Часть 1 - Новый Маляренко

"Володя. О чём это он? Какие дети?"

Алина хихикнула.

– Сейчас, пойду его проверю.

"Что это?"

Прохладные губы коснулись его лба.

– Спи, милый, отдыхай.

"Я не сплю! Я здесь!"

Жутким усилием Иван приоткрыл веки, но Алины уже не было. Остался лишь её запах.

– Машка, иди баню топи! Кому сказано!

"Романов"

Звонко рассмеялась Алина, глухо хохотнул Романов. Через минуту раздался первый сладкий стон.

"Я. НЕ. ВЕ. РЮ."

Часть 4.

"Свои"

Когда как-то раз заезжий генерал по пьяной лавочке нахлобучил на блестящую лысину капитана Лужина свою генеральскую папаху, все сидящие за столом дружно покатились со смеху. Капитан здорово смахивал на молодого чеченского старейшину: пышные чёрные усы, большой мясистый нос и торчащие из-под каракуля в разные стороны уши. С тех пор за Георгием Александровичем прочно закрепилась кличка "чечен". Дело это было ещё во времена Союза, когда капитан Лужин проходил службу в далёком сибирском городке под названием Ужур. Так что на этот позывной Гера (так его иногда называли близкие друзья) совсем не обижался. Внешне Гера былинным богатырём не выглядел, хотя парнем слыл боевым и отвечал за охрану одной из ракетных шахт Ужурской дивизии РВСН. Отдав службе двадцать лет, прорву здоровья и шевелюру на своей голове, он был потихоньку уволен со службы из-за сокращения вооружённых сил. Ну как уволен… Родное начальство, не долго думая, перевело капитана Лужина, вместе с десятком таких же бедолаг, военпредом на военный завод под Томском. На мизерный оклад в восемьдесят четыре рубля. И наплевать ему, начальству, да и государству вообще, было на то, что служебной квартиры лишился не только офицер, но и вся его немаленькая семья. Жена, два сына и малютка-дочь. И родители жены. И две собаки. И рыбки младшего сына. Получив две комнатки в рабочей малосемейной общаге при заводе, Гера унывать не стал – всё-таки Томск это не Ужур. Возможностей для умного и делового человека – хоть отбавляй. Армия, и так обошедшаяся с капитаном по-свински, расстаться окончательно, по-человечески не захотела. Наплевав на 23 квадратных метра общей площади, Лужин уволился по-плохому – лишившись напоследок по одной звёздочке с каждого погона. Руки у Георгия Александровича росли из нужного места, мозги – варили и отставной сорокадвухлетний старлей, имеющий в загашнике ещё и красный диплом выпускника ТИАСУРа, снял в аренду однокомнатную квартирку и пошёл работать автослесарем в ближайшую к дому мастерскую.

А потом бабахнуло. Страны, которой он когда-то служил, не стало и началось мутное время. Бизнес у Лужина не "пошёл". Но и неудачником назвать дядю Геру назвать было никак нельзя. Старший сын, пошедший статью в мать, давным-давно служил в ОМОНе, обзавёлся собственной семьёй и регулярно подкидывал на выходные двух замечательных внуков. Средний, Алёшка, пока не женился, хотя постоянно грозился – вот-вот, вот-вот! Подросла и Анютка, превратившись из гадкого утёнка в прекрасную молодую девушку, за которой увивались все парни микрорайона. Долгий и тяжёлый труд, наконец, принёс свои плоды и в свои шестьдесят дядя Гера являлся гордым владельцем большущей пятикомнатной квартиры на окраине Томска и дачи в шесть соток с маленьким домиком – за окраиной оного города. Из плюсов была праворульная "Тойота", возросшая военная пенсия и необременительная работа сторожем в гаражном кооперативе. Сын сосланного в Кемеровскую область донского казака был, всё так же подтянут, сухощав и подвижен.

И с годами, напяливая на себя по случаю купленную папаху, становился похожим на чеченского старейшину всё больше и больше.

Ту злополучную поездочку дядя Гера запомнил на всю жизнь и в малейших подробностях. Супруга его, Надежда Иосифовна, дочь ссыльного поволжского немца и ссыльной же кержачки из староверов, помимо высокого роста и голубых глаз, характер имела совершенно нордический и однажды утром командным голосом попросила мужа съездить за престарелыми родителями, обычно всё лето и до поздней осени, живших на даче.

Иосиф Гансович и Капиталина Гавриловна хоть и были уже сильно в возрасте, но бодрости духа не теряли, днями напролёт с удовольствием возясь на грядках. Дача, почему-то упорно именуемая томичами "мичуринский участок", давала неслабый урожай – солений-варений, зелени и картошки обычно хватало до следующей весны. Тесть с тёщей, тусуясь в среде таких же соседей-пенсионеров, в город, на зимние квартиры не рвались, уезжая лишь в начале октября с первыми заморозками. Но на этот раз, Лужины, съездив на дачу, мнение своё поменяли. Возле дачного посёлка пёстрым палаточным городком встал табор.

Лошадей у дачников отродясь не было, но цыганскую молодёжь это нифига не остановило. Дачи бомбились "на ура" и стахановскими темпами. Робкие попытки старика-сторожа дать отпор закончились расправой, больницей и растерянными глазами участкового. Что делать с этими уродами он не знал. За пару лет до этого местные мужики спалили в соседней деревне несколько избушек, принадлежавших цыганам, так вони было… по самое не могу. Иосиф Гансович, конечно, был ещё весьма крепким стариканом, да и ружьишко с десятком патронов имелось, но рисковать не хотелось. Обычно вывоз имущества продолжался пару недель и вывозилось, при этом, всё. От банок с огурцами до старых металлических кроватей. Даже навесной замок с двери снимался и увозился в на хранение в гараж. На зимовку домик оставался без мебели, печки-буржуйки и с входной дверью, примотанной проволочкой. Бомжам, обильно заселявших дачный массив зимой, не оставляли ничего. Некоторые соседи вынимали и увозили на хранение даже окна.

Вечерний семейный совет постановил выехать всем возможным транспортом. "Королла" главы семьи, старый "Паджерик" старшего, Славки и раздолбанный "Жигуль" Лёшки. Прикинув количество вещей, которые нужно будет вывезти, дядя Гера пригорюнился – ехать придётся без женщин и детей и упаковывать и складывать придётся всё самим. Да и то – придётся делать, как минимум пару ходок, чтобы осилить такой объём. Но тут, пожалуй впервые за всё время, в семейный совет влезла Анюта. Сильно смущаясь она сообщила, что "один её знакомый" сейчас, "временно, папа, временно!", подрабатывает водителем на грузовой "Газели", перевозя из магазина мебель. Супруга победно посмотрела на Георгия Александровича, явно гордясь своей повзрослевшей дочерью, тот усмехнулся в пышные усы, и согласие было получено. Покрасневшая Анютка немедленно вызвонила Серёжку и тот, заикаясь от счастья, немедленно заверил дядю Геру, что к восьми утра он будет как штык и "всё будет в лучшем виде". Тут уже в разговор влезла Ирина, жена Славки, и заявила, что последние тёплые выходные надо бы провести на природе. Особенно с внуками. Потом сам собой организовался шашлык и сослуживец Станислава с женой и ребёнком.

Ехать решили всем гамузом и аж на два дня.

Когда впереди полыхнула вспышка молнии и машину начало бросать на ухабах, дядя Гера немедленно затормозил – благо, что из дачного массива на трассу всегда приходилось выбираться с черепашьей скоростью. То, что он увидел, поразило его до глубины души. Горы! Какие, нафиг, горы? Дядя Гера протёр глаза. Горы, густо поросшие деревьями, никуда не делись. Несмотря на царившую ночь, было очень душно и страшно болели уши – как после самолёта. Из машин раздался дружный детский рёв. Вот таким образом Семья Георгия Александровича Лужина в полном составе прибыла в этот новый, странный, мир.

Глава 1.

В которой Иван улыбается, молчит и усиленно поправляется.

"Все врут"

G.House M.D.

Всю первую неделю Иван лежал пластом. Силы понемногу восстанавливались, но в душе царила пустота. Чтобы избежать ненужного общения с Алиной, он удачно притворялся вечно спящим. Да так, что к концу недели Маляренко и сам не был уверен, что глаза сумеют открыться. "Проснувшись" на восьмые сутки, Ваня, "слабо", но "искренне" улыбаясь поприветствовал супругу, позволил пожать свою ладонь Володе и чмокнуть себя в щёку Маше. Алина прыгала от счастья, осторожно тиская мужа и зацеловывая его лицо. Иван поел с ложечки мясного бульончика и "устало" откинулся на подушку.

– Я отдохну, любимая. Ты иди. Мне Бимка компанию составит.

Пёс согласно заурчал и, прекратив принюхиваться к супу, привычно устроился в ногах. Алина ещё раз чмокнула мужа в нос и убежала.

"А глаза такие счастливые, счастливые…"

Эмоций не было никаких. Внутри было пусто и холодно. Ваня "перегорел", что-то сломалось в его душе. Какая-то важная деталь вышла из строя, превратив искреннего и открытого человека в лицедея. Бим поднял голову и долгим, всё понимающим взглядом, посмотрел на хозяина.

"Первое. Поправиться и набраться сил. Второе…"

Что будет идти вторым пунктом его программы, Иван так и не решил.

"Ладно. Война план покажет!" – решил Ваня и, осторожно повернувшись на правый бок, по-настоящему заснул.