Древние Боги - Дмитрий Анатольевич Русинов

ночь, и идут на это только потому, что ранее вызвались сами?

Стальной Барс подошёл к собирающимся друзьям, и по очереди заглядывая в глаза то одному, то другому, чувствуя себя виноватым, предложил, готовый идти вместо них:

– Вы можете отказаться. Я пойду вместо вас.

– Ага. – Сразу же откликнулся Вальгер: – И опять всю славу заберёшь себе? Ну, уж нет!

Рутгер даже не сразу понял, о чём говорит ему десятник и растерялся. Его заботит только это? Разве он не понимает, что отправляется без друзей, без оружия в самое логово людей о каких они почти ничего не знают, и даже не предполагают, на что они способны? Определённого доверия как не было, так и нет, и неужели это ему до сих пор не понятно?

– О какой славе ты говоришь? – С изумлением спросил Барс. – Ты же идёшь в четвёртый уровень без меча, и будешь там один в окружении Древних!

Вальгер улыбнулся, выпрямляясь, и протягивая ему меч в ножнах, сказал:

– Так сохрани для меня меч. Это добрая сталь, и я обещал отцу, что после похода верну его.

Хортер потрепал за холку жалобно скулящего Кали, чувствующего скорую разлуку, и так же весело, храбрясь, не показывая вида, что ему немного грустно, заметил:

– Всё было решено вчера, так неужели ты думаешь, что мы передумаем? Нас клятвенно заверили, что не случится ничего плохого, так чего нам остерегаться?

Рутгер двумя руками, бережно, будто нечто хрупкое, взял меч Вальгера, понимая, что говорить что-то уже бессмысленно, только добавил:

– Будьте осторожны. Помните – нас ждут дома, и ваши жизни ещё нужны стране Лазоревых Гор.

Друзья покивали головами, и решительно, как бросаются в бой, вышли вслед за торопящимся Михаилом. Волкодав остановился перед закрывшейся стальной дверью, обнюхал её, и, поджидая друга, улёгся рядом, смотря на неё грустными, тёмными глазами.

Тут же в голове возникли слова, какие воевода хотел сказать воинам, но не успел. Почему же так получается всегда? Когда нужно что-то говорить, мысли куда-то исчезают, и вместо ободряющих, поддерживающих слов, добрых советов, с языка слетают обычные, ничего не значащие фразы.

Теперь перед вигами стояли двое Древних, тех, кого не было вчера, и на них были не обычные зелёные комбинезоны из резины, а какие-то серые одежды, вроде хламиды монахов. Каждый из них, прижимая к груди кипу книг, боязливо вжимался в стену, и, наверное, отдал бы всё на свете, лишь бы оказаться отсюда подальше.

Взмахом руки Рутгер подозвал к себе Лурфара, и, кивнув на Древних, сказал:

– Ты быстрее всех находишь с ними общий язык, так что отдаю их на твоё попечение. Смотри, чтобы с них не упал и волос до возвращения наших друзей.

Сложив руки на груди, монах кивнул, отвечая:

– Воины злы, напряжены, и теперь видят в них врагов, но они отнюдь не глупы, и понимают, что от жизни заложников зависят жизни Хортера и Вальгера.

– Не знаю, к чему всё это может привести. – Честно признался Стальной Барс, и, ища для себя поддержки, хотя бы малой, небольшой, спросил: – Может, зря мы поверили Древним Богам?

– На всё воля Бессмертного Тэнгри.

– Иди. – С досадой проговорил воевода. В словах Лурфара он услышал упрёк. Или это только показалось?

Он отошёл в сторону, туда, где они вчера сидели с Михаилом, и, не выпуская из рук меч Вальгера, опустился на обломки мебели, туда, где был и вчера. Он не мог объяснить, почему его тянуло сюда. Казалось, что здесь будет легче, и он как-то сможет привести свои мысли в порядок.

Если бы было можно всё вернуть на сутки назад! Он бы всё сделал по-другому и добился, чтобы все эти тесты проводились здесь, или хотя бы того, чтобы при них присутствовала большая часть воинов. Так было бы спокойнее, и они могли вмешаться, почувствуй хоть малейшую опасность со стороны Древних. Почему же он не сделал так ещё вчера? Проклятье! Как бездарно, как глупо упущен и сам шанс заглянуть в четвёртый уровень, куда вигов не пускают, да и вряд ли вообще когда-нибудь пустят!

Рутгер посмотрел влево, туда, где вокруг костровища собирались воинов. Смогут ли они слушать Древних, зная, что их друзья где-то там, в глубине Улья, и над ними собираются делать что-то непонятное, кажется, нечто противоестественное? Хотя Михаил заверял, что с ними ничего не случится, и всё же необъяснимая тревога никак не хотела покидать сердце. Нет, нельзя быть таким доверчивым, ведь он отвечает за своих людей перед самим собой, и перед Бессмертным Тэнгри. Как он будет смотреть в глаза их родным, когда вернутся в страну Лазоревых Гор? Как сможет объяснить, что его друзья погибли не в бою, а под ножами учёных?

Хотя… Он ещё многое не сможет объяснить и понять из того, что произошло с ним в этом походе. Столько новых, неизведанных чувств, волнующих сердце. За какой срок, сколько бы ушло времени на то, чтобы прочувствовать всё это, останься он в стране Лазоревых Гор? Месяцы? Годы?

Любовь. Что рождает её? Почему при виде лица Эррилайи у него всегда щемит сердце, и каждое её прикосновение жжёт, как раскалённое железо? Почему он готов отдать за неё жизнь, и за каждую её слезинку может пролить реки крови? Как раньше он вообще мог жить, и существовать без неё? Теперь ему казалось, что до встречи с девушкой весь мир выглядел чёрно-белым, и он только совсем недавно разглядел другие, прекрасные цвета. Как же так получилось, что он влюбился в это, казалось бы, невзрачное, серое существо, и не желает знать, и не хочет замечать что-либо, может быть, даже более красивое?

Пусть она немного нескладная, даже смешно выглядит в перешитых с чужого плеча одеждах, но в этом было что-то волнующее, то, что невозможно объяснить словами, а можно только почувствовать сердцем.

– Что с тобой? – Девушка подошла ближе, и, заглядывая ему в глаза, запустила длинные, тонкие пальцы в его распущенные волосы. Раньше она так не делала, и от этого прикосновения снова замерла душа, вот-вот готовая выпрыгнуть из груди, и улететь в небеса.

Боясь вспугнуть это мгновение, Барс замер, и вдруг, вместо того, чтобы сказать что-то нежное, ласковое, сказал первое, что пришло в голову, и тут же понял, что совсем не это она хотела от него услышать:

– Я волнуюсь за Вальгера и Хортера.

Эрли глубоко, с сожалением вздохнула, и присела рядом, как вчера, обняв за руку, прислонившись к плечу: