Всё, что у меня есть - Марстейн Труде

Вложить свою жизнь в чьи-то руки

Октябрь 2000

Я думаю о Халворе не так уж часто. Но если случается, мысли мои наливаются тяжестью, словно перед глазами всплывает что-то заурядное и банальное, и мне нужно избавиться от этой тяжести, но у меня не получается, и вместе с этими мыслями накатывает боль — застигает врасплох, и терпеть ее становится невмоготу, но мало-помалу она проходит. В последний раз я видела Халвора в баре в Грюнерлёкке за три месяца до того, как он свел счеты с жизнью. Мы выбрались с Гейром и еще несколькими друзьями выпить чего-нибудь, и тут мы столкнулись с Халвором. Он пришел с девушкой намного моложе его, которая показалась мне нелепой и какой-то жалкой. Я была навеселе, в миролюбивом расположении духа и предложила Халвору с его подружкой присоединиться к нам. В какой-то момент Халвор полез в карман.

— У меня есть два билета на «Массив Аттак» в концертном зале «Рокфеллер» в мае, — сказал он.

— Ну и ну! Не может быть! — воскликнула я, хотя мой восторг по отношению к этой группе, в сущности, остался в прошлом. Я оценила взгляд, который Гейр бросил на меня в этот момент. Удивлять друг друга, узнавать что-то новое, когда уже начинаешь опасаться, что все давно изведано и открыто, дорогого стоит. Майкен в тот момент исполнилось уже год и три месяца, и я постепенно осознавала, что подгузники и детское питание стали занимать в моей жизни и мыслях непозволительно много места. Но как раз за пару месяцев до этого я приступила к работе как журналист-фрилансер, у меня уже были опубликованные статьи в журнале, и я почувствовала, что грядут перемены. Теперь я ждала, когда появится место в детском саду.

— Хочешь пойти? — спросил Халвор. Я быстро повернулась к Гейру и умоляюще сложила руки.

— Я должна пойти на этот концерт обязательно! — я посмотрела на подружку Халвора. — А как же Ванья?

— Ей не нравится «Массив Аттак», — ответил Халвор.

И все. А потом он покончил с собой. А я должна была сдержать обещание по поводу концерта. «Мы собирались на концерт вместе, — сказала я. — В мае. Мы провели замечательный вечер вместе, просто чудесный». Я объявила это тете Лив и Кристин. Я хотела сказать об этом и папе, но что-то меня остановило.

В моем прошлом скрыто много такого, о чем бы мне хотелось кому-нибудь рассказать; все это было так давно, что теперь уже не имеет никакого значения; я чувствовала себя ребенком, которого никто не хочет слушать, когда речь заходит о серьезных вещах. Я была возбуждена и взволнована, слезы то и дело подступали к горлу и щекотали внутри, хотелось откашляться и задышать полной грудью. Уже два с половиной года прошло.

В августе мы с Гейром приобрели часть дома на станции Ульсруд. Я накупила комнатных растений, они стоят у окон гостиной, на столе лежит голая кукла с задранной вверх ногой — и кукла, и стол отражаются в оконном стекле. Со второго этажа доносятся привычные звуки — Гейр укладывает Майкен. Я слышу звук льющейся в ванне воды, шорох зубной щетки, когда Майкен чистит зубы, голос Гейра, голос Майкен.

— Не хочу писать!

— Перед сном обязательно нужно сходить в туалет.

— Папа, а как же рот прополоскать? Ты забыл?

Завтра приезжают Элиза, Ян Улав и Сондре: Элизе не терпится посмотреть дом, и мне надо срочно доделать все, что еще не сделано: повесить картины, купить ершик для унитаза и мыльницу в туалет в цокольном этаже, и ковер в комнату внизу. Мы съездили в ИКЕА и заказали обеденный стол, но его привезут только через шесть — восемь недель, так что в эти выходные нам придется принимать гостей за кухонным столом. Осень в этом году выдалась дождливой. Гулять по лесу Эстмарка нам приходится в дождевиках. Как-то я стояла в гостиной и через окно наблюдала, как струи дождя бьются в стекло, а обернувшись, оглядела стены и потолок, прикидывая, что еще нам потребуется.

— Нужно решить, — сказала я Гейру, — что еще отремонтировать и будем ли мы заниматься этим сейчас.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Наш дом построили еще в шестидесятых.

Я устраиваюсь на диване, поджав ноги, чтобы Гейр тоже мог прилечь рядом.

— Ты чем-то встревожена, — замечает Гейр. Он прижимается ко мне, и я чувствую на шее его дыхание.

— Завтра будет жаркое из ягненка, — говорит он. — Что думаешь?

Гейр собирался приготовить что-то из тайской кухни, но я сомневалась, насколько им это понравится, все-таки мои родственники очень традиционны в своих кулинарных пристрастиях.

— А что, отступить от правил совсем нельзя? — спросил Гейр.

Дело вовсе не в том, что я горю желанием им угодить. Мне просто хочется, чтобы нам было хорошо вместе, насколько это возможно, я в своей жизни уже достаточно отступала от правил.

— Ничего, если я положу укроп?

— Укроп они выдержат, — киваю я. — Обними меня.

Гейр обещает сделать все, чтобы не идти на работу завтра вечером. В душе же он уверен, что без него в ресторане в пятничный вечер не справятся.

— Ты не такой уж незаменимый, — говорю я.

— Да неужели?

— Ладно, ты совершенно незаменимый. Я без тебя завтра вечером точно не справлюсь.

— По нашему саду прыгает сорока с перебитым крылом, — говорит на следующий день в раздевалке детского садика Ивонна. — Она может поднять только одно крыло, оно как зонтик, который заклинило.

Ивонна живет с нами по соседству и уже стала для меня почти подругой, мы обычно вместе курим на веранде. Небо затянуто облаками, дует ветер, сгущаются темные тучи, но дождя пока нет. Майкен и Ханна идут следом за нами и палками бьют по крапиве на обочине. Я рассказываю Ивонне, что ко мне в гости должна приехать еще одна моя сестра с мужем, Кристин она уже видела.

— А вы похожи? — спрашивает Ивонна.

— Нисколько.

Ивонна и Калле живут в своей части дома рядом с нами почти четыре года. Мы познакомились с ними практически сразу, как поселились здесь: в первые две недели. Сначала общий язык нашли обе наши девочки, когда мы занимались переездом. Ханне пять, она на год старше Майкен.

Когда Калле и Ивонна позвали нас на ужин через какое-то время, мы Гейром с радостью приняли приглашение. Стены их квартиры увешаны плакатами с концертов и выставок, в прихожей стоит гигантская ваза с камышом, а в гостиной забитые до отказа книжные полки, стулья из ИКЕА и доставшийся им в наследство старый обеденный стол.

— Я думаю, она очень занятная, — сказал Гейр про Ивонну. — Держится немного скованно и скромно, оттого ее шутки — чуть-чуть на грани — производят неожиданное впечатление. Мне она нравится.

Я же некоторую скованность Ивонны списывала на кокетство, но это было неважно, мне она тоже понравилась. Как и Калле. По специальности он геолог, работает в ботаническом саду в Тёйене. Домой он приходит в рабочей одежде — брюки с накладными карманами и светоотражающий жилет, он не похож на «белого воротничка».

— Он предпочитает, чтобы его воспринимали как представителя рабочего класса, — пояснила Ивонна. — Это такой снобизм наоборот.

Девочки часто вместе обедают друг у друга дома, а однажды, когда мы пили пиво на веранде, выяснилось, что они проверяли, какие блюда были приготовлены на обед и в той, и в другой квартире и чье мороженое было лучше, а потом выбрали, где им предпочтительнее оставаться.

— Два маленьких эклектика, — сказал Калле, допил пиво из бутылки и поставил ее на стол на веранде.

Я почувствовала прилив невероятной радости, сознание мое взметнулось на необычайную высоту. Встретились два мира — бывает же такое. Но потом я успокоилась, поняв, что это не так. Мне вспомнилось ощущение, которое возникло, когда дома у Кристин и Ивара я увидела книгу Томаса Манна, засунутую поперек книжной полки. Тогда ее читал Ивар — славный молчаливый адвокат с проблесками седины в волосах и в джемпере, надетом поверх рубашки.

Ивонна спрашивает, как дела у Анны Луизы. Я отвечаю, что у нее все в порядке, что все наладилось.