Горькие силлогизмы - Эмиль Мишель Чоран

IX, который заказал для себя картину, изображавшую его на смертном одре, и каждый раз, когда ему требовалось принять важное решение, бросал на нее взгляд.

* * *

Нет ни одного нигилиста, которого не снедала бы жажда какого-нибудь катастрофического «да».

* * *

Человек, я в этом уверен, никогда не достигнет тех глубин, которые познал за века единоличного разговора со своим Богом.

* * *

Нет ни одного мгновения, в которое я не чувствовал бы себя вне вселенной!

* * *

Стоило мне пожалеть себя и свою бедность, я тут же замечал: о своих невзгодах я рассуждаю в точности теми же словами, которыми пользуются для определения главной особенности «высшего существа».

* * *

Аристотель, Фома Аквинский и Гегель – вот три поработителя духа. Худшей формой деспотизма является система – философская или любая другая.

* * *

Бог есть то, что опровергает очевидную истину: ничто на свете не стоит того, чтобы о нем думать.

* * *

Когда я был молод, я не знал большего удовольствия, чем удовольствие заводить врагов. Теперь, стоит мне обзавестись врагом, я первым делом спешу с ним примириться – лишь бы не думать о нем. Иметь врагов – значит нести огромную ответственность. Мне хватает своего собственного бремени, чтобы я тащил еще и чужое.

* * *

Радость – это неиссякаемый свет, пожирающий сам себя. Это новорожденное солнце.

* * *

Необычность не может служить критерием. В Паганини больше поразительного и непредсказуемого, чем в Бахе.

* * *

Следовало бы каждый день повторять себе: «Я – один из миллиардов тех, кто таскается по поверхности земного шара. Один из, и ничего больше». Эта банальная мысль помогает оправдать любое поведение и любой поступок: разврат, целомудрие, самоубийство, трудолюбие, преступление, леность или мятежность.

…Из чего вытекает, что каждый имеет право делать то, что он делает.

* * *

Цинпум. Это смешное слово обозначает главное понятие Каббалы. Чтобы дать миру существование, Бог, до того бывший всем и присутствовавший повсеместно, согласился немножко ужаться и оставить пустое пространство, не занятое собой, – именно в этой «дырке» и возник мир.

Следовательно, мы занимаем пустырь, который он уступил нам из жалости или каприза. Чтобы мы могли появиться, он уменьшился и ограничил свое всевластие. Мы суть продукт его добровольного сокращения, его ослабления, его частичного отсутствия. Следовательно, он оказался настолько безумен, что ради нас ампутировал часть себя.

Ну почему ему не хватило здравомыслия и вкуса остаться целым!

* * *

В «Евангелии от египтян» Иисус провозглашает: «Пока женщины будут рождать, люди останутся жертвами смерти». И добавляет: «Я явился разрушить сотворенное женщиной».

Когда прикасаешься к последним истинам, высказанным гностиками, хочется зайти еще дальше, если только это возможно, хочется сказать что-нибудь такое, чего не говорил еще никто, что заставит окаменеть и сотрет в пыль всю историю, что-нибудь такое, что было бы достойно космического Нерона и взбесившейся материи.

* * *

Сформулировать навязчивую идею – значит вывести ее за рамки своего «я», изгнать из себя, как изгоняют беса. Наваждения суть демоны мира, утратившего веру.

* * *

Человек принимает смерть, но не смертный час. Он согласен умереть когда угодно, только не тогда, когда действительно приходится умирать!

* * *

Когда попадаешь на кладбище, в первую очередь испытываешь чувство такой ничтожности, что мысли о метафизике даже не приходят в голову. Люди, которые во всем ищут «тайну», совсем не обязательно проникают в глубину вещей. Чаще всего «тайна», как и «абсолют», соответствует всего лишь нервному тику разума. Это слово следовало бы употреблять только тогда, когда без него действительно не обойтись, то есть в самых безнадежных случаях.

* * *

Сравнивая свои планы, так и оставшиеся планами, с теми, что осуществились, я не перестаю сожалеть, что последние не постигла судьба первых.

* * *

«Тот, кто склонен к сладострастию, снисходителен и милосерден; не таковы люди, склонные к чистоте» (св. Иоанн Климакский).

Чтобы с такой точностью и силой разоблачить не просто ложь, но и самый дух христианской морали, да и морали как таковой, надо было быть святым – не больше и не меньше.

* * *

Мы без всякой внутренней дрожи принимаем идею беспробудного сна. Напротив, мысль о вечном пробуждении (а бессмертие, будь оно мыслимо, заключалось бы именно в нем) вселяет в нас чувство ужаса.

Бессознательное – наша родина. В сознании мы как в ссылке.

* * *

Нет на свете человека, столь же глубоко, как я, убежденного в ничтожестве всего сущего, и нет никого, кто с таким же трагизмом воспринимал бы столь же огромное число ничтожных вещей.

* * *

Американский индеец Исхи, последний из своего клана, долгие годы прятался от белых, как затравленный зверь, но однажды добровольно явился к своим гонителям. Он ждал, что его постигнет судьба его племени, но вместо этого ему оказали всяческие почести. У него все равно не было будущего, он ведь и в самом деле был последним.

Когда человечество погибнет или просто угаснет, легко представить себе, как последний оставшийся в живых будет бродить по земле, тщетно ища, кому бы сдаться…

* * *

Самой потаенной частью своего «я» человек стремится вернуться в то состояние, в котором пребывал до обретения сознания. История – всего лишь обходной путь, которым приходится идти, чтобы добраться до этой цели.

* * *

Только одно имеет значение – научиться проигрывать.

* * *

Всякое явление есть выродившаяся форма другого, более широкого явления. Время – дефективная вечность, история – недужное время, жизнь – изъян материи.

Что же во всем этом может считаться нормальным и здоровым? Может быть, вечность? Нет, она и сама есть всего лишь увечье Бога.

* * *

Если бы не мысль о том, что вся вселенная – это ошибка, картина несправедливостей, царящих при всех режимах, заставила бы кончить в смирительной рубашке даже больного отсутствием воли.

* * *

Уничтожение чего-либо дает нам ощущение могущества и льстит чему-то темному, первородному внутри нас.

Не воздвигая, но распыляя, мы можем догадываться, какое тайное удовлетворение доступно божеству. Вот почему разрушение так притягательно, вот почему натуры буйные в любом возрасте питают на его счет так много иллюзий.

* * *

Каждое поколение живет в абсолютном времени и ведет себя так, словно достигло если не конца, то вершины истории.

* * *

Каждый народ на определенном отрезке своей истории считает себя избранным.

В это время