Изнанка. Том 2 - Самат Бейсембаев

таким взглядом, будто бы я сейчас не умное слово сказал, а вселенскую глупость изобразил.

— Я к тому, что это самовнушение.

— Само…что? Я же сказал тебе без своих умных словечек.

Иногда с деревенскими бывают такие сложности, о которых ты даже и не подозревал.

— Вот смотри: он ведь сильно верил в предсказание?

— Ну…

— Значит после того, как она ему предсказала подобное, он уже не мог предполагать чего-то иного. Мысль эта засела у него в голове, от чего он сам и исполнил это предсказание. Ведь что мы видим: жена ему изменила? Нет же. Мало ли о чем они там говорили. Может, по делу что-то обсуждали. Или и вовсе о погоде пару слов перекинулись, — остановился я, дабы по бровям его, хмурящимся с каждым моим словом, было понятно, что человек не одолевал такое открытие, и поэтому надо было дать ему немного времени.

— Что-то ты меня совсем запутал. Гадалка же сказала, топором зарубит он. Зарубил? Зарубил. Значит, права она была. Гадалка же. Что еще тут думать? — затряс он плечами.

— Да оставь ты эту гадалку. Сейчас не о ней конкретно речь.

— Как оставить, если предсказание ее?

— Колпак, ты меня утомлять начинаешь. Зачем я вообще в это ввязался? Промычал бы что-то, да и все на этом, — последнее я уже себе сказал. — Вот смотри, повторяю: дело не в самой гадалке и ее предсказании, а в дядюшке твоем — слишком он безоговорочно верил ей настолько, что об ином исходе и не думал. Вот, когда и случился малейший катализатор, так он и исполнил.

— Ката…что?

— Все, забудь все, что я тебе говорил, — махнул я рукой.

Мы оба молчали, чем я и воспользовался, взяв в руки палочку, и просто отламывая от нее части, бросал куда-то вдаль (отвлекал себя). От Колпака — странное на самом деле имя, надо будет потом спросить его об этом, — веяло нетерпением.

— Спрашивай, что ты хотел, — не стал я его мучить.

— Ты не веришь в приметы и знаки?

Если бы моё лицо выдало внутреннее состояние, то на нем обязательно отразилось бы разочарование. Разочарование этим его напряженным состоянием дум и тем вопросом, который последовал. Нет, я не осуждаю; скорее случилось ожидание — реальность, где мое ожидание не оправдалось реальностью, отсюда и вывод, что осуждать его не могу, а только сетовать на себя самого.

— Нет, не верю. Это полная глупость.

— Почему?

— Потому что вера в подобное делает нас слабее.

- Чем же?

— Если со мной что-то случится и в жизни моей пойдет разлад, то я не стану сетовать на иные причины, а найду ее в себе. То есть, будучи неверующим в суеверия, я не перекладу ответственность на приметы, а пойму, что причиной являюсь я сам. Соответственно, начну делать выводы, исправлять ошибки нынешние и предотвращать будущие.

- И все же я в них верю, потому что они есть. Как еще объяснить те странные вещи, что иногда с нами происходят? Ты иногда замечаешь, что случилось что-то, а после этого всегда происходит это. Да.

— Вот если ты увидишь какой-либо знак, который предвещает плохое, станешь ли ты предпринимать все, чтобы избежать это самое плохое? Или покоришься и ничего не предпримешь? — начал я заходить с другой стороны.

— Конечно, предприму: я буду готовиться пережить это, — взбухши, произнес он первую часть, и чуть тихо добавил вторую.

— И ты уже заблаговременно не оставил себе выбора, кроме как поражение, — отбросил я последний кусок палочки.

— Ты…, - казалось я рушил сейчас все его устои, что он так внушил себе с самого раннего детства, и от этой неприязни нового, ему было не по себе, — …не понимаешь, что говоришь. Я знаю, что этот мир не так прост, как кажется. Зачастую мы лишь видим последствие, но не причину. Идешь ты по дороге, а дерево лежит упавшее, но ты не видел, как оно упало; но ведь упало же.

— Не понял твоей аналогии. К чему ты?

— К тому, что есть причины и следствия. А человек не настолько мудр и объемлющий, чтобы видить все целиком. Если ты не понимаешь и не замечаешь какие-либо знаки вокруг, то это не значит, что их нет, — он возбудился слегка больше, чем надо.

— Я не упоминал, что причин в мире не существует. Конечно же дерево упало, и повалило ее нечто: ветер, вода или человек. Я говорю, что нельзя перекладывать ответственность на что-то другое, а человек всегда сам первая ступень своих бед.

— Если случилось наводнение и весь урожай погиб — человек тоже тут сам виноват?

— Нет.

— Вот видишь — человек не всегда сам виноват во всем.

— А причем тут виноват человек во всем или нет? — быстро покачал я головой, а слова прозвучали быстрее, чем обычно. — Речь о взятии на себя ответственности за свою жизнь. Только так человек сумеет добиться, что он хочет.

— И чего же ты хочешь добиться?

— Я сейчас не о себе говорю…

— Это я понял. Но я тебя спрашиваю: чего ты сейчас хочешь? — глаза его уткнулись в меня.

— Поспать, — дал я короткий ответ.

— Эх, Деодон, — именно так я представился перед ними, — с тех пор как ты с нами — это уже целая седмица, — ты только и делаешь, что спишь. Не знаю, что у тебя там случилось, в жизни твоей старой, но давай уже выбирайся в реальность. Как ты сам сказал — принимай на себя ответственность. И, тем более, чтоб ты знал, Тимотиос уже зуб на тебя точит, — добавил он шепотом.

— Боль — она когда-нибудь проходит? — бросил я тихим голосом этот вопрос и уткнулся в землю, а грудь тяжело сжалась. Впрочем, с тех пор она болела всегда, но иногда я так привыкал к этому тягучему состоянию, что временами переставал замечать.

— Наверное, только если ты этого захочешь.

— Наверное…

Резкий удар по затылку не дал мне договорить мысль и опрокинул меня на землю. Вообще я бы не пропустил его, не будь так эмоционально подвешен в этот момент. Но что есть, то есть. Новый удар уже пришелся мимо меня, потому как, быстро взяв ситуацию, я откатился и резким движением принял вертикальное положение.

— Хватит бездельничать. Я больше не собираюсь терпеть в отряде тунеядцев, которые питаются за счет других. Ты должен, как и все заслужить свой кусок хлеба, — раздраженный Тимотиос стоял с дубиной в руке и был в крайне раздраженном состоянии.

Будучи правой рукой главы отряда Рурка, он в целом следил за дисциплиной в отряде, распределяя всем обязанности.