Древние Боги - Дмитрий Анатольевич Русинов

class="p">– Я не чувствую опасности.

Рутгер улыбнулся, посмотрел туда, где воины, рассевшись полукругом на плащах из шкур, внимательно слушали Древних, и, наклонившись, тихо спросил:

– А что чувствуют они?

– Страх. – Просто ответила девушка, и воевода сразу ей поверил. Что ещё могут чувствовать безоружные люди перед сорока вооружёнными, бородатыми, покрытыми шрамами воинами? Древние ещё долго будут бояться их, считая варварами, дикарями, теми, кто не видит дальше собственного носа, и не знающими, какая мысль придёт в голову через мгновение. Что если они прямо сейчас выхватят свои мечи и изрубят их в мелкие куски?

– Мы ещё долго не сможем понять друг друга, хотя, и говорим на одном языке. Нас разделяет пропасть глубиной в тысячу лет. – Грустно сказал воевода.

– Они знают всё, что знали люди до Апокалипсиса, но совсем ничего не знают про наш Обитаемый Мир. Они многие века жили затворниками, и до сих пор выбираются из Улья только в случаи крайней нужды. Можно ли их винить за это? Нет. Ведь они были окружены врагами, и сама природа сейчас против них.

– У них есть оружие, с помощью какого они могут покорить все существующие народы, племена, и держать их в страхе, в повиновении. Почему они не сделали этого?

– А ты не думал о том, что это им просто не нужно? Разве сейчас мир не прекрасен в своём разнообразии?

– Ты так не думала, когда пряталась от челманов в шалаше. – Усмехнулся воевода, и по лёгкому смешку девушки понял, что она улыбается.

– Да. Многие ритуалы других народов, мягко говоря, нам не совсем понятны. Я почему-то уверена, что пройдёт немного времени, и все люди будут жить в мире. Невозможно без конца воевать, и заливать землю кровью. Кто же тогда останется, чтобы выращивать хлеб, и растить детей?

– Наверное, того, что ты говоришь, никогда не будет, хотя это и страшно звучит. – Нахмурился Стальной Барс. В памяти ещё жили слова Коура и того мутанта из их логова о Первородном Зле, наступающем с юга. Успокаивало только то, что это произойдёт через несколько лет, и виги успеют подготовиться к вторжению. Только, не будет ли это бесполезными потугами, если сами твари говорят, что это невозможно победить, и у него нет тела? Пока об этом не хотелось и думать, не то, что говорить. Конечно, угроза уничтожения Обитаемого Мира никуда не исчезнет, но ведь это будет потом, в будущем, а сейчас все думы воеводы были о своих друзьях, каких становилось всё меньше и меньше с каждым боем.

– Когда-нибудь люди поймут, что уничтожать друг друга не имеет никакого смысла, и они только лишаются самого ценного, что может быть в Обитаемом Мире.

– Попробуй, скажи это мутантам. – Усмехнулся Рутгер. Перед глазами снова встали морды, изуродованные Невидимой Смертью, их скрюченные, покрытые язвами, уродливыми наростами тела, и глаза, горящие красным, демоническим огнём. Он снова услышал их зловещий, невнятный говор, и то, как они не по-человечески, так, что холодит душу, кричат.

– Тебе было страшно в плену? – Спросила Эрли.

На этот, казалось бы, простой вопрос, было нелегко ответить. Барс помнил свой первый бой, и подумал, что вот тогда ему было действительно страшно. Почти всю ночь он не мог уснуть, и воображение рисовало ему разные картины, где он то погибал под мечом какого-то челмана, то наоборот, вёл за собой воинов, и они опрокидывали степняков, с лёгкостью взламывая их ровный, неприступный строй. Но даже, наверное, не первый бой напугал его больше всего, а смерть того гаара, хладнокровно зарезанного Сардейлом. Он долго не мог прийти в себя, и всё время ему казалось, что это по его горлу скользит холодная, остро отточенная сталь ножа, и это его кровь хлещет струёй из перерезанного горла. Казалось, что он никогда уже не сможет оправиться, и погибнет в первой же схватке, но нет! Душа как будто окаменела, а тело само знало что делать. Только радостно вспыхивало в подсознании, что и сейчас он не получил смертельного удара, убив в ответ.

– Трудно сказать. – После небольшой паузы ответил воевода. – Тогда мне было всё равно. Я думал только о том, успели ли вы найти укрытие, и цела ли ты. Да. Вот этого я боялся больше всего. Ты испугалась за меня?

– Я была в ужасе. – Эрли крепче ухватилась за руку Рутгера, словно он мог куда-то убежать, и прижалась к его плечу щекой. – Я видела со склона расщелины, как ты прыгнул вперёд, упал под ударом дубины, и тебя потащили мутанты. Я подумала, что умру прямо сейчас, и сердце было готово лопнуть от горя. Воины рвались вперёд, хотели тебя отбить, но Аласейа приказал отступать. Как его тогда не растерзали виги, до сих пор не могу понять. Я хотела его проклянуть, наслать порчу, и сделала бы это, если бы в безопасном месте он не объяснил, почему так сделал. Всего несколькими словами Аласейа смог зажечь в нас надежду, что мы сможем отыскать тебя, и вызволить из плена.

От костра вдруг послышался смех, и Стальной Барс увидел, что смеются все воины, а рядом с Древними стоит Лурфар, о чём-то с улыбкой рассказывая. Похоже, что всё не так плохо, и, наверное, он зря беспокоится о Вальгере с Хортером? Они храбрые, и мужественные воины, могущие постоять за себя, к тому же, заверения Михаила тоже что-то стоят. Обитатели Улья и сами заинтересованы в выполнении условий договора. Зачем им портить отношения с людьми, первыми пришедшими к ним с миром? Пусть это будет последний, трудный шаг на сближение. Пусть все остальные будут лёгкими, и невесомыми.

* * *

Глава 25.

Сатвел с любопытством смотрел на приближающиеся кварталы мастерских, или, скорее всего то, что от них осталось. Он бывал здесь и раньше, ведь едущий в ратушу на Совет Лордов никак не минует этих приземистых, добротно сложенных зданий. Что же теперь осталось от них? Только обгоревшие, обвалившиеся руины, и теперь уже невозможно было сказать, что здесь находилось до войны. Резкий запах гари, чуть вьющийся кое-где дымок, горы трупов по обочинам дороги, и застывшая кровь между булыжниками мостовой. Всё здесь говорило, кричало о том, что тут была жестокая резня, и люди гибли десятками, успевая в последний миг собственной жизни проклянуть своих властителей, пославших их на убой, как скот.

Лорду казалось, что он попал совсем в другой мир, что жизни никогда здесь и не