Хранитель мечты - Пенелопа Уильямсон

Пронзительные вопли фанфар наконец отзвучали. Распорядитель свадебного пира прошествовал к помосту, держа на отлете белый жезл. За ним следовала процессия слуг, несущих кувшины, тазы и полотенца для ритуального омовения рук.

Талиазин с демонстративным стуком поставил на стол бронзовый таз, отделанный эмалью. У него был недовольный вид, словно этот наглец считал ниже своего достоинства подобную услугу. Пожав плечами, он нетерпеливо обратился к хозяину:

— Милорд, не изволите ли?

Арианна следила за тем, как вода из кувшина омывает руки мужа. Это были руки мозолистые, покрытые шрамами и бронзовые от загара, — но также и руки аристократа. Тонкая кость, длинные пальцы — все это было неожиданно изящным.

— Миледи!

Талиазин поднял кувшин, всей позой выражая нетерпение. Арианна вытянула руки над тазом. Теплая вода сильно пахла розами.

Оруженосец протянул ей чистое полотенце. Секунду ей казалось, что в маслинах глаз, устремленных на нее, горит тот же странный отсвет, который уже не раз удивлял ее, но, стоило парню мигнуть, как все исчезло.

— Миледи, вы будете осушать руки? Если нет, то с них накапает в миноги под имбирным соусом, над которыми столько трудилась повариха. Все провоняет розовым маслом!

Арианна выхватила у него полотенце и была одарена лукавой мальчишеской улыбкой.

— В жизни я не видал такой красивой невесты, как вы, миледи, — сказал Талиазин. — Она прекрасна, не так ли, милорд?

— Зря стараешься! — отрезал Рейн, окинув оруженосца недовольным взглядом.

— Ах, милорд, милорд... — сокрушенно вздохнул Талиазин, поднял было таз, но тут же плюхнул его обратно на стол, расплескав по белой скатерти воду, покрытую пленкой розового масла. — Хочу обратить ваше внимание на то, что подвиги, которые вы должны совершить, чтобы стать достойным любви леди Арианны, множатся с ужасающей быстротой. Я даже опасаюсь, что ваше упрямство вызвало столь сильный гнев великой богини, что вам придется поступиться всей своей гордостью, без остатка — и никак иначе! — Парень подбоченился и прищурился: ни дать ни взять хозяйка пивной, распекающая расшумевшегося выпивоху. — После всего, что вы натворили, я теперь не многим сумею вам помочь. И не говорите, что я вас не предостерегал!

Все время, пока оруженосец излагал все эти нелепости, Рейн не отрывал взгляда от Арианны. Сама того не желая, она была зачарована тем, как меняются его глаза: цвет светлого льда сменился мрачным, очень темным, фиолетово-серым оттенком, какой приобретают тучи перед самым началом грозы.

— Любишь ли ты меня хоть чуть-чуть, моя маленькая женушка?

Она была так поражена этим вопросом, что нервически дернула рукой. Ложка, вращаясь, полетела через стол. Рука Рейна метнулась вперед и поймала ее на полдороге. Он протянул ложку Арианне, ручкой вперед. Бог знает почему, это движение напомнило ей, как побежденный на поединке рыцарь протягивает свой меч победителю — рукоятью вперед. Взгляды их встретились, и долгая, напряженная тишина повисла над столом.

— Ты не ответила на вопрос, — наконец напомнил Рейн. Арианна не понимала, почему ей так трудно — почти невозможно — произнести хоть слово. Ощущение было такое, словно она полностью лишилась дара речи. Она протянула за ложкой дрожащую руку.

— Нет, я нисколечко не люблю тебя!

— Эй, парень, ты слышал, что она сказала? Она нисколечко не любит меня, и это значит, что можно забыть про подвиги, о которых ты все время долдонишь. А теперь принеси-ка мне вина.

Талиазин свел густые брови в длинную прямую линию и бросил Арианне раздосадованный взгляд, прежде чем удалиться с тазом и кувшином. Рейн вернулся к созерцанию из-под полуопущенных век стен и башни новообретенного замка. Фанфары взревели снова, объявляя о том, что свадебный пир начался.

Арианне очень хотелось расспросить мужа о его странном оруженосце. Лишь несколько минут назад она поняла: то, что она принимала за «Матерь Божья, оборони» и «Богородица, помилуй», на самом деле было обращением к божеству древних кельтов. Она ошиблась потому, что никогда и ни от кого не слышала ничего подобного. Никто уже не верил в эту чепуху... кроме странного юноши с нездешними глазами, утверждавшего, что он бард.

От бардов ее отца (уэльсцы называли их «бард теулу») она часто слышала сказания о женщинах, в незапамятные времена обитавших на дне океана, в городе из чистого золота. Это была раса богинь неземной красоты. Сказания говорили, что в редкие ночи, когда прилив был как раз нужной высоты, а туман — нужной плотности, из морских глубин поднимался мост, ненадолго связывая сушу с золотым городом. В такие ночи богини появлялись из-под воды, чтобы найти себе смертных возлюбленных. Только самые красивые, благородные и бесстрашные удостаивались их любви, познав же ее, обретали дар бессмертия, но лишь после того, как совершали великое множество трудных подвигов.

Разумеется, это были всего лишь сказки, сохранившиеся с древних времен. Они были частью языческих верований и постепенно отмирали, забывались.

Неожиданно Арианна вспомнила, что однажды все-таки слышала присловье точь-в-точь такое, какое то и дело срывалось с языка Талиазина: от старого барда, подарившего ей золотую чашу. Тот был, однако, дряхлым старцем, с желтой морщинистой кожей и несколькими клоками седых волос на высохшем черепе. Он был так стар, что порой терял нить разговора и начинал нести полную околесицу. Удивительно, но его тоже звали Талиазином...

— Кушайте, кушайте, миледи!

Тезка старого барда появился перед столом как из-под земли. В руках он держал серебряный поднос, где в зеленом озере плавал целый лебедь, зажаренный в миндальной глазури. Талиазин небрежно поставил поднос перед Арианной и птица качнулась, словно и впрямь двинулась в путь по озеру из зеленого горошка и бобов.

— Вы должны хорошо поесть, миледи, потому что вам понадобится немало сил ночью... — Оруженосец подмигнул и добавил, ухмыляясь: — Во время танцев.

Арианна обратила на него взор надменной владелицы замка. Теперь ей было непонятно, чего ради она все время искала (и находила) в Талиазине разные странности. И даже если он был странным, то не больше, чем может быть странным юноша, такой же как любой из ее братьев.

Рейн тоже не прикасался к еде. Вообще говоря, по традиции, он должен был кормить ее. Молодым подавались одна хлебница и один кубок на двоих, и муж обязан был выбирать с приносимых блюд самые лакомые кусочки и вкладывать их в «сахарные уста» жены.

Видимо, Рейн почувствовал на себе ее взгляд, потому что вдруг потянулся за кубком. Это был бронзовый сосуд вычурной формы — дракон, длинный изогнутый хвост которого служил одной ручкой чаши. Другую образовали вытянутая шея и запрокинутая клыкастая морда. Рейн сделал несколько глотков вина и протянул чашу Арианне той стороной, где его губы только что прижимались к краю.