Безрассудная - Лорен Робертс

его слова. На этот раз я молча тяну его обратно к нашему месту на полу, где падаю, увлекая его за собой. Охранник огибает угол в жутко пустой коридор, останавливаясь только для того, чтобы достать из кармана ключ. Он не смотрит на нас, когда заходит внутрь и ставит металлическую миску с водой рядом с едва тронутым черствым хлебом.

Мне с трудом удается сдержать насмешку. От нас ждут, что мы будем лакать воду, как собаки. Еще одно доказательство их ненависти к нам, ильинцам.

Дверь закрывается за ним с тяжелым щелчком, и я наблюдаю, как его тень скользит по коридору. Долгое время мы молчим, прежде чем я чувствую, как рука Кая поглаживает мою поясницу в знак молчаливого приказа. Я делаю глубокий вдох, готовясь подняться на ноги.

Потом снова камень и утомительное пиление. Я снова свешиваю голову, успокаивая больную шею, и бормочу: — Поднос.

— Это больше серебро.

Я хмурюсь. — А что тогда с моими волосами?

— Не знаю, Серебряный Спаситель, — медленно произносит он, — ты мне скажи.

— Думаю, они могли бы сойти за седые, — возражаю я.

Он смеется. Он глубокий и темный, как я уже успел понять. — Твои волосы могут стать лунными лучами раньше, чем седыми.

— Осторожно, — медленно говорю я, — это почти прозвучало как комплимент.

Я слышу, как он смеется. — Может быть, я сделаю тебе нормальный комплимент, если ты действительно сможешь угадать правильно.

Я устремляю взгляд в пол. — Я назвала каждую серую вещь здесь.

— Очевидно, нет.

Он приостанавливает пиление, чтобы подергать за веревку. Я чувствую, как она слегка ослабевает вокруг моих запястий, и вздыхаю с облегчением. Осталось совсем немного, и я буду свободна. — Что я могла пропустить? — хмыкаю я, поднимая голову, чтобы еще раз осмотреть камеру.

— Вон тот камень, — говорит он непринужденно, как будто это не звучит безумно.

Я стараюсь держать язык за зубами как можно дольше. Мне это действительно удается. Но прежде чем я успеваю остановить себя, я выпаливаю: — Прости, ты имеешь в виду камень на другой стороне камеры, который я не могу видеть?

Он замолкает на мгновение. — Именно его.

— Это совершенно несправедливо.

— Я же просил тебя быть конкретной, — медленно произносит он.

У меня в горле поднимается звук разочарования, на что он имеет наглость рассмеяться. Как ни странно, мне удается держать рот на замке, молча ссутулившись и вытянув руки вверх и назад. Когда мои веки начинают тяжелеть, он останавливается, чтобы проверить прочность веревки.

— Теперь я смогу ее порвать. — Его голос хриплый, тело умоляет о сне. — Мы можем отдохнуть, пока не вернется стража.

Кивнув, я вяло оттаскиваю его в центр камеры и сползаю на землю. — А потом мы выберемся отсюда.

— А потом мы выберемся отсюда, — тихо повторяет он.

Моя голова находит его плечо и прижимается к нему, несмотря на все мои усилия. Мое тело болит, каждый дюйм моего предательского существа умоляет свернуться калачиком, прижаться к нему, чтобы он обнял меня.

В свои самые слабые минуты я желаю его. А в самые сильные — хочу сказать, что это не то же самое.

Он прислоняет свою голову к моей, нежно и приземленно. Ненавижу, когда он так ощущается. Как воплощение комфорта.

— Можем ли мы притвориться, что это нормально — не ненавидеть друг друга в такие моменты? — тихо спрашиваю я, чтобы успокоить свою совесть.

Он говорит так, будто мог бы рассмеяться, если бы не был так измотан. — Да. Притворись.

Я молчу, пока не перестаю. — Ты жалеешь о чем-нибудь из этого?

Его голос мягкий, успокаивающий. — О чем?

— О нас? — Пауза. — Жалеешь о том, что между нами произошло? Даже о том, что произошло совсем недавно? — шепчу я, вспоминая момент нашей слабости на крыше.

Он молчит так долго, что я задремываю, и просыпаюсь только тогда, когда он бормочет: — Спи, Маленький Экстрасенс. Сожалеть будешь утром.

Я просыпаюсь от звука скрежета металла.

Глаза открываются от того, что Кай предупреждающе похлопывает меня по спине. Сквозь затуманенное зрение я вижу, как в камеру входит охранник, сжимая в руках черствый батон. Я моргаю, готовясь к плану, который вот-вот начнет осуществляться.

Все происходит так быстро, что я почти забываю, какую роль должна играть. Как только охранник наклоняется, чтобы положить хлеб между нами, Кай пододвигается и просовывает ногу под поднос. Когда принц пинает мужчину по лицу, металл ударяется о него так сильно, что слышно, как хрустит нос охранника.

— Потяни от меня, Грей, — выдавливает Кай, напрягаясь и натягивая поврежденную веревку, все еще связывающую нас вместе. Я подаюсь вперед, едва не врезаясь лицом в каменную стену, когда веревка рвется, освобождая мои запястья.

Я подбегаю к стонущему охраннику, сжимающему сломанный нос. Я ударяю его головой о стену еще до того, как его глаза расширяются при виде меня. Он уже без сознания, а я роюсь в его кармане, нахожу ржавый ключ и, пошатываясь, направляюсь к двери камеры.

Кай стоит прямо за мной и наблюдает, как я просовываю руку сквозь прутья решетки, чтобы отпереть дверь снаружи. Мы переступаем через открытые прутья, потирая огрубевшие запястья. Я окидываю взглядом стены пустых камер и с облегчением обнаруживаю, что в них нет ни одного знакомого лица.

Ленни и остальных здесь нет. Похоже, только принц и Серебряный Спаситель стоили хлопот Рафаэля. И это осознание на мгновение успокаивает меня.

Но сейчас мое внимание привлекает канализационная решетка в конце коридора.

— Пока все хорошо, — бормочет Кай, спринтерским бегом направляясь к канализации. Я мгновенно следую за ним по пятам, вертя головой в поисках любых признаков приближающихся охранников. Сердце колотится, голова раскалывается, а я сосредоточена на том, чтобы мои уставшие ноги неслись к свободе.

— Хватайся за другую сторону, — приказывает Энфорсер, когда я заскакиваю на решетку и останавливаюсь. Пальцы скользят по грязному металлу, но я подтягиваюсь изо всех сил, насколько позволяют мои измученные руки. — Давай, Грей, — ворчит Кай. — Ты можешь сделать это лучше.

Решетка невероятно тяжелая, и нарастающий звук стучащих ботинок не помогает сосредоточиться. Я делаю глубокий вдох, прежде чем дёрнуть ее вверх, надеясь, что Кай сделает всё остальное. У меня возникает искушение поблагодарить Чуму, когда ему удается наполовину сдвинуть крышку с темного дна в канализацию.

Нас встречает шум несущейся воды и зловоние телесных жидкостей. Меня тошнит, несмотря на все мои усилия, однако мне удается удержать несколько кусочков черствого хлеба. Отдаленные крики заставляют меня вскинуть голову, напрягая глаза в тусклом свете, чтобы увидеть, сколько стражников мчится к