Рыцарь бедный - Василий Панов

Не верил в успех Гунсберга и шахматный мир, вследствие чего часть ставки Гунсберг вынужден был внести сам. Но он правильно рассчитал, что эту затрату при проигрыше матча с лихвой покроет при обеспеченной широковещательной рекламе гонораром за корреспонденции о ходе борьбы против чемпиона мира, комментированием партий матча, сеансами одновременной игры и другими показательными выступлениями в США.

Матч Стейниц – Гунсберг игрался на большинство из двадцати партий. Гунсберг придерживался матчевой тактики и дебютного репертуара самого Стейница, но, вопреки примеру чемпиона мира, избегал рискованных экспериментов и незнакомых дебютных систем. Ученик оказался достойным партнером своего учителя. Как писал позже Тарраш, «Гунсберг – первый из противников Стейница, который выступил против него с его же оружием в руках».

Стейниц же явно недооценивал Гунсберга и пускался на самые сомнительные дебютные эксперименты, иногда даже сознательно делая плохие ходы, чтобы избежать бесцветных упрощений. Привыкший к смелой творческой манере Чигорина, Стейниц жаловался потом, что Гунсберг стремился только к ничьим и ему приходилось рисковать, чтобы оживить борьбу.

Любопытен разговор, происходивший между партнерами в начале двенадцатой партии матча. Когда Гунсберг, игравший белыми, предложил гамбит Эванса, который он обычно не применял, предпочитая закрытые начала, Стейниц сверкнул глазами и воскликнул: «А, так вы ожидаете применения моей защиты? Что ж, получите ее!»

Гунсберг ответил, что он вовсе не рассчитывает, что Стейниц применит свой излюбленный защитительный вариант, так как Чигорин его начисто опроверг в своем телеграфном матче со Стейницем.

– Вот как?! – вскричал негодующий Стейниц. – Так я избираю именно свою защиту!!

И действительно, партия Гунсберг – Стейниц до 16-го хода белых совпадала с партией по телеграфу Чигорин – Стейниц, и к этому моменту положение Стейница в обеих встречах было безнадежным. Стейниц против Гунсберга черными сделал иной 16-й ход, надеясь усилить защиту, но также не смог спасти партию и продержался еще только восемь ходов. Это был чистейший очковый подарок Гунсбергу, да и к тому же от двух маэстро – Стейница и Чигорина!

Не мудрено, что при такой спортивной тактике, свидетельствующей о том, что Стейниц не принимал матча всерьез и, будучи уверен в победе, играл кое-как, без обычного энтузиазма и глубины замыслов, он выиграл матч с очень небольшим перевесом: +6, –4, =9.

К тому же все помыслы и аналитическая энергия чемпиона мира были поглощены еще не законченным, а лишь прерванным на время поединка с Гунсбергом телеграфным матчем с Чигориным.

Большого резонанса в шахматном мире эта борьба не вызвала. Комментаторы отмечали почетный для Гунсберга результат и продемонстрированную им большую силу игры.

Чигорин приходит в газету

Кубинские матчи Чигорина с сильнейшими современниками не только сделали его имя широко известным любому шахматисту мира, но и превратили Михаила Ивановича в глазах передовой русской общественности в национального шахматного кумира.

Чутко реагировал на успехи русского шахматного короля петербургский газетный король А. С. Суворин, игравший ту же роль в русской прессе, как лорд Ротермир в Англии и Херст в США. Сам Суворин был талантливым журналистом, беллетристом, драматургом, выбившимся из нищеты, как и Чигорин, но ценою низкопоклонства перед правительством и циничного приспособленчества достигшим влияния и богатства. Суворин издавал и редактировал наиболее распространенную в то время газету «Новое время», был владельцем крупного книжно-журнального издательства и петербургского «Нового театра».

«Бедняк, либерал и даже демократ в начале своего жизненного пути, – миллионер, самодовольный и бесстыдный хвалитель буржуазии, пресмыкающийся перед всяким поворотом политики власть имущих в конце этого пути», – писал про Суворина В. И. Ленин.

Стремясь привлечь к своей газете выдвигающиеся таланты, которые он мог бы эксплуатировать, Суворин не пренебрегал никакими средствами. Например, он старался прочно привязать к «Новому времени» Чехова, распознав его огромное дарование еще в то время, когда тот только начинал входить в славу.

Вот что писал Чехов своему брату 24 марта 1888 года: «Суворин пресерьезнейшим образом предложил мне жениться на его дщери, которая теперь ходит пешком под столом…

– Погодите пять-шесть лет, голубчик, и женитесь. Какого вам черта нужно? А я лучшего не желаю.

Я шуточно попросил в приданое „Исторический вестник“ с Шубинским, а он пресерьезно посулил половину дохода с „Нового времени“. Его супруга, наверно, уже сообщила тебе об этом…» Чехов, конечно, не принял «предложения».

Суворин не упустил возможности завербовать в число сотрудников «Нового времени» Чигорина. Сыновья Суворина были шахматистами – членами чигоринского клуба. Как только Чигорин вернулся в Петербург после матча с Гунсбергом, Суворин через сыновей предложил ему вести в газете постоянный шахматный отдел. Дебют Чигорина в «Новом времени» состоялся 30 апреля 1890 года, «миттельшпиль» продолжался восемнадцать лет, до «безнадежного эндшпиля» – смерти.

Чигорину было установлено ежемесячное жалованье: сначала 50 рублей, потом 75, а с 1896 года – 150 рублей. Эти оклады явились своеобразным барометром, отразившим растущий авторитет Чигорина в общественном мнении страны и все увеличивающуюся популярность его шахматных отделов.

Для Чигорина предложение Суворина было очень заманчивым. Он получал постоянную творческую трибуну для пропаганды своих теоретических взглядов в газете, которая благодаря покровительству властей распространялась не только в Петербурге и Москве, но попадала и в самые «медвежьи углы» русской провинции. Это обеспечивало Чигорину многолетний контакт с десятками тысяч любителей игры и способствовало их объединению. Твердое же (под конец – довольно большое) жалованье, значительно превышавшее жалованье мелкого чиновника, спасало Чигорина от нищеты.

Шахматные отделы Чигорина были очень большими – величиною приблизительно в два полных столбца центральной газеты наших дней, набранных мелким шрифтом. В отделах этих печатались задачи, этюды, концовки, партии самого Чигорина и других русских и зарубежных маэстро, теоретические заметки, сведения по истории игры, хроника соревнований в России и за рубежом, ответы читателям.

В подробнейших комментариях к партиям, в теоретических статейках и заметках чувствовался новаторский подход Чигорина к актуальным проблемам дебюта, середины игры, эндшпиля, а глубокий, разносторонний анализ, колоссальная эрудиция великого русского шахматиста делали чигоринские шахматные отделы ценнейшим учебным материалом и для любителей игры и для профессионального маэстро. Достаточно самого беглого взгляда на эти огромные шахматные отделы, чтобы убедиться, что он был исключительным, самоотверженным тружеником.

Характерной чертой Михаила Ивановича как шахматного литератора был чисто научный подход к шахматной теории. Чигорин не выносил поверхностных комментариев и рассуждений по принципу «взгляд и нечто», анализов, основанных на «игре автора в одни ворота», когда принимается желаемое за действительное. В своих непрерывных дискуссиях Чигорин обрушивался на таких горе-аналитиков со всем пылом своего страстного темперамента.

Об отношении Михаила Ивановича к своей творческой, литературной и аналитической работе, о его требовательности не только к другим, но прежде всего к самому себе дают яркое представление найденные в конце 1966 года 57 писем Чигорина. Из них была опубликована лишь небольшая часть, да и то не полностью, и в дальнейшем я буду цитировать наиболее красочные из них.

Они адресованы тогдашнему молодому московскому шахматному энтузиасту Дмитрию Николаевичу Павлову, в котором Чигорин обрел наконец родственную душу, разделявшую его творческие установки, чаяния и надежды – своего рода первого шахматного апостола.

Эта переписка очень любопытна! Некоторые письма производят трогательное впечатление, а читая иные, сам переживаешь душевную боль их автора. Особенно грустно читать те строки, где Чигорин выдает себя за умудренного опытом, практичного шахматного дельца, а на самом деле остается все тем же детски-наивным, доверчивым человеком, которого, выражаясь словами известной трагедии А. К. Толстого, «во всех делах и с толку сбить и обмануть нетрудно».

Фанатизм страстного общественника сочетается в письмах с полной житейской неприспособленностью художника и шахматного поэта.

По внешней форме письма – обычные листки почтовой бумаги или небольшие редакционные бланки газеты «Новое время». Они до предела исписаны рукой Чигорина. Бисерный четкий почерк профессионального писца, выработанный во времена, когда пишущих машинок еще не существовало, изящный, но старомодный, с характерным для середины прошлого века начертанием букв. Зачастую письма состоят из многих листков, а порою даже пишутся с «продолжениями» – в случаях, если их автору пришлось оторваться для срочного дела.