Собственность бывшего (СИ) - Попова Любовь

— Нет. Это твоя квартира. Ты останешься здесь, а я уйду. Но только тогда, когда ты меня выслушаешь и я буду уверен, что ты не покончишь с собой.

— Я только что чуть не убила человека, себя защищая, с чего мне кончать с собой?

— Наверное, потому что ты узнала все не так, как я планировал.

— А-а, ты планировал. — Смеюсь, уже чувствуя, как подкатывает истерика.

В комнату заглядывает сотрудник МЧС, и Артур поднимает бритву и выходит, оставляя дверь открытой и почти не сводя с меня глаз. А я смотрю прямо на него, чувствую, как ненависть ослепляет, желание сделать ему больно не утихает, даже видя, как стекает кровь по его лицу. Он просто вытирает ее рукой, марая пиджак, и продолжает что-то обсуждать.

Я на негнущихся ногах выхожу и вижу, что двери в проеме нет. Срезали. А я даже звук пилы не слышала. Зато слышу, как Артур заказывает новую. Заботливый, сука.

Медленно плетусь на кухню и смотрю на приготовленный для себя ужин. Скидываю все в мусорку и достаю из холодильника бутылку вина. На столе телефон. Начинает трезвонить. Алена. Наверное, хочет извиниться, что не сказала мне правду. Тогда и убеждать бы не пришлось. Я бы сама к нему на километр не приблизилась. Продолжаю смотреть на мигающий номер и ее фото, наливаю вино в бокал, подношу ко рту. Но в этот же момент из рук вино вырывают. Артур выливает его в раковину, и я не выдерживаю.

— Может, хватит меня контролировать! Если я хочу пить, я буду пить. И ты мне никто, чтобы указывать. Никто, Артур!

Демонстративно пью вино из горла, захлебываюсь, реву. А ведь еще думала, может ли Артур быть хуже. Может. Может. Может.

— Хватит, — все еще командует. Точно президент. Все, что он умеет, — приказывать.

— Нет, не хватит, я поминаю нерожденного ребенка. А может быть, двух. Но ты можешь отпраздновать, что у твоей шлюхи никогда детей не будет. Поздравляю! Ну что, трахнемся? Теперь все встало на свои места. Ты даже не предохранялся, потому что знал: я никогда не смогу родить!

— Я спасал тебя от этой суки.

— Ты убил меня!

— Господи, никогда не понимал этой жажды материнства. Ты родишь еще. Но в тот момент забеременей ты, она бы просто убила тебя. И спастись ты бы не успела.

— Вот оно как, ты, оказывается, не убийца мечты, а спаситель. Нимб не жмет?!

— Она бы убила тебя.

— Сегодня я смогла защититься. Думаешь, не смогла бы, имея под сердцем ребенка? Своего ребенка. Единственного человека, который будет меня любить?

— Я люблю тебя.

— Да! Я верю. Но чего ж мне сдохнуть от такой любви хочется? А еще лучше тебя убить, чтобы не ощущать ее гнета. Давай, признайся себе, я просто не нужна тебе с детьми. Ну конечно, ведь ты у нас обиженный, ведь, заимей я ребенка, наша больная связь бы оборвалась навсегда. Более того, ты переживаешь, что я тебя любить буду меньше. Только вот знаешь что, Левицкий? Теперь я вообще любить тебя не буду. Теперь я освободилась и за это говорю тебе спасибо. Но ты, конечно, не веришь. Думаешь, вот сейчас я ее коснусь, и все вернется. Страсть. Похоть. Любовь. — Снимаю окровавленный халат, оставаясь перед ним совершенно голой. Подхожу близко. — Ну давай, поцелуй меня. Потрогай. Посмотрим, настолько ты хорош, сможешь ли завести девушку, которую от тебя и твоих игр тошнит.

Он сглатывает, смотрит на меня, на грудь, соски, которые даже не твердеют, на тело, еще полчаса назад оттраханное им как следует, и наклоняется, словно его тянет меня поцеловать, но отходит.

— Я буду в коридоре, ждать, когда придут чинить двери.

— Сгори в аду.

Глава 37. Артур

Три месяца спустя

— Артур, у тебя будильник не сломался? - ее голос лучше любого будильника, который орет прямо в ухо.

— Я бы вряд ли купил то, что может сломаться. Ты чего не спишь? - убираю руки за голову, рассматривая изгиб спины, спутанные после сна волосы.

— Твою речь редактирую.  - поворачивает часть лица и одаривает шаловливой улыбкой.  Намекая? Приглашая? - Мне кажется, она слишком сухая и грубая.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Не сомневался. Я переписывал ее уже пару раз, — надоедает лежать. Прямо-таки спрыгиваю и тороплюсь к ней.

— Успеешь позавтракать?

— Блинчики?

— Ну не каждый же день. Сегодня манка.

— Люблю манку и люблю тебя. Иди сюда.

— А речь?

— Потом. Утренние упражнения важнее.

— Вот как ты называешь утренний секс.

— А ты как называешь? — спрашиваю, целуя в шею,  стягивая шелковый халат с плеч, обнажая чудесную грудь с чудесными торчащими сосками. Пальцы на автомате тянутся к ним, ласкают. Секс с Дианой — лучший антистресс, который только можно придумать.

— Занятия любовью же, глупый, — смеется она, прикусывая нижнюю губу, и разворачивается. Чуть толкает меня. А я и не против. Особенно когда она полностью скидывает ненужную дорогую тряпку и облизывает губы, проводя пальчиками по стоящему колом члену.

— Артур. Артур. Артур. Артур. Артур…

Настойчивый будильник сбивает весь эротический настрой. И, откинув одеяло, я вижу, что ничьи губы не собираются решать проблему моего стояка. Вокруг пусто. Только слышу писк чайника, который срабатывает на включение каждый день в шесть утра.

Дианы нет. Ее здесь и не может быть. И каждое утро приходиться осознавать тот факт, что мой очередной план с треском провалился. Я не смог ее вернуть. Лишь на мгновение ощутил вкус счастья, когда она снова стала частью моей жизни. В определенной степени ничего не изменилось, но теперь это касается лишь работы.

Никаких разговор, пошлых намеков или личного общения. Это было ее условие. Иначе она бы уехала, оставила клинику, квартиру, все, к чему шла так долго. Все, о чем мечтала. Кроме одного. Я хотел исполнить ее главную мечту, уверен, что еще немного — и все бы получилось. Забеременев, она бы вряд ли обратила внимание, что я не давал ей родить от профитроли бывшего мужа. Была бы счастлива, нося под сердцем моего ребенка.

Будильник звонит снова, и я понимаю, что минутка самобичевания закончена. Неправильно, что я все чаще и чаще стал оставлять для себя такие минутки. Раньше они не требовались. Раньше я четко знал, как действовать в отношении Дианы, всегда шел на своем паруснике, даже против ветра. А теперь паруса сломались и мое судно превратилось в лодку, где даже весел нет.

Поднимаюсь и сразу опускаюсь на пол. Делаю стандартный полтинник отжиманий. Затем пресс столько же раз. И так шесть подходов, пока тело не начинает гореть, а мышцы просить отдыха. Только потом иду в душ, где на автомате тянусь к паху. Закрыв глаза, сразу представляю Диану, ее мокрые волосы и ласковую улыбку, представлю, как она моет себя мочалкой, как дует на меня пену. Я никогда не ценил этих моментов. Ей было хорошо, а я просто принимал все как данность. Теперь же остается только вспоминать и фантазировать. Одна рука уже на кафеле, другая на члене. Сжимает его, делает несколько порывистых движений. Ускоряется, пока кровь внизу не начинает активно циркулировать, а струна напряжения не рвется.

В семь я уже одетый, готовый на выход спускаюсь на парковку, где стоит заново починенный порше. Ему столько же лет, сколько и мне, но я слишком к нему привязан, потому что уверен: в нем есть частичка Дианы. Ее запах. Звук ее голоса, впитавшийся в обшивку.

По дороге мне звонит прокурор, которому я как-то помог с вложением средств. Он занимается делом Тани, и вместо шести месяцев ее суд назначили через три. А именно сегодня.

— Артур. Я не хотел правда, но Титовой придется присутствовать на суде.

— Жек, мы же говорили. Она показания дала? Что еще нужно? А если она там разревется? А если путаться в показаниях начнет?

— Слушай, если ты хочешь выбить для этой стервы побольше, думаю, надо упомянуть всех лаборанток, которые внезапно исчезли. Понимаешь?

— Да. Хотя надеялся, что этого не потребуется. Ладно, я позвоню ей. Суд в одиннадцать?