Киборг-национализм, или Украинский национализм в эпоху постнационализма - Сергей Васильевич Жеребкин

class="a">[463]

Философская концепция Жадана объединяет философскую теорию «номадической субъективности» Жиля Делеза и теорию «практик маргинальных групп» Мишеля Фуко. В результате литературная практика Жадана направлена на радикальную деконструкцию доминантных политик и дискурсов в Украине – политики построения буржуазного национального государства, системы рыночной экономики, институтов культуры, образования, семьи и т.д. С точки зрения нашего анализа, представляет интерес также и радикальная в творчестве Жадана, в отличие от его старшего соратника Юрия Андруховича, восстанавливающего и доводящего, как было показано выше, до гротеска патриархатные гендерные стереотипы и в новых национальных условиях, деконструкция также и гендерных стереотипов, в том числе – традиционной конструкции маскулинности (в том числе национальной):

Моя б воля, – пишет Жадан, – я построил бы какую-нибудь идеальную Китайскую народную республику, да, чтобы Китай, но без пидараса Мао, чтобы там не было никаких бойз-бэндов, сэлф-мэйд-мэнов, мидл-класа, интеллектуалов и андеграунда, вместо этого – простые эмоции, простое общение, секс без презервативов, экономика без глобализма, парламент без зеленых, церковь без московского патриархата, а главное -никакого кабельного телевидения ....[464]

В результате в своей автобиографической прозе (повести Биг мак (2003), романы Депеш мод (2004), Anarchy in the Ukr (2005), Гимн демократической молодежи (2006), Ворошиловград (2010) Интернат (2017)) в качестве украинских постсоветских «номадических субъектов» Жадан изображает люмпенизированную молодежь восточной Украины, у которой не сформированы ни структуры семьи, ни структуры этничности, ни гендерные структуры (не говоря уже о более сложных структурах культуры, языка, производства и т.п.). И если у Делеза основной характеристикой «номадической субъективности» являлась характеристика желания (субъекты как знаменитые «машины желания»), то у радикальных героев Жадана не выполняются не только основные функции сознания, но и функции желания. В результате механизм субъективация литературных героев Жадана осуществляется скорее на уровне, который Лакан называет уровнем влечения (или, используя буквальный перевод и ближе к языку самого Жадана, – драйва), [465] когда субъективация осуществляется посредством так называемых частичных влечений – оральных, анальных, слуховых и визуальных и т.п. Радикальным отличием от Лакана является при этом то, что из всего набора частичных влечений у восточно-украинских героев Жадана по аналогии с другими известными образцами алкогольной прозы доминирует одно – оральное (в форме выпивания-выблевывания), вытесняющее остальные. Другими словами, будучи субъектами влечения, жадановские герои переживают состояние, которое, в отличие от переживаний героев Андруховича, не может быть описано в терминах лакановской «логики желания» и которое Славой Жижек обозначает как «постфантазматическое»: по словам самого Сергея Жадана, они уже «ни во что не верят» – ни в демократию, ни в коммунизм, ни в национальное возрождение, и «уже ничего не хотят – только жить».[466]

В то же время инновационный политический литературный проект Жадана состоит в утверждении, что именно эти новые радикальные субъекты посредством номадических, альтернативных практик собственной повседневной жизни способны реализовать в современной Украине наиболее радикальный политический проект как политический протест, способный революционным образом деконструировать любые типы доминантных политик и идеологий, социальных иерархий и т.п.. Как формулирует эту политическую позицию Жадан в своем манифестном «Левом марше»:

Мао мертв, Фидель мертв, не давай себя наёбывать! Сеть контролируется, выборы куплены, демократия мертва, парламент куплен, президент куплен – у тебя нет президента … национального возрождения не бывает! им просто хочется тебя повесить! … они только про это и думают, суки! суки! они думают про тебя! они только про тебя и думают! не думай про политику! в газетах – суки! на радио – суки! в телевидении – суки! Мао, сука, Фидель, блядь, сука! в сети одни суки и пидоры! на выборах – суки! демократия ссучилась, парламент ссучился! президент – сука, это не твой президент! правые, губернатор, кандидат – сууууууууки!!! какие петиции??? какие профсоюзы??? какое возрождение??? суки!!!!!!!!!!!.[467]

Новый украинский политический проект Жадан обозначает понятием «перманентного похуизма», а своих героев маркирует как политических субъектов радикального революционного типа, которые по аналогии с известной политической концепцией мобилизации масс в стратегиях «радикальной демократии» известного западного левого теоретика Эрнесто Лакло восприняли украинскую «Оранжевую революцию» как политическую возможность для реализации проекта имманентного наслаждения (или «логики влечения»), став основным мобилизационным ресурсом революции – ее «хунвейбинами».

Наиболее концептуально этот тип политических субъектов представлен в романе Жадана Депеш мод. Молодые герои романа -Собака Павлов, Вася Коммунист, Чапай, Саша Карбюратор, Какао и др. по видимости не делают ничего протестного; в терминах теоретической концепции «перманентного похуизма» они непрерывно пьянствуют, принимают легкие наркотики, совершают бессмысленные, «похуистские» поступки. Однако, как доказывает Жадан, сам режим жизни украинских субъектов влечения является настолько революционным, подрывным и протестным, что несет непрерывную угрозу доминантным властным отношениям украинского постсоветского общества. Например, герой Собака Павлов – гибридный номадический алкоголик-токсикоман, еврей-антисемит, «человек без паспорта» Алена Бадью, единственным документальным свидетельством его номадической субъективности которого является пенсионное удостоверение его бабушки, оказывается в романе персонажем, способным, в отличие от неуспешных протестных хрестоматийных политических жестов сопротивления Эдипа или Антигоны (или других политических героев мировой культуры), совершить, по мнению Жадана, радикальный революционный, не предопределенный доминантными структурами власти, протестный акт автономного «принятия решения» как основной характеристики действия политического субъекта – внезапно выбежать из отправляющейся электрички и напасть на милиционеров, обижающих пожилого инвалида на станции.

Важной особенностью политической стратегии жадановских политических субъектов является их перманентная – по аналогии с революционной концепцией «верности событию» Алена Бадью -верность логике телесного влечения, обеспечивающей функционирования режима имманентного наслаждения даже в ситуации, которая структурно не предполагает такой логической возможности – например, в сфере капиталистических общественных отношений. Например, когда другой герой романа Вася Коммунист (по словам автора, «хороший парень, редкостной души похуист») решает заняться бизнесом, то главной его задачей является организовать свой бизнес так, чтобы получать прибыль только в форме чистого прибавочного наслаждения, то есть чтобы в процессе бизнеса не производить – даже случайно – никакого капитала (денег). Суть «бизнес-идеи» Васи Коммуниста заключается в том, чтобы вместе с тремя товарищами несколько раз съездить в соседний с Харьковом Белгород на электричке за водкой, которую потом продавать на вокзале в Харькове по более высокой цене, пока у них не наберется восемь ящиков водки, а потом пропить всю эту водку за три дня. «Это же по два ящика водяры на рыло, представляешь?» – взволновано говорит Вася Коммунист, предлагая другу также принять участие в водочном «бизнесе». «Я представил себе эти три дня, – пишет его друг Жадан, – и отказался».[468] Другими словами, смысл Васиного «бизнеса» – отнюдь не капиталистическое накопление (в форме товара или денег), а ситуация чистой траты, или знаменитое лакановское «чистое наслаждение».

В