Хромая дама: Нерассказанная история женщины – тайного агента периода Второй мировой войны - Пернелл Соня

Жермен Герен сдала Вирджинии квартиру на улице Гарибальди с начала октября, так как на площади Олье днем и ночью к ней приходили «удивительные персонажи»[222] с просьбами отправить их в Англию. Новый дом Вирджинии был более труднодоступным, не в последнюю очередь потому, что находился на шестом этаже, а лифт был сломан. С ее Катбертом подниматься было трудно, но эта недоступность помогла сократить количество посетителей. Более того, консьержка была преданным членом Сопротивления и присматривала за ней. Очевидно, Вирджиния считала, что переезд поможет ей выиграть время. «Я могу отложить свой отъезд, если не смогу освободить [заключенных] раньше, или если ситуация уладится и я смогу быть полезной», – сообщала она в Лондон. Она даже нашла время предоставить отчеты о расходах, отправив Бейкер-стрит свои чеки начиная с 1 августа. «Но поскольку я не очень хорошо веду счета, записи могут показаться немного странными. Однако я уверена, что вы сможете в них разобраться»[223].

С помощью Вирджинии Селестен нашел новое убежище на чердаках замка Юрлеван XVI века к югу от Лиона, в Фейзене. Теперь, когда Зефф отошел от дел, чтобы поправить здоровье, работы было очень много. К утру 24 октября он просидел за радиопередатчиком сорок восемь часов почти без перерыва, в основном организуя парашютные заброски оружия и взрывчатки. Внезапно отключилось электричество – это был согласованный сигнал об опасности от владельцев замка месье и мадам Журдан. Селестен бросился к окну и увидел, что здание уже окружено кольцом черных «Ситроенов». Бежать было поздно. Он и его помощник попытались спрятать радио и документы через лифтовую шахту в подвале, но, несмотря на их отчаянные усилия, убрать все из зоны видимости не хватило времени. Гестаповцы в штатском взбежали по лестнице и ворвались в помещение со взведенными ружьями. Селестен был одним из первых, но далеко не последним радистом, взятым в ходе операции «Донар».

Гестапо выехали, как только смогли установить источник сигналов, принятых фургоном-детектором. Они изъяли у Селестена радиопередатчик и документы, надели на него наручники и отвезли в Лион для допроса. К его ужасу, гестаповцы обнаружили в его кармане то, за чем охотились. Это было старое расшифрованное сообщение от Готье, в котором содержалась очевидная подсказка о его настоящем имени – Филипп де Вомекур. В нем также был указан фактический адрес его помощника в Лионе по имени Дж. М. Арон, одного из руководителей высшего звена в «Ситроене» и одного из самых яростных критиков того, что он называл системой безопасности Вирджинии в стиле «няньки». Хуже всего то, что в этом сообщении Мари упоминалась как лидер сети УСО под названием «Хеклер»[224]. Селестен признался, что радиопередатчик принадлежал ему, но даже под сильнейшим давлением отказался отвечать на дальнейшие вопросы.

Вскоре после этого на Лионском вокзале арестовали Арона, а вместе с ним полдюжину участников Сопротивления, которые оказались в его «офисе»; а также еще одну связанную с ними группу в Марселе. Несмотря на всю свою браваду, Арон не выдержал пыток и выдал Готье (которого арестовали через две недели) и местонахождение складов УСО с оружием и взрывчаткой. Дневник, найденный в тайнике, привел к еще большему количеству арестов. К счастью, в начале лета Вирджиния дистанцировалась и от Арона, и от Готье, и их информация о ней устарела. Это, конечно, не относилось к Селестену, которого она видела совсем недавно. Тем не менее, несмотря на невообразимые пытки в гестапо, героическое молчание иллюстратора дало Вирджинии еще несколько дней. Снова и снова его спрашивали о Мари, или «той террористке». Ответа они не получили. Но гестапо почуяло кровь.

Через несколько часов после ареста десятки курьеров УСО получили задание поднять тревогу по всей свободной зоне. Некоторым было приказано носить одежду определенного цвета или давать определенный знак, проходя мимо определенного здания в определенное время. Это было сигналом для тех, кто умел смотреть: «Осторожно! Заляг на дно, пока не получишь указаний». Одна молодая женщина получила указание сесть в переполненный поезд и навестить пожилых родственников за сто километров. По прибытии она должна была зайти в одно кафе ровно в 9:45 вечера и попросить черный кофе и три таблетки аспирина. Она так и не узнала, зачем это делала, и даже не заметила, что некто, играющий в домино за соседним столиком, услышал эту фразу и поспешил предупредить своих коллег, что «ситуация накалилась».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Само собой, известие об аресте Селестена заставило Вирджинию занервничать. Два дня спустя она уже задавала вопросы Лондону по поводу билета на «Клиппер», который она все еще не получила. Ей сказали, что нужно предоставить паспортные данные, поэтому она передала их 4 ноября, и на следующий день Бодингтон поручил нью-йоркскому офису УСО оформить визы и билеты из Лиссабона «как можно скорее». Вопрос ее отъезда стоял как никогда остро.

Несмотря на переполох, Вирджиния была занята доработкой новых амбициозных планов по освобождению товарищей из тюрьмы Кастр, к которым теперь присоединился и Селестен. Офицеры разведки часто говорят о вере в необходимость защищать коллег и о травме, которую получают, оставляя своих товарищей[225]. Вирджиния не могла смотреть на это иначе как сквозь призму долга и, конечно же, гордости. Она тщательно проработала каждую деталь, основываясь на своем непревзойденном послужном списке столь же дерзких операций. Уже был найден автомобиль, который мог сойти за немецкую штабную машину, с подлинными номерными знаками и эсэсовской униформой для водителя. Два доверенных агента (Генри и Альфред Ньютоны) переоделись жандармами, а двое других, в водолазках, темно-зеленых бриджах и начищенных ботфортах, изображали офицеров гестапо в штатском. Вирджиния обучала их тому, как они должны расписаться в журнале по прибытии в тюрьму, а затем предъявить четыре «формы перевода заключенных» (от одного из ее опытных фальсификаторов) с приказом перевести британских узников в другую тюрьму. Когда заключенных выведут, «гестаповцы» должны были затолкать их в ожидающую машину, за ними должны были войти «жандармы», а затем быстро уехать. Если в какой-то момент у надзирателей возникнут подозрения, «гестаповцам» в качестве отвлекающего маневра следовало нажать на тревожные кнопки, изъять телефоны, чтобы предотвратить звонки о помощи, и расстрелять любого, кто будет пытаться преследовать машину[226].

Однако найти все элементы униформы жандармов оказалось неожиданно сложной задачей. А найти обмундирование нужного размера – практически невозможной. Ньютоны – акробаты эстрадной труппы, гастролировавшие по театрам Европы перед войной под сценическим именем Братья Бурн, – были довольно крупными, и в обтягивающих костюмах больше походили на матадоров, чем на полицейских[227]. Поэтому Вирджиния решила завербовать двух настоящих жандармов, которые были «готовы дезертировать и делать то, что нужно»[228]. Это тоже оказалось сложной задачей, так как подвергло бы офицеров и их семьи серьезной опасности. По окончании задания их нужно было немедленно вывезти из Франции, а семьи – передать под защиту Сопротивления. Ньютоны же были готовы работать. Ими двигала ненависть к Третьему рейху после личной трагедии – они потеряли родителей, жен и детей в сентябре 1941 года, когда немецкая подводная лодка атаковала SS Avoceta, пассажирское судно, шедшее из Лиссабона в Ливерпуль. Братья установили несколько контактов в жандармерии в Ле-Пюи, и в конце октября им наконец-то повезло.