Перевёрнутая чаша. Рассказы - Галина Константинова

уже не ходит, и потом, мы ведь немного выпил. Ты много задаешь вопросов. Тебе он понравился?

– Не знаю, он какой-то странный. Помнишь, к нам синичка прилетала, вот на нее он похож, взгляд у него такой же.

– Возможно, возможно, – устами младенца глаголет истина, подумала она в задумчивости.

– Синичка, синичка, умой свое личико. Можно, я ему песенку спою, только не колыбельную, а подъемную?

Она вспомнила свои страхи и улыбнулась. Конечно, Макс – странный, но не странен кто ж. Она и сама – странная. Именно поэтому они и встретились, и как приятно осознавать, что он рядом. Она пошла его будить в комнату. Нежно помассировала спину, потерлась об его плечо, но он был мыслями уже на работе. И это она ему простила, мужчины не могут параллельно думать о работе и о находящейся рядом с ними женщине.

– Когда мы увидимся? – она все-таки решилась задать ему этот вопрос, когда они стояли в коридоре.

– Не могу сказать, очень много работы. Когда-нибудь увидимся.

Поднятая ладонь, Лана подняла левую руку, подражая ему. И вдруг ощутила, как горячий мяч обжег ее руку. Только этот мяч будто был послан ее рукой. Она взглянула на ладонь, которая пылала как от ожога. Мгновение она наблюдала покраснение ладони, но вдруг кто-то приложил к пылающей коже кусочек льда. И стало холодно.

Быстрый взгляд на лестничную клетку, но там никого. Так она стояла с минуту, прислушиваясь к тишине.

Никого, Макс ушел, и тут её охватило чувство, что она его больше не увидит. Она хотела броситься к телефону, но вспомнила, что он не может так быстро доехать до работы. Был выходной, она отвезла Диану к родителям и полностью погрузилась в свою повесть.

Писалось удивительно легко, работа была близка к завершению, оставался незначительный рывок. Хотя концовка была продумана заранее, ей показалось, что необходимо продолжение истории, и смутно думалось, что события натолкнут её на завершающие фразы. На работе она старалась о нем не думать, он действительно потерял к ней всякий интерес.

Что ж, я проиграла тебе как женщина, думала она, дай мне отыграться как писательнице. Это действительно лучшее, что я когда-либо писала. Я не буду ему звонить, она удерживала себя от того, чтобы подойти к телефону. И тут Макс сам написал ей письмо по почте с просьбой позвонить. Интересная манера общения, будто он сам не знает её телефона! Она набрала номер.

– Привет, Макс!

– Привет, привет! Как поживаешь? Как творчество?

– Что ты подгоняешь меня? Черновой вариант уже есть, осталось все подчистить, перечитать, и готово.

– Рад за тебя. Слушай, я тут как-то лежал утром, и вдруг меня осенило – я скоро напишу роман! Это твои проделки? Я уже боюсь с тобой встречаться, после последнего раза у меня жутко болит горло, а тут еще эта безумная идея – написать роман о любви.

– Ну что ты, я-то тут причем, – Лана счастливо засмеялась, – Как поживает Юля?

– Юля? О ком ты говоришь?

– О твоей сестре, разумеется.

– Разве вы знакомы?

– Макс, ты меня разыгрываешь? Я была жутко пьяна, не отрицаю. Но не настолько, чтобы забыть, что у тебя есть сестра Юля.

– К сожалению, ты что-то путаешь.

– Погоди, у тебя есть сестра?

– В общем, и да, и нет. Ну, мне уже некогда, тут рабочие пришли, я затеял ремонт глобальный, извини, в следующий раз договорим.

Они попрощались. О любви? Разве он умеет писать о любви, он ведь ей говорил, что не помнит, испытывал ли это чувство сам, Лана снова припоминала его произведения, и смутная догадка облачком клубилась вокруг головы. Уж не после ли нашего общения он почувствовал в себе силы писать о любви? А что он говорил о какой-то цене, которую я согласна заплатить за сюжет? Сюжета от него пока нет, а вот прилив вдохновения есть, но и отлив чего-то важного, как в сообщающихся сосудах…Страхи снова стали обретать явственные очертания, но объяснения она им найти все еще не могла. Сделка, сделка, крутилось в голове, каковы же правила игры, знала ли она их вообще? И что за странная история с сестрой? Одни вопросы, а ответов нет. Он раздергивает кулисы, кидает очередную загадку, «тианственно» улыбается и все оставляет без ответа. И все время холод, холод. Лана инстинктивно обернулась пуховой шалью, опять почувствовав на себе взгляды со всех стен. Он смеется над ней, она уже слышит это «хе-хе», короткое, немного хриплое, как будто просто хочет откашляться, а не смеяться.

Как только Лана начинала думать о Максе, вокруг все начинало думать о нем же и оживать. Она это заметила уже давно, но после этого странного разговора мыслительный процесс у окружающих предметов принял слишком явный характер. Стены хихикали, фотография подмигивала, за стенкой неожиданно заиграли на гитаре, прилетел какой-то камень в окно, она подскочила, выглянула из-за шторы, но никого не увидела. Может, я сошла с ума, пора звонить Владимиру Данилычу, устроит по блату на Банную гору, чтобы поменьше человек было в палате, надо, пожалуй, заранее побеспокоиться, голоса, галлюцинации, все это очень напоминает учебник по психиатрии…

Наконец-то повесть была закончена. Лана послала ее своему другу-издателю Эдварду в Тель-Авив. Друзьям она тоже понравилась. Макс медлил с оценкой, ссылаясь на занятость.

Наконец, Эдвард прислал ей письмо, в котором говорилось, что ему удалось включить повесть в план издательства на следующий год. Казалось бы, радоваться успеху. Но взгляд с фотографии не давал ей спокойно спать, и она прокручивала в голове подробности их нечастых встреч, пытаясь отыскать в них разгадку собственных страхов.

Лана всегда с благоговением относилась к книгам. Она любила брать их в руки, вдыхать запах типографской краски, гладить золоченые корешки…

И вспоминала «Улитку на склоне», мысленный разговор с книгами, что-то вроде: книги, книги, много ли вас кто читал, а из тех, кто читал, много ли тех, которые что-либо поняли. Ей казалось, что книги, которые она когда-либо читала, настолько прочно вошли в ее сознание, будто она сама лично была знакома с авторами и подолгу с ними общалась.

Сегодня вечером она перебирала корешки родных и близких ей существ, да-да, они были для нее словно домашние зверьки, мирно спящие на полке, откликающиеся на ее внимание и заботу. И вдруг ей показалось, что название «Фауст» сверкнуло свои золотым переплетом как-то по-особому. Мысль выстрелила как долго удерживаемая пружина.

А вдруг сам Дьявол вселился в Макса и блуждает в поисках души? Все выстраивается в единую цепочку – и фотография, взгляд на которой