Пуговица. Утренний уборщик. Шестая дверь (сборник) - Ирэн Роздобудько

«Ты влип, парень, – сказал я себе. – Ты влип так основательно, как никогда. Что ты будешь делать? Дай подумать… Вариантов не много. Самый ненадежный: тебя спасут проплывающие мимо аборигены племени мумба-юмба, и ты станешь их белым королем. И второе: через два часа ты сойдешь с ума, через три – начнешь яростно грести к миражу, напоминающему берег с киосками «Пепси-кола», еще через час, просоленный и раскисший, отправишься к счастливчику Бо, который ждет от тебя обещанный ящик коньяка «Хеннеси», потому что пари он все-таки выиграл…»

Может быть, все это случится и позже – через сутки или двое. Я не знал, сколько можно выдержать, – мне это только предстояло узнать… Сердце застучало медленнее, я попытался собрать все свое хладнокровие. В конце концов, нужно уйти из жизни достойно, жаль только, что это будет происходить медленно. Я соображал, нужно ли скинуть одежду и кроссовки, но потом подумал, что этого делать не стоит – в одежде действие морской соли будет не так ощутимо. Я перевернулся на спину. Вода поддерживала меня, будто бы я лежал в гигантской луже постного масла. Важно было не думать о километрах глубины, находящихся внизу, о морских чудовищах, о том, что стало с телом Бо Деррика и его «Сесной», с которой он не захотел расстаться. Не думать о жизни, идущей подо мной, – стаях рыб, водорослях, каменных подводных пещерах. Время от времени я оглядывался по сторонам в надежде увидеть корабль, лодку, надувной матрас, риф, обертку от мороженого… Что-нибудь. Время перестало существовать. Наверное, я ненадолго потерял сознание или впал в транс, ибо, когда опять смог соображать, солнце стояло низко над водой и дикий страх заставил меня яростно заработать руками: я боялся ночи на воде, кроме того, тело мое раскисло, свинцовые кроссовки тянули книзу. Нужно было заканчивать все это…

…Я уже хотел сбросить с себя спасательный жилет, приросший ко мне горбом, мерзким наростом, как вдруг увидел предмет, колыхавшийся метрах в пятидесяти от меня. Это было кресло с «Сесны». Мое кресло, в которое я вцепился перед падением и которое, очевидно, здорово разболталось. Я подплыл к этим жалким останкам и кое-как подсунул его себе под живот. Теперь моя спина оказалась на поверхности, и у меня появилась надежда немного подсохнуть…

…Солнце припекало, и я почувствовал, насколько это приятно – сухая спина и волосы. Я впервые пожалел, что не религиозен, что не ходил в церковь. Кресло, сделанное из какого-то легкого материала, хорошо держалось на воде. Мне пришла в голову мысль скинуть жилет и распластать его рядом, связав с креслом, – таким образом я, наверное, мог бы подсушить и ноги. Я принялся за дело. Получилось что-то вроде крошечного, зыбкого плотика, но я даже смог закинуть на жилет ноги. Возможно, я еще наловчусь и перевернусь на спину и тогда можно будет погреть на солнце и живот. Но если такое и произойдет, то только завтра: наступил вечер, а потом бездонная, жуткая темнота окутала все вокруг и слилась с поверхностью воды…

…Дура-рыбешка в погоне за ускользающим теплом выскочила прямо на мой рукав, и я сжевал ее, не разбирая вкуса, а потом уперся лбом в спинку кресла. Холод сковал меня…

…Купол неба висел так низко, что в минуты безумия казалось, я могу дотянуться рукой до звезды. Но зачем мне здесь нужна была звезда? Чтобы прикурить? Это было бы неплохо в сочетании с чашкой горячего кофе и сухой постелью. Неужели всего этого больше никогда не будет? Сигарет у меня не было. Вернее, раскисшая пачка лежала в нагрудном кармане…

…Это было странное море. Или же мне просто повезло с погодой – всю ночь стоял штиль. Я боялся оторвать голову от спинки кресла, боялся смотреть по сторонам, я вспоминал молитву, и слова трех языков, которые знал – украинского, русского и английского, – наплывали одно на другое и получалась какая-то абракадабра…

…Я пришел в себя от жара, охватившего спину. Оказывается, наступил новый день и солнце сконцентрировало весь свой удар на моем затылке, в то время как живот кис в воде. Мне было уже все равно, и я резко перевернулся на своем импровизированном плоту. В ту же минуту спину обожгло холодом, зато я лежал, как полудохлый дельфин, подставив брюхо теплу и свету. Странно, что ни есть, ни пить мне пока не хотелось. Все это было еще впереди. Я вдруг вспомнил, что Бо переговаривался с кем-то по рации. Значит, у меня есть надежда, что нас будут искать. Я пришел от этой гипотезы в неописуемый восторг, я даже улыбнулся, а потом затрясся от смеха, а потом не мог остановиться, пока не опустил голову в воду…

… Потом… потом… перед моими глазами начали вставать огненные слова, обрывки фраз, фрагменты разговоров – они поднимались у горизонта, горящие синим или красным пламенем, и медленно таяли, уплывая за облака. «Я выиграл пари…», «Если бы не ты, я бы давно…», «Йогурт “Эрмигурт”» даст вам энергию на целый день…», «Майкл, старик…», «Господи…», «Yesterday, all my troubles seemed so far away…»

…Потом мне показалось, что все исчезло. Я мог идти по водам, аки по суху. Я был всесилен. Любовь переполняла меня. Любовь, прощение, жалость вошли в меня струями горячего воздуха, и я чувствовал, что вскоре оторвусь от воды и воспарю над землей. Сотни лиц прошли передо мной, сотни воспоминаний, скрутившись в единый клубок, зашевелились в мозгу. Я был совершенно один и вдруг понял смысл выражения: кто спас одного человека – спас мир. Целый мир жил во мне. Он не был похож на миллиарды других миров. Я смотрел «кино» своей жизни на белесом небесном экране, и оно, как никогда, показалось мне интересным и значительным, начиная с того момента, как я сидел в детском саду над тарелкой подгоревшей гречневой каши. Судя по началу, у меня еще была уйма времени – незримый киномеханик запустил все с нуля…

…Сколько я так пролежал, вперившись в облака? Я больше ничего не считал. Иногда я жевал пресную рыбешку, скачущую на поверхности и не знающую, что такое человек. Стайки подплывали совсем близко, прямо мне под нос и пытались склевывать крошки табака, выплывающие из раскисшей сигаретной пачки.

…А потом я увидел плавник, ровно вспарывающий синий шифон воды. Что-то живое направлялось в мою сторону. За первым плавником блестели на солнце несколько других…

«…И рыба, спавшая на дне морском, воспрянет, чтобы вручить Тебе ключи от мира, и плоть ее станет твоей плотью, и совершенство сойдет на Тебя, ибо Ты познаешь безмолвие, и отступит одиночество посреди отчаяния, и гладь морская отворится перед Тобой, чтобы свершилось таинство посвящения…»

Что это было? Черные блестящие плавники приближались, и я блаженно закрыл глаза. И рыба, спавшая на дне морском, воспрянет… Я тихо колыхался на волнах, и руки мои, бывшие в воде, двигались медленно. В такт мелким волнам. Я был здесь не один – жизнь кипела повсюду. Чем она была хуже моей? Она существовала здесь, в воде, задолго до появления первого неандертальца. Мне, по какой-то странной случайности, предстояло поучаствовать в процессе жертвоприношения. Мог ли я знать об этом, бегая в свою 112‑ю школу с английским уклоном или же – сидя в кафешке «Три петуха» с Димкой (алаверды: мог ли он знать о том, что уйдет за Йети???)… И если все рано или поздно заканчивается, кто может знать, как это сделать лучше? Я не заметил, как из меня вырывается некий гортанный звук, напоминающий ритуальное пение вымерших племен майя. А может быть, этрусков или эскимосов, заклинающих морских котиков. По всей вероятности, я оказался язычником… Некий гул исходил из гортани сам по себе, очень напоминая упрямое мычание взбунтовавшегося класса перед вредным преподавателем.

…Черные плавники образовали кольцо и медленно заскользили вокруг меня. Это было похоже на карусель, и я даже не мог сосчитать, сколько приятелей у меня появилось. В какой-то момент я увидел большой пустой глаз – пустой и черный, как блестящий кремень. Если бы это были собаки, они бы обязательно постарались меня обнюхать, но акулы – другое дело: они все знают заранее. Даже находясь за тысячи километров от меня, они слышали мое сердцебиение. А теперь его почти не было слышно, как не было с моей стороны и яростного трепыхания, и громкого крика, и панического ужаса, распространяющего адреналин. Я тихо выл им свою последнюю сагу и не видел более благодарных слушателей. Я даже расслабился. Мне показалось, что «черноглазая» готова посадить меня к себе на спину. Когда я был маленький, я засыпал, наблюдая за черным диском вертящейся пластинки. И сейчас, глядя на хоровод плавников, мне безумно захотелось спать. Но непонятно каким образом, скорее интуитивно, я понял: как только прекращу свою заунывную песню, благодарные слушатели вспомнят о своих желудках…

…Потом…потом… рыбы вдруг разорвали круг и неожиданно устремились вдаль. А я увидел на горизонте большую белую яхту и понял, что окончательно сошел с ума…