Homeland. Игра Саула - Эндрю Каплан

Не помогло – ее схватили и вздернули на ноги.

– Komak! – закричала Кэрри. (Помогите!) Она отчаянно озиралась по сторонам, однако посетители – большей частью юноши – тупо пялились на то, как мужчина с глазами-пуговицами (сто процентов, агент ВЕВАК) велит полицейским запихнуть ее в припаркованный у тротуара фургон.

На улице один полицейский завел ей руки за спину и заковал в наручники, второй ударил по бедру дубинкой, и Кэрри, вскрикнув, упала на тротуар.

Сидя в салоне между двумя полицейскими и лицом к офицеру ВЕВАК, Кэрри видела в заднее окно фургона, как тянется улица. Они проехали мимо большой площади и выложенной синей плиткой мечети. Бедро пульсировало от боли.

«Ну вот и все, пришел конец», – подумала Кэрри. Ее замучают и убьют. Кто ее слил, кто заметил? Де Брюйн? Опознал ее, несмотря на маскировку? Выдал местным шпикам, несмотря ни на что?

Или агенты ВЕВАК проверили список тех, кто вселился в гостиницу за последний день, и выявил ее поддельные документы? Саул как-то сказал: «В любой операции куча переменных. Достаточно упустить одну мелочь, и поезд пойдет под откос. Главное даже не цель. Главное – выжить».

За фургоном тянулся широкий бульвар с неплотным движением. Фургон ехал быстро, выла сирена. «Куда спешить? – думала Кэрри. – Я у вас в руках: пленный оперативник ЦРУ, мы в стране, где нас ненавидят больше всего на свете и где за меньшие преступления кара – смерть. Не спешите, наслаждайтесь. Я никуда не денусь».

Дорога заняла больше часа. Судя по длинным теням, они оказались в северном пригороде Исфахана. Фургон остановился, проехал еще чуть вперед и снова встал. За ним закрылись вмонтированные в высокие бетонные стены железные ворота.

Тюрьма. Кэрри привезли в тюрьму. Она последний раз глянула на синее небо, спеша насладиться видом и думая: «О боже… Саул, Мэгги, папа…»

Ее завели в массивное здание, очень старое: штукатурка на стенах крошилась, пахло прохудившейся канализацией и отчаянием. Агенты о чем-то переговорили с дежурным на посту и повели ее дальше – коридорами, перегороженными стальными дверями, каждая из которых запиралась на замок вручную. Должно быть, Кэрри вели в женскую часть: там ее наконец препоручили охранницам, одетым в мешковатую серую форму и черные платки.

Охранницы криками и ударами погнали Кэрри в тесную камеру, где раздели и обыскали. Затем облачили в белый русари и безразмерный комбинезон, заковали по рукам и ногам и отвели в комнату, где из мебели имелось два привинченных к полу и расположенных друг напротив друга стула. У стены стоял деревянный стол, на нем – пара полотенец и жестяное ведро. Кэрри заставили сесть; в углу на потолке она заметила скрытую камеру и микрофон.

Господи…

Сердце неистово колотилось в груди. Кэрри уже полтора дня не принимала лекарство: кожа зудела, как от солнечного ожога. «Я не выдержу, – подумала Кэрри. – Этого я не выдержу, Саул».

Наконец пришел незнакомый иранец: по-своему привлекательный, в приличном костюме, белой сорочке, без галстука (это, должно быть, такая форма у правительственных агентов), с проседью в аккуратной бородке и шевелюре. Определенно, он был тут главный.

Долгое время иранец просто смотрел на Кэрри.

Протокол ЦРУ гласит: в плену у врага рано или поздно заговорит каждый. Главное не облегчать труд дознавателю. Учителя призывали уподобиться луку: самое главное – важные сведения храни глубоко внутри, постепенно, слой за слоем выдавая второстепенную информацию. Сначала вскроется иранская легенда Кэрри, затем ее подложная личность – Нэнси Уильямс, стрингер из кувейтской редакции «Лос-Анджелес таймс». Дальше – сирийская легенда, Джейн Мейерхофф, турагент из Цинциннати. «Только не выдавай все и сразу, тяни до последнего», – сказала себе Кэрри.

Если, конечно, получится.

– Salam, – поздоровался иранец, закуривая сигарету и продолжая на английском: – Вы в тюрьме Дастгерд. Я офицер Министерства разведки и национальной безопасности Ирана. Еще нас называют просто МРНБ.

– Khahesh mikonam, – прошептала Кэрри. (Пожалуйста.) – Произошла ошибка.

– С вашей стороны – да. Вы агент ЦРУ и должны понимать: таких, как вы, в Исламской Республике ожидает смерть. Пощады не будет, и то, что вы – женщина, вас не спасет. Вы умрете.

Сердце ушло в пятки. Кэрри, конечно, знала, что к этому все идет, но вот приговор ей огласили официально, и он стал, как никогда, реален. «Саул, что я здесь делаю? Зачем понадобилось забираться так далеко? Вроде все уже сделали. Неужто это было так важно? Черт возьми, Саул, в чем смысл? За что мне тут подыхать?!»

– От вас уже ничего не зависит, – спокойно произнес иранец. – Разве что один момент: умереть на виселице, без… особых мучений. – Он выдохнул струю дыма. – Или погибнуть в агонии, как раненое… животное. Поймите меня правильно, мадам, умрете вы так или иначе. Скоро.

– Я американский дипломат, у меня неприкосновенность. Требую, чтобы вы обратились в швейцарское посольство, – произнесла Кэрри, чувствуя себя как за карточным столом, где ставки велики, всем выпало по хорошей руке, а ей – всякая дрянь.

– Да, мадам, мы видели ваш паспорт. Нэнси Уильямс, журналист… Типичная легенда для агента ЦРУ. Документы жительницы Ирака? Ваша страна, само собой, не поддерживает дипломатических отношений с Исламской Республикой, то есть вам некуда обратиться. Впрочем, все это не имеет значения. Вы – шпион. Как вас зовут? На самом деле?

Ну вот, началось.

– Нэнси Уильямс.

– Как хотите, – пожал он плечами, поднимаясь со стула.

Миг спустя в камеру быстро вошли три охранника. Они отволокли Кэрри к столу, и пока двое держали ее, третий накинул ей на лицо полотенце. Кэрри хотела отвернуться, но ее схватили за волосы, сквозь платок, так что она закричала. Кэрри не могла даже пошевелиться.

– Пытка водой, – произнес офицер МРНБ. – Это вы, американцы, научили нас ей. Говорят, человек чувствует себя в точности, как будто тонет. Конечно, не всем выпадает тонуть раз за разом. Это так страшно.

Чиркнуло железо по дереву, рядом заплескалась вода.

– Вопрос первый, – сказал офицер. – Твое настоящее имя, шлюха ты грязная. Настоящее имя.

Эль-Кувейт, Кувейт

28 апреля 2009 года

Саул в этот самый момент сидел в чайной при отеле «Шератон Кувейт», расположенном в похожей на Манхэттен зоне небоскребов, близ Первой кольцевой у залива.

Чайная откровенно напоминала английский клуб: на стенах панели красного дерева, стулья с мягкой обивкой, розы в вазах на столах. Перед Саулом на столике, рядом с чайником из веджвудского фарфора и булочками, стояла доска для игры в го. Правда, думал Саул вовсе не об игре. Все его мысли были о Кэрри.

Она так и не добралась до тайника – в клумбе в саду дворца Чехель-Сотун. Предполагалось, что Кэрри каждые двадцать четыре часа будет оставлять в тайнике флешку или записку, или хоть какое-то сообщение в шкатулке, зарытой в землю (под третьим слева от помеченного мелом кирпича). Если до тайника она не добралась, значит, ее схватили и в этот самый момент пытают, допрашивают. А он, Саул, сидит здесь, прохлаждается за чаем и выпечкой.

«Аж самому противно».

Все зависело от нее, от Кэрри, как всегда. Она – последняя деталь стратегии, от нее зависит судьба военной кампании в Ираке, измученной конфликтом американской нации и, наверное, всего Ближнего Востока. Если у Кэрри ничего не получится, страшно подумать, что ждет Америку… Самое кровавое отступление за всю ее историю. Кэрри сейчас проходит через такие испытания, каких не видали увешанные медалями ветераны войны, потому что Кэрри – одна, сама по себе. Там, куда ее отправил Саул.

«И отправил бы снова», – подумал он. Разве есть выбор? Иначе вся война, жизни солдат, деньги – все коту под хвост. Случится бойня, самая страшная в Ираке кровавая баня. Что есть жизнь одного агента по сравнению с такими угрозами?

«Не надо мне Талмуд цитировать, папа…» Перед мысленным взором возник образ отца, когда тот лежал в гробу: в костюме и талите[50]. «Только не сейчас. Жизнь человека – что жизнь вселенной. Мира была права: надо было уходить в отставку еще в Тегеране, много лет назад. Господи, – взывал про себя Саул, оглядывая пустую чайную, – как тяжела моя игра, как тяжела жизнь!»

Подошел официант – подлить свежего чаю, но Саул жестом попросил его уйти.

Вошел подполковник Ларсон в штатском. Проходя мимо Саула, он тихо пробормотал: «Номер шестнадцать ноль пять», – и сел за соседний столик, подальше от него.

Саул отпил напоследок чаю, подождал еще немного, потом сложил доску для игры в го и камушки в «курьерскую» сумку, где также лежал ноутбук, и вышел в вестибюль. На лифте поднялся на пятнадцатый этаж, пешком – на шестнадцатый, оглядел коридор, и наконец, никого не заметив, подошел к номеру 1605, постучался.

Генерал Деметриос – тоже в штатском – открыл дверь. На столе в его полулюксе Саул заметил доску для го. За нее-то они и присели, друг против друга.