Кто за главного? Свобода воли с точки зрения нейробиологии - Майкл Газзанига

Три концепции, связанные с судебным процессом, на которые сегодня влияет нейробиология, — это ответственность, доказательство и справедливость по отношению к жертве и к преступнику при вынесении приговора.

Ответственность

В контексте ответственности закон смотрит на мозг достаточно просто: есть так называемое практическое мышление, которое самостоятельно работает в мозге, порождая действия и поведение. Личная ответственность — продукт нормально функционирующего мозга с его практическим мышлением. Если с мозгом что-то случается (происходит повреждение или нарушение нейропередачи), он перестает работать нормально. Это может привести к ограниченным способностям, а значит, и к ограниченной вменяемости, что служит основанием для освобождения от ответственности. Особенно в уголовных делах обвиняемый должен всегда иметь mens rea[34] действительный злой умысел. Недавно в Пенсильвании разбиралось одно дело, в котором использовались результаты сканирования мозга, чтобы изменить два независимых смертных приговора. В 1983 году Саймон Пирела был приговорен к двум высшим мерам наказания, поскольку был признан виновным в двух отдельных убийствах первой степени. Однако в 2004 году, двадцать один год спустя, снимки мозга, которые стали признавать в качестве доказательств, убедили присяжных при пересмотре одного дела Пирелы (назначенного из-за нарушений в ходе следствия) в том, что он не может подлежать высшей мере наказания, поскольку страдает поражением лобных долей, снижающим способность мозга нормально функционировать. Когда было подано прошение об отмене второго смертного приговора, на основании тех же самых изображений мозга сделали другое заключение — что Пирела умственно неполноценен. Причем вкупе с показаниями нейропсихологов судья апелляционного суда счел этот вывод “достаточно убедительным”16. Одни и те же снимки мозга признали доказательством двух различных диагнозов.

Стоит отметить, что сегодня подобные дела разбираются с учетом решения, вынесенного в судебном процессе 2002 года “Аткинс против Вирджинии” и ставшего прецедентным. Верховный суд США постановил, что казнь человека с задержкой в умственном развитии стала бы нарушением восьмой поправки к конституции США как жестокое и необычное наказание. Главный судья Скалиа так описал дело Аткинса:

После того как истец Дэрил Ренард Аткинс весь день употреблял алкогольные напитки и курил марихуану, он вместе с соучастником преступления приехал к круглосуточному магазину, намереваясь ограбить покупателя. Их жертвой стал Эрик Несбитт, сержант авиабазы Военно-воздушных сил США “Лэнгли”. Они насильно отвезли его к расположенному неподалеку банкомату и вынудили снять 200 долларов. Затем они привезли его в безлюдное место, не обращая внимания на его мольбы не причинять ему вреда. По словам соучастника, чьим свидетельским показаниям присяжные очевидным образом поверили, Аткинс приказал Несбитту выйти из машины и, едва тот сделал несколько шагов, выстрелил один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь раз ему в грудь, живот, руки и ноги. Присяжные признали Аткинса виновным в тяжком убийстве, караемом смертной казнью. На повторном слушании... присяжным представили многочисленные доказательства якобы наличествующей у истца задержки в умственном развитии. Психолог показал, что истец страдает умственной отсталостью в мягкой форме с коэффициентом интеллекта 59, что он был “малоспособным учеником”... который “не мог преуспеть почти ни в какой сфере своей жизни”... и что он обладал “ограниченной” способностью осознавать преступный характер своего поведения и соотносить его с требованиями закона... Члены семьи истца предоставили дополнительные доказательства в поддержку заявления о его умственной отсталости... Штат опротестовал доказательства задержки в умственном развитии и представил показания психолога, который не обнаружил “абсолютно никаких оснований, кроме коэффициента интеллекта... которые свидетельствовали бы о том, что [истец] хотя бы в какой-то мере умственно неполноценен”, и заключил, что у истца “по меньшей мере средние умственные способности”.

Присяжные также заслушали показания о шестнадцати предыдущих судимостях истца за тяжкие преступления: ограбления, попытки ограбления, похищения, применение огнестрельного оружия и нанесение увечий... Жертвы этих преступлений наглядно описали жестокие наклонности истца: он ударил одного человека пивной бутылкой по голове... ударил другую жертву пистолетом по лицу, по голове, свалил на землю, а потом помог подняться, только чтобы выстрелить в живот... Присяжные признали истца виновным. Верховный суд Вирджинии приговорил его к смертной казни17.

Однако судья Верховного суда США Стивенс заключил, что раз обвиняемый, который страдает умственной отсталостью, не в состоянии осознать два главных обоснования высшей меры наказания — удерживание других людей от совершения преступлений устрашением и воздаяние, — то это стало бы жестоким и необычным наказанием. Правда, он не упомянул о третьем обосновании высшей меры наказания — о лишении возможности совершать новые преступления. Одним словом, решение суда было вынесено на основании существующих представлений о целях наказания в уголовном праве. Оно не опиралось на науку, например на то, мог ли обвиняемый из-за отклонений своего мозга от нормы иметь намерения. Это судебное решение также подразумевает, что любой человек с “умственной отсталостью” любой степени не способен понять принцип воздаяния за преступление по заслугам и отличить то, что общество считает хорошим, от дурного.

Есть и другие проблемы, касающиеся патологических состояний мозга, но самая большая заключается в том, что закон делает неверные предположения. Поведение человека с нетипичными снимками мозга совсем необязательно отклоняется от нормы, а наличие нарушений в работе мозга не означает, что человек по умолчанию неспособен на ответственное поведение. Ответственность не располагается в мозге. В нем нет зоны или сети, обеспечивающей ответственность. Я уже говорил, ее нужно рассматривать как взаимодействие между людьми, это общественный договор. Ответственность отражает принцип, который возникает из взаимодействия нескольких участников в социальном контексте, и все мы надеемся, что каждый из них будет соблюдать определенные правила. Отклонения в мозге не означают, что его хозяин не в состоянии придерживаться правил. Заметьте, что в рассмотренном выше случае преступники сумели разработать план и взять с собой все необходимое для его осуществления, понимали, что задуманное не стоит совершать прилюдно, и смогли сдерживать себя, пока не оказались в пустынном месте.

Хотя при нарушениях нейропередачи, как, например, в случае шизофрении, людей часто арестовывают по делам, связанным с наркотиками, нет никакого повышенного уровня агрессивности у страдающих шизофренией, когда они принимают свои лекарства, и наблюдается лишь очень небольшое учащение агрессивных проявлений у тех, кто лекарства не принимает. Люди по-прежнему понимают правила и подчиняются им: скажем, останавливаются на красный свет и расплачиваются за покупки. Просто потому, что у человека шизофрения, нельзя считать его более склонным к насилию и думать, что он с гораздо более высокой вероятностью совершит преступление. Освобождение от ответственности на основании шизофрении, вероятно, поможет обвиняемому в одном случае, зато ошибочно освободит преступника в другом. Оно также может использоваться как доказательство ложности обвинения и, наоборот, способно привести к “удобной” практике сажать под замок всех людей, страдающих шизофренией, — якобы до того, как они совершат преступление. Джон Хинкли пытался убить президента Рейгана и был признан невиновным на основании невменяемости, поскольку для обоснования его защиты на суде психиатр поставил ему диагноз “шизофрения”. Однако это покушение было преднамеренным. Хинкли заранее его спланировал, продемонстрировав тем самым нормально развитое исполнительное функционирование. Он понимал, что идет против закона, и спрятал свое оружие. Он знал, что убийство президента принесет ему дурную славу. Подобная ложная предпосылка справедлива и в отношении людей с повреждением левой лобной доли. После травмы они иногда начинают странно себя вести: они сами, их близкие и друзья замечают изменения в поведении, однако частота проявлений насилия повышается лишь с обычных 3 до 11-13%. Поражение лобной доли — не прогностический параметр агрессивного поведения. Не существует никакой специальной области мозга, повреждение которой, как переключатель, запускает насильственное поведение. Один случай нельзя обобщать с другими. Если судебная система выведет заключение, что повреждения лобной доли делают простительным любое поведение человека, люди с такими поражениями смогут использовать свои недуги в качестве оправданий поступков, которых не совершили бы, не имей они этой готовой отговорки (“Отлично, я могу прикончить того урода и избежать наказания, свалив вину на свою лобную долю”). Или же всех людей с повреждением лобной доли в качестве профилактической меры начнут запирать в камерах. Итак, размышляя о подобных вещах, мы должны позаботиться о том, чтобы наши лучшие побуждения не использовались неподобающим образом.