Закон Мерфи в СССР (СИ) - Капба Евгений Адгурович

Иногда в такие дни радуешься — наконец-то, мол, меня в покое оставили. А иногда сетуешь — ну вот, мол, как кому-то от меня что-то — так да! А как мне — так хрен там!

А бывают и другие дни: когда оказываешься нужен решительно всем в одну и ту же секунду! Стучат в двери, звонят на домашний, звонят на мобильный, в видеочат и даже в утюг и лейку от душа! В форточку в это время влетает голубь и начинает разносить хату, сосед резко решает залить тебе весь новый натяжной потолок, а ты сидишь в самом нужном месте в самой неподходящей для бешеной активности позе и никак не можешь понять причин такой популярности.

Последнее время мои дни были первого типа: что бы я ни творил, всё сходило с рук. Никому я был не нужен. Никто всерьез не пытался меня вызвать на откровенный разговор, отдубасить или прикончить. Это настораживало — ответка должна была прилететь еще после фруктового дела — я не верил что абибоки из транспортной милиции были последней ласточкой в этом деле, да и афганская эпопея как-то слишком тихо улеглась. Я предпочитал об этом не думать: в конце концов, спецслужбы бдят, меня явно пасут, так что — может и пронесет. Надо продолжать гнуть свою линию, прилагать максимум усилий, причиняя добро и нанося радость, а остальное — приложится.

Но теперь, после моего финта ушами в Сельхозпоселке чуйка просто орала: ща-а-а-с! Щас начнется!

Я был весь на нервах, напряженный как сжатая пружина, и едва не вломил спускающемуся по лестнице подъезда незнакомому мужчине в серой куртке: слишком уж резко он появился в поле моего зрения. На лифте не поехал: ну его к черту, этот лифт! Побежал вверх своими ногами, останавливаясь и прислушиваясь. Чудилось, что в подъезде кто-то шаркает и переговаривается.

А еще — пахло сигаретами. Удушливый аромат "Астры" шибал в нос и нестерпимо хотелось кашлять. Сунув ключ в замок, я судорожными движениями прокрутил его и как был — в ботинках, рванул на балкон, к сейфу. Ну не идиот? Ружье — с не присоединенными стволами, патроны — в пачке, Гос-с-поди, какой такого тупицу земля носит?!

Рассыпая патроны по полу, я сунул горсть в карман куртки и побежал обратно к двери, проверить — запер ли? Стволы никак не желали присоединяться — одни железные хреновины категорически не попадали в другие!

— Ста-а-аять, соседушко! — раздался вдруг знакомый до боли голос приятного тембра. — Брось ружье, руки вверх, а то прострелю тебе живот!

Дверь была распахнута, на пороге стоял Эрнест собственной персоной и целился в меня из пистолета. Пистолет напоминал "парабеллум", 5но был горазо более... Советский? Я в итоге узнал оружие: спортивный, Марголин — вот что это было такое.

— Два шага назад, Белозор! — выглядел столичный пижон очень худо.

Да какой пижон? От былой его красоты и лоска не осталось и следа! За недели, что мы не виделись, Эрнест осунулся, под его глазами пролегли чернушные круги, руки тряслись, а роскошные волосы были всклокочены, засалены и неопрятны, а одежда пребывала в самом плачевном состоянии. Взгляд мажора отливал безумием: зрачки глаз то сужались, то расширялись он пару раз за это время даже шмыгнул носом!

— Накроман, штоле? — мой язык как обычно лез поперед мозга в пекло.

— Давай, поговори у меня! — он захлопнул за собой дверь. — На кухню иди! Ружье положи!

Я ожидал чего угодно, но точно не обдолбанного Эрнеста в этой квартире. Кой хрен он приперся в Минск?

— Давай, садись на табуретку! Я тебя щас к батарее пристегну! — он снова шмыгнул носом и подтянул штаны.

Они спадали. Похудел, бедолага!

— А не боишься, что пока пристегивать будешь, я тебя ушатаю? — уточнил я.

Дерьмо уже случилось, и потому я почти перестал бояться, просчитывая варианты, как мог бы расправиться с Эрнестом. Да, в коленках и в затылке еще ощущался холодок страха, но ему на смену приходила дремучая ярость: норадреналин плескался в крови, порождая кровожадные помыслы. Но мажорчик еще не подозревал, что ему предстоит...

— Шатальщик! То-то ты меня в Анакопии ушатал, а? А рыпнешься — пристрелю! Сам себя пристегивать будешь!— он достал из кармана модной, но грязной и обтрепанной кожаной куртки самые настоящие наручники и кинул их мне. — Давай, пристегивай! А то пристрелю! Через железку руки пропусти! Пристегивай давай!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

"Нежность"— вот как они назывались, эти кандалы. Придумывает же кто-то такие названия? Шокер "Ласка", дубинка "Сюрприз", резиновые пули "Привет". Наручники — "Нежность". Дурдом какой-то.

Эрнест махнул стволом пистолета в сторону батареи. На радиаторах отопления у нас в квартире имелись металлические защитные решетки. Дети же — носятся! Закреплены они были... Да никак они не были закреплены, надеты сверху плотно — да и всё. Но незванному гостю знать это было не обязательно. Так что наручники я пристегнул — к решетке. А он и не заметил: наверное, и вправду был обдолбанный.

— Ты ведь жизнь мою испортил, Гера! Понял? Жизнь мою, бл*ть! Я что, плохо жил? Я ох*енно жил! — он ходил по кухне: два шага в одну сторону, два — в другую. — А как ты появился... Ч-ч-ерт, соседушко, я за последние дни такого дерьма хлебнул, знаешь? И ты, щас за всё ответишь, за всё-о!

Он принялся размахивать "марголиным":

— Я что, зря тебя выслеживал? Не зря... Я тебе ноги прострелю, потом руки прострелю, потом уши поотстреливаю, потом хрен! Бл*! Шесть патронов... Не получится. Ладно, хрен не буду... Но деньги ты мне отдашь. Я тебя обчищу! Это будет справедливо!

Вдруг в дверь забарабанили.

— Какого... Ты ждешь кого-то?!— задергался Эрнест.

— Понятия не имею, — пожал плечами я настолько удивленно, насколько позволяло мое прикованное наручниками состояние. — Иди, посмотри в глазок, потом мне скажи... Вдруг милиция?

— Аа-а-а, м-м-мать, ты ж ментовской сам... Щас гляну! — он запинаясь об собственные ноги поперся в коридор, а я осторожно-осторожно, обливаясь нервным потом и стараясь не лязгнуть, снял решетку с батареи и подкрался к раковине, замерев у стены с тяжелой металлической хреновиной, занесенной для удара.

— Там мужики какие-то! — зашипел Эрнест от дверей. — В дубленках! Что делать?

— Я-то что сделать могу? Я к батарее пристегнут! Сам решай! — откликнулся я, голосом делая самый несчастный вид из всех, на какие только был способен.

— Может— уйдут? — снова прошипел он.

И тут послышался звук опускаемой дверной ручки и легкий скрип петель. Что — и он? Он тоже — такой же идиот как и я? Не закрыл дверь?

— А ты кто б*ять такой? — раздался недоуменный голос.

Я и отсюда услышал, как запахло "Астрой". Это сколько они выкурили, если источали такие миазмы?

— Я тебе покажу, кто я бля*ть такой, я тебе покажу! А ну, руки вверх! Зашли в квартиру, зашли оба! Двери закрой за собой! — истерил Эрнест.

Ой, дура-а-ак! Ну что он будет делать с ними тут, в кваритире? Пристрелит? Штабелем уложит?

— У него пистолет! — выкрикнул кто-то и раздался сначала звук удара, а потом — приглушенный выстрел: "марголин" и сам вроде как негромкий, а тут — как будто стреляли через много слоев материи.

— Ы-ы-ы-ы-ать! — сдавленный стон, грохот закрываемой двери...

— Тащи его внутрь, этого гада! Вяжи его, сволочь эту! — они там крушили мебель!

— Нога-а-а... — раздался еще один приглушенный выстрел.

— У-у-у, б*яди, вот я вас! — кряхтел и матерился Эрнест.

Я и не думал высовываться. А зачем? Ребята там и так неплохо проводят время! Если бы москвич был в лучшей форме — я бы поставил на него, но сейчас, даже учитывая пистолет в его руках, Эрнест представлял собой жалкую пародию на бойца.

— О, р-р-ужье! — в кордиоре продолжали развлекаться вовсю.

— Куды-ы-ы, положь на место! — и звуки ударов

Наконец те двое, кажется, совладали с Эрнестом. Возня продолжилась некоторое время, а потом мужской голос с облегчением произнес:

— Тьфу, вскользь прошла. Но кровища течет — будь здоров! Это точно — не твой клиент?