Кто за главного? Свобода воли с точки зрения нейробиологии - Майкл Газзанига

Хотя составляющие нравственности универсальны, этого нельзя сказать о добродетелях, основанных на их переплетении. Добродетели — это то, что ценится в определенном обществе или культуре как благонравное поведение, которое можно усвоить. В разных культурах по-разному ценятся различные аспекты этих пяти составляющих. Семья, социальная среда и культура каждого из нас влияют на наше мышление и поведение. Следовательно, то, что определенная культура, политическая партия или даже семья считает добродетельным (нравственным достоинством), не универсально. Вот что определяет культурные различия в отношении морали и может объяснить вариант проблемы вагонетки, придуманный Пинкером. Хайдт полагает, что за отличиями политических партий Америки друг от друга стоят различия в том, какую ценность имеют для них пять составляющих нравственности.

Суждения о чужих представлениях — в правом полушарии?

Нейробиолог Ребекка Сакс предположила, что, когда мы пытаемся понять принципы и моральные установки другого или стараемся вычислить его представления и повлиять на них, дело не ограничивается просто симулированием эмоций. Чтобы проверить эту гипотезу, она с группой коллег сканировала мозг испытуемых, которые в это время решали классическую задачу на понимание ложных убеждений. В ней Салли и Энн находятся в комнате. Салли прячет шар в голубую коробку на глазах у Энн, а затем выходит из комнаты. Тогда Энн встает и перекладывает шар в красную коробку. Салли возвращается в комнату. Вопрос: где, по мнению Салли, находится шар? Дети младше четырех лет отвечают, что Салли думает — шар в красной коробке. Они не понимают, что существуют ложные представления. Дети от четырех до пяти лет — уже начинают понимать и говорят, что Салли считает, будто шар в голубой коробке. Эта способность, которая развивается и начинает работать в возрасте от 4 до 5 лет, позволяет осознавать, что представления других людей могут быть ложными. Сакс обнаружила, что у взрослых испытуемых активизируется определенная зона правого полушария, когда они размышляют о представлениях других людей; когда им напрямую сообщают о чьих-то взглядах в письменной форме; когда они следуют нестрогим указаниям, чтобы понять представления другого, и когда им нужно предугадывать поступки человека, который придерживается ложного убеждения.

Впервые услышав об этих результатах, я поразился, что такой механизм располагается в правой половине мозга. Ведь если информация о представлениях других людей размещается в правом полушарии, значит, у пациентов с расщепленным мозгом она не может дойти до левого, которое решает задачи и обладает языковой способностью. Получается, у них должен нарушаться процесс вынесения моральных суждений. Но этого не происходит. В этом смысле пациенты с расщепленным мозгом ведут себя, как все остальные. Мы с коллегами снова протестировали наших безгранично терпеливых пациентов. Мы уже знали, что информация о целях других людей находится в левом полушарии, и пока приняли на веру, что способность судить о представлениях других располагается в правом. И предложили нашим испытуемым с расщепленным мозгом ответить на такие вопросы:

1. Секретарша Сьюзи думает, что кладет сахар в кофе своего начальника, но на самом деле это яд, случайно оставленный одним химиком. Начальник выпивает кофе и умирает. Допустимо ли было действие Сьюзи?

2. Секретарша Сьюзи хочет “убрать” своего начальника и подсыпает ему в кофе яд, который в действительности оказывается сахаром. Начальник выпивает кофе и чувствует себя прекрасно. Было ли действие Сьюзи допустимым?

Обеспокоит ли слушателя этих историй только их развязка, или же он будет оценивать все, исходя из представлений действующего лица? Если бы эти вопросы задали вам или мне, мы сочли бы первое действие допустимым, поскольку Сьюзи думала, что с кофе все в порядке. Однако во втором случае мы назвали бы ее поведение неприемлемым, поскольку секретарша считала, что дает начальнику отравленный кофе. Мы судим на основании намерений Сьюзи, ее представлений. А что скажут пациенты с расщепленным мозгом? Ожидалось, что их будет заботить только исход событий, поскольку у них область мозга, связанная с представлениями других, отделена от зон, ответственных за решение задач, язык и речь. Именно это мы и увидели: их суждения опирались исключительно на результаты.

Например, пациенту JW предложили такую историю. Официантка думает, что у посетителя ресторана сильная аллергия на семена кунжута, и намеренно подает ему еду с ними. Все кончается хорошо, так как в итоге оказывается, что никакой аллергии у посетителя не было. JW тут же рассудил, что поступок официантки допустим. Поскольку пациенты с расщепленным мозгом совершенно нормально функционируют в реальном мире, нас не удивило то, что произошло дальше. Спустя несколько секунд, после того как его сознательный мозг обработал только что сказанное, JW попытался логически обосновать (интерпретатор спешит на помощь) свой ответ: “Кунжутные семена такие крохотные — они не могут никому навредить”. Ему пришлось приспосабливать собственный автоматический ответ, который не учитывал информацию о представлениях официантки, к тому, что он на рациональном и сознательном уровне знает о допустимом поведении.

Подавление эгоизма

Мы часто считаем дилеммы, имеющие отношение к справедливости, моральными. Одно интереснейшее и широко известное открытие связано с так называемой игрой в ультиматум. Единственный раунд, двое участников. Одному из них дают 20 долларов, он должен поделиться ими с другим игроком, причем самостоятельно решить, какую часть денег отдать. Обоим достается такая сумма, какую первой предложит обладатель 20 долларов. Однако, если игрок, которому предлагают часть денег, от нее отказывается, никто ничего не получает. С рациональной точки зрения игрок, которому предлагают деньги, должен соглашаться на любую сумму, потому что это единственный способ остаться с прибылью. Тем не менее люди реагируют иначе. Они принимают деньги, только если находят предложение справедливым — когда им предлагают по крайней мере 6-8 долларов. Эрнст Фер72 и его коллеги использовали транскраниальную электростимуляцию, чтобы временно вывести из строя префронтальную кору. Они обнаружили, что, когда работа ее правой дорсолатеральной части нарушена, игроки соглашаются на предложения меньшей суммы, хотя по-прежнему считают их несправедливыми. Если подавление этой зоны мозга усиливает корыстные реакции на несправедливые предложения, значит, в норме она подавляет эгоизм (готовность принять любое предложение) и снижает влияние шкурных побуждений на процесс принятия решений, то есть играет ключевую роль в осуществлении справедливых действий.

Исследования, проведенные группой Дамасио, подтвердили, что правая дорсолатеральная часть префронтальной коры подавляет эгоистические реакции. Ученые предлагали пройти тест на моральные принципы взрослым, у которых с детства была повреждена эта зона. Их ответы, как и поведение, носили безмерно эгоцентрический характер. Они плохо сдерживали проявления эгоизма и не могли принять чужую точку зрения. Люди же с подобными поражениями мозга, произошедшими во взрослом возрасте (другая группа пациентов Дамасио), адаптированы лучше. По-видимому, нейронные системы, поврежденные в раннем возрасте, были критически важны для приобретения социального знания73.

Обнаружилось немало моральных схем, которые, похоже, распределены по всему головному мозгу. Нам свойственно множество врожденных реакций на социальный мир (включая автоматическое сопереживание, безотчетную оценку других людей и эмоциональные реакции), которые влияют на наши моральные суждения. Впрочем, обычно мы не думаем об этих автоматических реакциях и не опираемся на них, когда объясняем свои решения. В большинстве случаев люди в своих действиях руководствуются моральными принципами, но настаивают на иных причинах собственных поступков. Все дело в какофонии факторов, управляющих нашим поведением и суждениями. В их числе — эмоциональные системы и особые системы нравственных суждений. Сначала проявляется наше врожденное моральное поведение, а затем мы его интерпретируем. Мы сами верим в эту интерпретацию, так что она становится значимой частью нашей жизни. Однако инициируются наши реакции теми универсальными свойствами, которыми мы все наделены.

Похоже, все мы имеем общие нравственные сети и системы и склонны одинаково реагировать на сходные задачи. Мы отличаемся друг от друга не поведением, а своими теориями, которыми объясняем собственные реакции, и весом, который придаем разным системам морали. Я думаю, людям с разными системами взглядов стало бы гораздо проще ладить друг с другом, если бы они поняли, что источники всех конфликтов — наши теории и ценность, которую мы им приписываем.