Москва – Испания – Колыма. Из жизни радиста и зэка - Лев Хургес

Много лет прошло со времени описываемых событий и очень трудно, только по памяти, не имея никаких записей тех времен (а дневники и просто заметки были командованием категорически запрещены), систематически описывать все перипетии этого не совсем обычного путешествия, но многие события и факты так глубоко врезались мне в память, что могут быть изложены с высокой степенью достоверности.

Приближался один из опасных этапов нашего пути – самое узкое место восточной части Средиземного моря, между Сицилией и итальянским (в те времена) Триполи. Уж здесь практически не было никакой возможности избежать нежелательных встреч. Подходим к этому месту под вечер. Море как зеркало, яркая луна, почти полная, светит во всю. Все заметно нервничают, даже как правило невозмутимый заместитель начальника перевозки – старый коммунист Артур Спрогис, заметно ускоряет свой обычный аллюр по палубе…

Идем с минимально-обязательным освещением, только топовые и клотиковые огни, правда обе трубы (мексиканская маскировка сразу же после выхода из Дарданелл была снова введена) отчаянно дымят, и все равно, даже без огней, наш пароход при такой погоде виден очень далеко, а гоголевский черт, как назло, обленился и не желает воровать эту проклятую луну. Вдруг на горизонте появились огоньки: три, пять, десять, все больше и больше. Это уже не случайный встречный купец, а чуть ли не целая эскадра военных кораблей. Наши морские специалисты уже различают: линкор, три крейсера и еще Бог знает что! А кому еще здесь быть, кроме итальянских фашистов? После такого заключения специалистов у многих уже начинают дрожать поджилки: уж если здесь – в самом узком месте Средиземного моря – итальянцы не поленились устроить такой парад, то нам несдобровать.

Капитан велел застопорить машины. Устроили небольшое, но весьма бурное совещание (наподобие митинга анархистов в Малаге). «Назад пока не поздно!» – неистовствуют наиболее активные члены испанской команды. Мы, советские, собрались отдельно вместе, и на всякий случай спустили предохранители у пистолетов. Положение выправил всегда невозмутимый Артур: «Если это действительно итальянская военная эскадра и мы их отсюда видим, то они уже безусловно нас давно заметили, и наш внезапный разворот назад только вызовет их подозрение. Нашему тихоходу никак не уйти от их эсминцев, которых вы насчитали не менее десятка, так что поворачивать назад абсолютно бесполезно. А если это не военные корабли, то чего их бояться?»

Эта логика остудила горячие головы сторонников немедленного драпа. Единогласно было принято решение двигаться по курсу – вперед, а для отвода глаз дать полное освещение. Так и сделали, идем вперед. Самое интересное – огоньки не двигаются нам навстречу, а стоят на месте. Нервы у всех напряжены до предела, а вдруг это все-таки флот фашистов и мы идем навстречу своей гибели? Ведь по мере приближения к эскадре каждую минуту можно ожидать орудийного залпа или торпеды! Но время идет, мы приближаемся к огонькам, а они стоят на месте. Наконец-то наступила разрядка: огоньки оказались не грозной военной эскадрой, а мирной флотилией рыбаков – подобной тем, что мы встречали днем, только они собрались в кучу, чтобы веселее было ночевать. Зажгли свои аккумуляторные фонари и спокойно жарят наловленную днем сардину.

Это событие оказалось самым страшным из всего, что случилось с нами в опасных итальянских водах. В дальнейшем было принято решение, чтобы избежать нежелательных встреч, уклоняться как возможно дальше от обычных судоходных трасс. Для этого удобнее всего было вплотную прижаться к африканскому берегу, тем более что мы уже подошли к французскому Марокко, где фашисты не должны были особенно нахальничать. Так и сделали. Пошли на расстоянии не более пятисот-семисот метров от берега, имея все время землю в поле зрения. Это как-то более благоприятно влияло на настроение людей, хотя в случае внезапной артиллерийской, авиационной или торпедной атаки наши шансы на спасение все равно оставались нулевыми.

Потянулись с левого борта длинные, скучные африканские берега: крутые, обрывистые, высотой от пятидесяти до двухсот метров. Никакой растительности, почти не видно населенных пунктов, лишь через равные интервалы стоят маяки. Все уже свыклись с постоянной опасностью и в разговорах старались избегать этой темы. Время незаметно, но шло. Отражалось это даже на расписании корабельных трапез: мы шли на запад, время на корабле местное; каждый день завтраки и обеды подаются позднее почти на полчаса. Для нормального желудка это заметно. И вот, как-то перед ужином, штурман торжественно провозгласил: «Подходим к Алжиру».

На берегу стали чаще появляться селения, вскоре почти весь берег зазеленел, а с левого борта показался Алжир во всей своей красе. Громадный порт, буквально забитый судами всех национальностей, широкие улицы, застроенные высокими домами какой-то афро-европейской архитектуры, пальмы, по высоте не уступающие этим домам, на улицах масса народа и городского транспорта. Так и хочется влиться в эту свободно фланирующую по улицам толпу, сесть за столики кафе, расположенные прямо на тротуарах. Но, увы! Это несбыточно. Не только зайти в порт, но даже ответить на вызов портовой радиостанции нам запрещено. Ответишь, не заходя в порт, – могут заставить произвести досмотр если не груза, то уж во всяком случае судовых документов, а это уже задержка, – и так мы на Босфоре постояли, а ведь Испанская Республика переживает критическое положение: исход боев под Мадридом решает каждый снаряд, каждая бомба, которые пока лежат в наших трюмах. Надо спешить!

Но Алжир что – он далеко и виден только в сильный морской бинокль, а тут же, буквально борт о борт с нами, расходится комфортабельный, ослепительно белый пассажирский лайнер линии Алжир – Марсель. Без всякого бинокля видна публика, облепившая поручни на палубах. Изящные женщины в бальных туалетах – настоящие француженки, улыбаются, машут руками и даже без всякого стеснения шлют воздушные поцелуи. Отчетливо слышны звуки джаза, видны пары танцующих, взад-вперед снуют официанты в белых фартуках и с подносами в руках, словом, загнивающая буржуазия прожигает свою жизнь, твердо следуя первой части наставления Маяковского: «Ешь ананасы, рябчиков жуй!». Мы все тоже, конечно, собрались на палубе полюбоваться на очаровательных французских буржуазок, тем более что, по утверждению того же Маяковского, они уже доживают свой последний день.

Чего греха таить, мало среди нас, наверно, было таких, которые не согласились бы поменяться ролями с кавалерами во фраках и смокингах, нежно обнимающих за оголенные плечи своих расфранченных дам, и дожить вместо этих кавалеров их последний день. Но прошло несколько минут, и лайнер с француженками исчез за горизонтом, мы же продолжали свой путь вдоль африканского берега.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});