Город для отдыха героев враждующих армий - Андрей Курков

 светлое место в погребе - рядом с винными бочками из потолка торчало

 отверстие вентиляционной трубы, выходящей наружу, но, по-видимому, из-за

 того, что там, сверху, эта труба была прикрыта зонтиком-колпачком против

 дождя, яркий свет в погреб не проникал. Но все равно под этим отверстием

 темнота была более разряженной и я подошел туда, еще раз осмотрел

 небольшой погреб, пытаясь найти табуретку или хотя бы что-нибудь, на чем

 можно было сидеть, но ничего не увидел, и прислонился к бочкам,

 прислушиваясь к жизни наверху, в городе. Но там было тихо, или, что вполне

 возможно, никакие звуки просто не проникали в погреб.

 Я стоял в этой тишине и сырости, и ощущал своей кожей, как холод

 обволакивает меня, как зябнут пальцы на ногах.

 А там на город сейчас опускается вечер, и покрасневшее солнце

 готовится покинуть небосвод.

 Я смотрел на стоявшие на полках бутыли с вином и, отвлекая свои мысли

 от холода, удивлялся, что даже в такой темноте стекло может порождать

 блеск, матовый, но заметный для глаз блеск.

 Как раз, наверное, в это время на площади святого Лаврентия должен

 был бы звучать выбранный мною гимн города, который так и не стал вольным.

 Странно думать, что именно сегодня должен быть отпразднован первый День

 Независимости...

 Все-таки это была прекрасная мечта! И вот только там, в погребе, я

 смог по-настоящему ее оценить. Даже обидно стало, что, наслаждаясь

 собственной свободой и мечтая о том, чтобы она продлилась до конца моей

 жизни, я практически ничего не сделал для этого. Даже проблема создания

 или поиска гимна была для меня довольно обременительной, а о чем-то еще я

 и думать не хотел: каждому свое - мне был поручен гимн, Тиберию - герб,

 остальным - бескровная или "кровная" революция и последующее построение

 свободного города-государства. Еще одна утопия окончилась приказом

 "Пленных не брать!"

 Это была прекрасная мечта. Наверно, единственная в своем роде.

 И именно за ее неудавшееся осуществление отдали свои жизни ребята,

 получившие из рук генерала Казмо боеприпасы, а из уст его - весь набор

 призывающих к подвигу слов. "До последнего патрона... святая

 обязанность... свобода или смерть..." Ферзи никогда не погибают. В крайнем

 случае, они сдаются. Погибают пешки...

 Но все-таки это была прекрасная мечта.

 Я провел рукой по торцевому кругляшу бочки - гладко обтесанный дуб -

 потом опустил ладонь на деревянный краник, находившийся почти на уровне

 днища. "Интересно, - подумал я, - неужели вино в бочках не дает осадка?!"

 А холод уже огрубил кожу моих рук, лишив ее гладкости.

 Но ведь никто не отменял сегодняшний праздник. Никто не объявлял о

 том, что он не состоится. Просто те, кто знал о нем, или погибли, или

 убежали, или, как я, где-то прячутся... И никто не может мне помешать

 отпраздновать этот день здесь, в чьем-то погребе... Никто?! Это я опять

 преувеличиваю. Могут, очень даже могут помешать, обнаружив меня здесь и

 помня о приказе: "пленных не брать".

 Но я не собираюсь лишать себя этого, может быть последнего для меня

 праздника!

 И я открыл краник и услышал, как зажурчал ручеек вина, проливаясь на

 пол погреба. Я подставил сложенные лодочкой ладони, подождал, пока они

 наполнились почти "до краев". Потом поднес ко рту...

 - За свободу! - произнес я и окунул губы в прохладное, чуть-чуть

 терпкое вино.

 После двух жадных глотков мой "ручной бокал" опустел и я снова

 подставил его под журчащую струю.

 Кажется, вино помогало от холода. Во всяком случае я больше не думал

 о сырости.

 Я пил, пока не почувствовал, как отяжелел мой язык. А когда

 почувствовал это, то решил, что пришла пора петь гимн. И, выровнявшись,

 вытерев мокрые от вина ладони о спортивные брюки, я запел, безбожно

 фальшивя, но совершенно искренне:

В 

 Пусть всегда будет солнце,

 Пусть всегда будет небо,

 Пусть всегда будет мама,

 Пусть всегда буду Я...

В 

 Ну вот, думал я допев гимн, торжественная часть праздника окончена и

 теперь можно расслабиться. А как можно расслабиться, если ты сидишь в

 темном погребе, сидишь ночью, и только в одном тебе повезло - это винный

 погреб.

 И я снова подставляю ладони под струю и, набрав в них вина, "умываю"

 лицо. Потом снова набираю и пью, пью. Потом облизываю ладони ленивым

 языком и снова подношу их под краник.

 Жаль, что не на чем сидеть. Но ничего, еще немножко вина, и я смогу

 комфортабельно устроиться прямо на полу, но, конечно, не в винной луже.

 А праздничное настроение уже при мне и я даже внутренностями своими