирает. Ну, блин, мы кормим ее по первому разряду, все в этом духе, а она высирается как Омониан до того, как ты аппаратуру прослушивающую установил. Не знаю, что с ней делать. Выкинуть на улицу, и пусть живет, как хочет.

— Жесток ты, Калинин… Ой как жесток.

— А ты не жесток? Сколько народу из-за тебя на улицах оказалось? — усмехнулся Калинин, посмотрев на Романо.

— Ну. Что правда, то правда. Я жесток. Но все-таки, я хотя бы не напрямую их оставляю без дома.

— Так и я не оставляю, у Шпака же хатка была. Вот пускай там и живет, ей, наверное, понравится отмывать мозги с потолка. С дочкой-то его что? Она ж мамаше не сильно нужна. Я сам слышал, как она называла Киру змеей и проституткой будущей.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Ага… Два сапога пара… — как-то грустно констатировал Романо.

— Это чего значит? — поинтересовался Калинин.

— Это значит то, что Шпак примерно то же самое говорил.

— М-м-м-м-м… — протянул Калинин. — Так они ж примерно из одной среды. Этот — сын буржуина, та — дочка буржуина. У этого хотя бы промышленники были, а вот у… Как ее? — Калинин щелкнул пальцами. — Карины, что ли. Я так ее и запомнить не могу, блеклая бабешка, но корчит из себя много чего, а ни ума, ни совести. Одного из охранников пыталась совратить, рассказывала про то… Тьфу… Даже говорить противно. В общем, ничего хорошего. Ну, так ответь. Что с Кирой?

— Я думаю, что не буду сообщать о его смерти. Зачем ей? Зарегистрируем его на рейс на другую планету, а потом покажем, что сбежал.

— Не боишься, что узнает однажды?

— Это верно… Боюсь, но что поделаешь? Девчонка худая вся, ее и так жизнью побило с такими родителями, а тут еще я сообщу о смерти отца. В общем… Вариант не очень, просто помолчу подольше, если спросит — скажу о том, что застрелился, — Романо говорил это как-то слишком холодно, а Калинин наливал первые стопки.

— Ты вот скажи мне, Романо… А на кой ляд он тебе нужен был? Экспериментировал, что ли?

— Своего рода. Думал, что его можно как-то перелопатить, перелепить, но не вышло. Ломался он только сильнее и сильнее. Первый раз — да. Более-менее было. Потом штурм бара, там он убил впервые, ну так разнылся после этого. Потом и вовсе станция, так вообще головой двинулся. Не знаю, что у него там, в башке, было, когда он на дочь руку поднимал, но думаю, что мир ничего не потерял от его смерти.

— Это верно, Романо… Но у меня вот вопросец назрел, — Калинин в этот момент прямо-таки стал вглядываться в глаза человека. — Только ты мне ровно в глаза смотри, когда отвечать будешь. Вот гляди. Ты много раз говорил о том, что революция нужна, и не только. Менять нам это все надо. Но ты уверен в том, что такими способами? Шок-пех усиливают, а армия народ вряд ли поддержит, их же сметут всех, Романо.

— Смотри, Калинин, — директор смотрел ровно в глаза человека, ни единого движения. — У нас только один путь, то есть только этот. Чтобы народ начал двигаться — приходится его ограбить по полной программе, показать, какие мы звери и почему нас нужно уничтожать.

— Ты же самоубийца, Романо, и нас всех за собой тянешь. Ладно, я, но там ведь куча молодых парней, которые должны дать потомство.

— А смысл от потомства, если им придется работать на таких же бесчестных работах, на каких работали их отцы? Чтобы что-то в нашей истории начало работать, нужно, чтобы шестеренки нашего исторического механизма были смазаны кровью, чтобы соски дойных коров ссохлись, чтобы люди поняли, что кровь, а не деньги являются важным. Поняли, что именно их кровь, энергия их мышц и мозгов создают капитал. Поняли, что вот я — это подлинное чудовище, которое является паразитом, высасывающим из них все соки. Именно я должен быть убит. Это будет первый шаг к тому, чтобы они пошли вперед. Может быть, что их подавят, но рано или поздно это начнет вспыхивать повсеместно. Армия без заводов — не армия вовсе, ибо у них не будет ни патронов, ни техники, ни снарядов для артиллерии. Армия — такой же паразит, как и я, поскольку армия сейчас направляет свое оружие не во благо людям. Мы помним то, что происходило в мирах Конфедерации. Так вот. Мы должны уничтожить все в их жизни, чтобы люди потеряли свои розовые очки, и я иду на это абсолютно осознанно.

Калинин как-то грустно усмехнулся, посмотрел с какой-то грустью и на своего начальника.

— Дурак ты, Романо. Мог бы жить хорошо, припеваючи, а вот эту идею на голову себе нажил. Зачем?

— А ты зачем нажил свою, Калинин? — спросил Романо, а человек напротив как-то болезненно улыбнулся.