Русский Сюжетъ - Людмила Третьякова

Впрочем, у какой женщины не закружилась бы голова: стать героиней императорского романа! Ну как здесь не потерять осторожность и не поддаться чувству торжества от невероятной, прямо-таки фантастической удачи? Фанни чувствовала, какую власть приобрела она над сумасбродным великим князем. Ей казалось, что она вместе с ним находится на самой вершине власти. Никола в ее глазах был всемогущим человеком, желания которого исполнялись словно по мановению волшебной палочки.

Наконец наступил день, когда великий князь решил показать Фанни дворец. Она чувствовала, что Николе не терпится привести ее в дом, задуманньй им для них двоих. Предоставим же возможность самой Фанни рассказать об этом.

«По широкой лестнице розового мрамора с великолепными вазами и бронзовыми фигурами мы поднялись во внутренние апартаменты, состоявшие из ряда комнат, одна лучше другой.

Я увидела огромную бальную залу, белую с позолотой, в стиле эпохи Возрождения; великолепный салон во вкусе Людовика XIV и другую гостиную, увешанную выцветшими гобеленами Людовика XV; курительную комнату в мавританском стиле; будуар, обитый розовым шелком с кружевами; туалетную комнату с превосходной мраморной ванной; большую столовую, отделанную кордовской кожей; залу в елизаветинском стиле, его кабинет, полузаброшенную домашнюю церковь и запущенный сад. Всюду драгоценные вещи, фарфор, картины, ковры.

Я онемела от изумления при виде всего этого великолепия».

Никола вынул из кармана мундира серебряный ключ от большой входной двери и вручил его Фанни.

* * *

Великий князь, не знавший ни в чем удержу, решил довести свой дворец до совершенства. Фанни приходила в ужас, когда он зачитывал ей все увеличившийся список того, что надо было приобрести и доделать.

Целыми днями Никола копался в саду, вместе с рабочими занимаясь устройством гротов, фонтанов, вольеров. Пока что прибыли только птицы. Среди них князь сразу же облюбовал громадного розового какаду, который высокомерно смотрел на него, никак не желая знакомиться. Будучи по природе крайне нетерпеливым, Никола продемонстрировал отменную выдержку дрессировщика. Он научил попугая проделывать уморительные трюки на жердочке и кольце, подвешенном на веревке. Птица оказалась очень способной и тут же запоминала слова, которые слышала от великого князя. Но Никола обучил его и тем выражениям, что обычно употребляются исключительно в мужской компании. Как-то раз Фанни решилась легонько потрепать попугая за хохолок, и тот разразился такой тирадой, что она, искушенная, остолбенела. Великий князь же хохотал до упаду...

Однажды Фанни уговорила Николу поехать охотиться на волков, он давно обещал ей это. Но, может, дело было и не в самой охоте. Наступила зима, которая сделала мраморные громады Петербурга изящными и невесомыми. Снег, снег – разве русские понимают, какое это чудо?

«Я страшно люблю снег, – признавалась Фанни. – При виде его мне хочется кататься в нем, есть его, гладить, как самую дорогую для меня вещь. Мне кажется, что даже сама смерть под этим ослепительно-белым саваном не лишена поэзии».

Она представила, как хорошо теперь где-нибудь на воле, за городом... Охотничий костюм у нее был такой же, как и у Николы: высокие сапоги, которые она еле-еле натянула, подбитый мехом полушубок. Волосы Фанни подобрала под шапку. Компания, которая была приглашена на охоту, ее приняла за английского принца, гостя великого князя.

Ночевали в крестьянской избе. От хозяев Никола узнал, что здесь водится рысь, и тут же загорелся отправиться в лес. Сыскали провожатого и, прикорнув час-другой, поднялись еще затемно.

Отъехав в санях от деревни верст восемь, охотники пешком пошли по глубокому снегу. Фанни" то и дело проваливалась в снег, но старалась не отставать. Шли довольно быстро, и она жалела, что у нее нет времени полюбоваться этой сказкой – сказкой русского леса, бледно-голубого до самых верхушек заснеженных деревьев в предрассветном мареве.

Вдруг провожатый молча показал Николе на узкие вмятины, тянувшиеся по снегу. Это были следы рыси. Скоро они исчезли. По знаку егеря охотники остановились и стали внимательно осматривать деревья вокруг. Фанни первая заметила серый ком, приткнувшийся между ветвей со сбитым снегом.

Никола выхватил ружье, прицелился. После второго выстрела рысь, таща за собой с дерева снежный шлейф, упала в сугроб.

– Молодец! – сказал Никола. – Будем считать, что это твой первый трофей.

Но егерь уже торопил – в Павловске была приготовлена охота на волков и туда надо было поспеть до ранних сумерек. Гикали ямщики, хрипели лошади. Тройки неслись в сплошной белой пелене. Семьдесят пять верст до Павловска проскакали за три часа и успели вовремя.

Фанни стояла рядом с великим князем у опушки леса, когда мужики из ближней деревни с криками и шумом выгнали на них поочередно пять волков. Каждый из них бежал широким наметом, пружинисто выгибал спину и нырял в снег, пытаясь уберечься от пули. Это удалось только одному – раненный охотниками зверь скрылся в чаще.

Неизвестно почему, Фанни порадовалась за него. А четырех убитых волков крестьяне подтащили к ногам великого князя. Сорвав ветку с сосны, он передал ее Фанни:

– Положи ее сверху. Так полагается. Чтоб и дальше везло...

* * *

Почти каждый любовный дуэт – это, помимо упоения друг другом, еще и соперничество характеров. Поначалу, когда от страсти кружится голова, разница в привычках, взглядах не так заметна. Но потом она дает себя знать, да так, что может заглушить мелодию любви. Кому-то из влюбленных, а лучше двоим, надо чем-то поступиться. Если этого не происходит, начинается то, что зачастую называют разочарованием, концом любви. На самом деле люди, устав держать свой характер в узде, просто становятся сами собой.

Читателю, наверно, уже понятно, что Никола не относился к тем людям, которые способны изменить своей натуре ради любимого человека. Вздора, эгоизма в великом князе было предостаточно. К тому же он с молодых ногтей уверовал в собственную исключительность. Это ли не почва для конфликтов с самолюбивой и достаточно прямой по характеру американкой? И уж если они как-то поладили, то лишь потому, что Фанни признала над собой полную власть августейшего покровителя.

И все же первую скрипку в этом дуэте играла хрупкая, плохо говорящая по-русски женщина. Ей удалось найти общий язык со своим непредсказуемым возлюбленным, мало того, Николай Константинович теперь не мог помыслить жизни без нее.

Если бы родители Николы взглянули на «ужасную» связь сына другими глазами, то поняли бы, что им надо радоваться: сын в надежных руках. Фанни была не только очаровательной женщиной, но и человеком, много повидавшим и, как говорится, с головой – случай совсем не рядовой. Им бы оценить это и воспринять как указующий перст судьбы!

Обычно опытность молодой особы вызывает подозрение: неизвестно, в каких передрягах она ее приобрела. Но подле вздорного, противоречивого русского принца могла удержаться лишь та женщина, которая хорошо знала мужскую психологию. Кто сказал, что сильный пол любит властвовать? Ему вполне достаточно быть уверенным в своей власти. Вдаваться в то, насколько это соответствует действительности, у него обычно не хватает ни времени, ни способности реально взглянуть на вещи.

Фанни знала, что Никола упрям как мул. Всякое препирательство с ним приводило только к ссорам. «Да, ваша светлость!», «Ну, конечно, Николай, ты прав», то и дело говорила она. Впоследствии Фанни писала, что привыкла во всем уступать этому взрослому ребенку, но это было не совсем так: она соглашалась с ним лишь на словах. Ей никогда не изменяла уверенность, что любой спорный вопрос она в конце концов может решить по-своему.

И что же? Николе вполне достаточно было знать: его слово – закон. Ему и в голову не приходило, что в своей частной жизни он уже давно следует порядку, заведенному его подругой. Из дворца как-то незаметно исчезли прежние приятели князя, которые раньше то усаживали его за карточный стол, то увозили в злачные места. Конечно, время от времени Никола принимался за старое, но всегда, словно опомнившись, возвращался к Фанни, вроде как даже побаиваясь ее. От прежнего бесшабашного кутилы мало что осталось. Служба, приемы в Зимнем дворце, на которых ему, хоть умри, полагалось быть, и дом – такова была его теперешняя жизнь.

Этой благой перемене, безусловно, способствовал и давнишний интерес Николы к краю, где ему довелось воевать. Он всерьез увлекся ориенталистикой, и Фанни всячески поощряла занятие, способное направить мысли ее друга в правильное русло.

Никола действительно вспоминал Восток. Как драгоценность он берег привезенную из пустыни пушку, которую начальство подарило ему за блестящее проведение разведывательной операции. Стены древнего Хорезма, изящные дворцы и минареты, пленившие Николу своей неповторимой оригинальностью, Амударья и Сырдарья, катившие свои воды сквозь выжженные пески, – обо всем этом он мог говорить часами. Но ему хотелось найти практическое применение этой своей новой страсти, умозрительная любовь его никогда не привлекала. Не довольствуясь словесными восторгами и воспоминаниями, Никола решил заняться делом всерьез.