Крутыми верстами - Николай Сташек

На сырой земле в разных позах сидели и лежали десятка четыре офицеров и солдат. У одних накинуты на плечи отсыревшие шинели, у других — плащ-палатки. Некоторые посасывали зажатые в кулак цигарки, а те, кто был поближе к замполиту, тянулись к нему с вопросами.

Появление командира не осталось незамеченным. После некоторой заминки, как это нередко бывает в таких случаях, все люди, находившиеся на поляне, вскочили на ноги. Разговор оборвался. Дремов оглядел собравшихся. Вначале узнал лишь оказавшегося ближе других матроса, а когда присмотрелся, то по ссутулившейся фигуре угадал и сержанта Ладыгина. Тот, не поднимая головы, глухо покашливал. «Значит, правильно доложили, что сбежал из госпиталя недолеченным и начал харкать кровью», — с горечью подумал Дремов и, положив отяжелевшую руку матросу на плечо, спросил?

— Как думаешь, устоим? — Вопрос был задан умышленно громко, чтобы услышали все находившиеся на поляне.

— Говорили тут, что надо примером… Думаю, верно. Вот я и беру брательника вторым номером, сажусь с пэтээром у дороги. Прихватим и гранаты. Если фриц пойдет — напорется. А не уступим…

Первым отозвался на слова моряка сержант Ладыгин:

— Корж говорит правильно. Война лучше зеркала. Отражает не только обличье, но и душу. Тут видно каждого насквозь.

Над поляной пронесся одобрительный шумок, по которому можно было понять, что сержант выразил мнение большинства коммунистов, но Дремов счел нужным послушать, что они скажут об этом сами.

— Садитесь, товарищи! — попросил он.

Все повалились на землю. Остался на ногах так и не отходивший от командира Юхим.

— Говоришь, выбрал позицию у дороги? — уточнил у него Дремов.

— Так точно, товарищ полковник. Позиция добрая, у самой дороги. Костьми лягу, а фрицу башку снесу. Он у меня…

— Постой, товарищ Корж, — остановил моряка Дремов. — Насчет фрицевской башки ты говоришь правильно, но зачем класть свои кости? Они нам еще потребуются. Значит, их надо беречь. Вот через несколько часов подойдут наши главные силы, и двинем дальше. У нас еще много дел. Сам знаешь. До Берлина еще далеко. Так ведь?

— Так точно, товарищ командир. Дел у нас больше чем по горло… А насчет костей, тут, видать, поторопился. Фашиста не пропущу, пусть там что угодно.

— Решение твое, товарищ Корж, совершенно верное и предельно ясное. Как думают другие товарищи? — обратился Дремов к коммунистам.

— Правильно говорит моряк, — послышались дружные голоса.

— Говорит-то он верно, но мы должны трезво взвесить свои силы. Кто будет стоять? От роты осталось с гулькин нос. Да и насчет боеприпасов… С чем стоять? — донеслось из темноты. — Мне сдается, лучше бы…

— Что лучше? Кому там сдается? — резко оборвал говорившего кто-то, но тот не умолк.

— Если говорить правду, то лучше, пока темнота, отойти к берегу. Там и окопаться, а когда наши подойдут и помогут огнем, тогда и пойдем вперед. А пока… зачем пыжиться? У него танки, а тут голые руки. Сомнет ведь, смешает с…

— Если так рассуждать, то лучше не к берегу, а сразу на тот берег, — вскипел замполит. — В таком случае шансов больше остаться целым, а то, что при отсутствии плацдарма подходящие части вынуждены будут форсировать реку под губительным огнем, что оборвется жизнь многих сотен солдат и офицеров, вас не беспокоит?! О какой правде идет речь? Оставить завоеванный плацдарм, не выполнить боевую задачу?

— Там-то шкуру спасешь наверняка! — выкрикнул Корж.

Дремов понял, что пора внести ясность. Сделав несколько шагов к середине поляны, начал неторопливо:

— На каком рубеже обороняться, решение принято, и вы его знаете. Подразделения выведены на этот рубеж. Его мы должны отстоять во что бы то ни стало. И сюда, на короткое совещание, собрали актив полка, где каждому предоставлялась возможность высказать свое мнение, как мобилизовать личный состав, что надо сделать, чтобы выполнить боевую задачу в той сложной обстановке, в которой мы с вами, вполне вероятно, окажемся всего через несколько часов. Нет никакого сомнения, что противник обнаружил подход наших главных сил и с утра перейдет в решительное наступление. Не исключается, что нас поддержат артиллерией и авиацией, но рассчитывать больше следует все же на себя. Убежден, что оказанное доверие мы, коммунисты, оправдаем.

После совещания Дремов поспешил на НП. Недалеко от наблюдательного пункта ему преградила путь неожиданно появившаяся Ядвига.

— Зачем в такую темень? — спросил он вполголоса. Ядвига молчала, а когда Дремов подошел ближе, проговорила тихо, сдавленным от волнения голосом:

— Тревожно стало, вот и пошла, чтобы…

Рядом на тропке метнулся пучок света и тут же скользнул вперед. Дремов догадался, что там шмыгнул в кусты задержавшийся по своим саперным делам капитан Бойченко. Ядвига также заметила свет фонарика. Умолкнув, затаилась, а после того, как лучик скользнул по кустам, но уже далеко, приблизилась к Дремову и, прикоснувшись к его щеке губами, прошептала:

— Боязно за тебя!

Дремов почувствовал, как учащенно забилось ее сердце, а когда Ядвига легонько отстранилась от его груди, постарался ее успокоить:

— Ничего опасного нет. А то, что медпункт подтянули ближе к батальонам, так это для того, чтобы дорогому доктору не было страшно и тревожно.

Ядвига что-то нежно прошептала в ответ, стараясь даже в темноте заглянуть ему в глаза и прочитать в них ответ на те вопросы, которые так и не переставали тревожить ее. Затаив дыхание она все еще была во власти тайных надежд, но услышала ровный, спокойный голос:

— Сейчас Павлик тебя проводит. Дай слово, что будешь умницей.

Ядвига отшатнулась и, сделав шаг в сторону, ответила дрогнувшим голосом:

— Буду, буду.

Не сказав больше ни слова, она повернулась и в тот же миг исчезла в глубокой темноте, а Дремов, горько вздохнув, еле слышно произнес: «Бедная, бедная Ядвига».

Переборов гнетущее состояние после ухода Ядвиги, Дремов пришел на НП и погрузился в работу.

Перед наступлением рассвета моросивший всю ночь дождь прекратился, но приднепровская пойма утонула в густом тумане. «Плохо», — подумал Дремов, понимая, как невыносимо трудно чувствовали себя в эти часы в сырых окопах насквозь промокшие, изнуренные бессонницей его бойцы, хотя был уверен, что большинство из них держатся молодцами, так же, как матрос Юхим Корж.

14

Возвратившись в батальон, Юхим еще раз доложил свое решение комбату, а затем, растолкав прикорнувшего в обнимку с автоматом в неглубоком окопе брательника Ивана, поспешно распорядился:

— Бери патроны да не отставай. Пошли!

Взвалив на плечо покрытое мелкими каплями противотанковое ружье, петляя по слабо заметной тропинке, стремительно убегавшей к реке, матрос поспешно зашагал к тому бугорку у дороги, на котором намеревался занять позицию.

Остановившись, Юхим взглянул на брата.

— Треба побыстрее вырыть окоп.

Иван, положив у ног оружие и боеприпасы, часто дыша, вытащил из чехла выпрошенную у старшины малую саперную лопату. Вначале ежась, неуклюже, а когда размялся — все быстрее и быстрее работал руками, поглядывая на Юхима, успевшего углубиться в землю значительно больше его.

Юхим, отрыв окоп по своему росту, наносил из лощинки сырой дернины для маскировки позиции и выпрямился лишь после того, когда убедился, что она ничем не отличается от окружающей местности.

— Отсюда ни шагу! — тихо сказал Ивану…

Устанавливая ружье на позиции, Юхим все присматривался, как бы и его получше замаскировать, а мельком взглянув на брата, облизывавшего обветренные губы, вспомнил о матери, на которую Иван был похож и внешностью, и мягким характером.

— Ложись, чуток вздремни, — накинул он Ивану на плечи свою плащ-палатку. Иван ответил коротким кивком.

Спустя полчаса со стороны леса донесся шум моторов. И хотя он вскоре прекратился, Юхим безошибочно определил, что там началось выдвижение танков на исходные позиции.

Оборона полка также зашевелилась, все пришло в движение. В эти минуты, как говорят, снаряд был дослан в казенник, а предохранитель снят со спускового крючка.

Юхим глядел в оба, настороженно прислушивался. Вскочил на ноги и Иван.

— Что, началось?

— Пока нет, но, видать, скоро, — по-хозяйски раскладывая патроны рядом с казенником противотанкового ружья, ответил Юхим, а затем, еще раз проверяя, прочно ли установлено ружье, как бы между прочим спросил у Ивана: — Патроны к своему фрицу припас?

Иван понял, что речь идет о его трофейном автомате, добытом еще в партизанах.

— Хватает. Вон сколько, — зевнув спросонок, похлопал Иван рукой по вещевому мешку. — Хватит…

— Тоже добре, — зевнул Юхим и, не сводя глаз с опушки леса, потянулся за кисетом, чтобы набить давно остывшую трубку. Но не удалось моряку ее раскурить. Над лесом взвились разноцветные ракеты, а спустя не более минуты все вокруг закипело, заклокотало, словно в адском котле, — противник начал огневую подготовку. Снаряды с ревом и визгом проносились над головой и, разрываясь, нещадно секли тугой воздух раскаленными осколками. От находившегося рядом поросшего камышом болота во все стороны разлетались комья, фонтаны жижи. Юхим заметил, что не только перед фронтом второго батальона, но и всего полка пойма реки утонула в смрадном дыму. Было видно и то, что противник, не разведав нового расположения подразделений, выбрасывал немалую часть снарядов на те позиции рот, которые по приказу командира полка были ночью бесшумно оставлены.