История кесарей. Тайны Древнего Рима - Дион Кассий

сначала уничтожив завещание Клавдия и наследовав ему как господин всей империи, избавился от Британника и его сестер. Зачем же тогда кому-то оплакивать несчастья других жертв?

2. Следующие знамения случились, указывая, что однажды Нерон должен будет стать государем. При его рождении прямо на рассвете свет, не происходивший ни из какого видимого источника, окутал его[397]. И некий астролог из этого обстоятельства, а также из движения звезд в то время и их взаимного расположения предсказал два события, непосредственно касавшихся его: что он должен будет править и что он должен убить свою мать.

Агриппина, услышав это, настолько лишилась рассудка, что в самом деле воскликнула: «Пусть он убьет меня, только пусть царствует!»[398] — но позже она вынуждена была горько раскаиваться в своей мольбе. Ибо некоторые люди настолько далеко заходят в своем безумии, что когда рассчитывают воспользоваться неким благом, смешанным со злом, желание добиться того, что выгодно, заставляет их сначала пренебрегать тем, что пагубно, но когда наступает время для зла, мучаются и сожалеют даже о том, что радовались своему счастью.

Тем не менее, Домитий, отец Нерона, ясно предвидел огромную испорченность и распущенность своего сына в будущем, и не вследствие какого-нибудь предсказания, но знания своего и Агриппины нрава, ибо он заявил: «Невозможно никакому хорошему человеку родиться от меня и этой женщины»[399].

Когда прошло время, находка змеиной кожи вокруг шеи Нерона, когда он все еще был ребенком, побудила прорицателей объявить, что он должен будет получить великую власть от некоего старца, ибо полагают, что змеи избавляются от старости, сбрасывая свою старую кожу[400].

3. Ему было семнадцать лет, когда он начал править[401]. Сначала он вошел в лагерь, а затем, после того как зачитал воинам речь, написанную для него Сенекой, пообещал все, что ранее дал им Клавдий[402]. Перед сенатом он также зачитал подобную речь — она тоже была написана Сенекой — и как следствие было постановлено, чтобы его обращение было отчеканено на серебряной доске и зачитывалось всякий раз, когда новые консулы вступали бы в свою должность[403]. Со стороны сената это было своего рода договором, который должен был бы обязать государя править справедливо.

Сначала Агриппина управляла за него всеми делами державы; и она постоянно появлялась вместе со своим сыном, нередко склоняясь с одних и тех же носилок, хотя чаще ее несли, а он шел возле нее[404]. Она также принимала разные посольства и посылала письма народам, правителям и царям.

Паллант из-за своей близости к Агриппине стал совершенно наглым и вызывающим.

Когда так продолжалось уже немалое время, возникло недовольство Сенеки и Бурра, которые были одновременно самыми благоразумными и самыми влиятельными людьми при дворе Нерона (первый был его наставником, а второй — префектом преторианской стражи), и они воспользовались следующей возможностью, чтобы прекратить это.

Прибыло посольство от армян, и Агриппина пожелала взойти на возвышение, с которого Нерон говорил с ними. Эти двое, завидев ее приближение, убедили юношу спуститься и встретить мать до того, как она могла бы появиться там, как будто чтобы по-особому поприветствовать ее. Затем, повернув дело так, они не поднялись вновь на возвышение, но извинились, таким образом, чтобы слабость державы не стала заметной иноземцам[405]; и в дальнейшем они постарались, чтобы никакие государственные дела не вершились больше ее руками.

4. Когда они достигли этого, они полностью взяли правление в свои руки и управляли делами действительно наилучшим и справедливейшим образом, насколько могли, с теми последствиями, что завоевали одобрение всякого, подобного им[406].

Что до Нерона, он не вмешивался в дела ни в каких случаях и был рад жить в праздности; в самом деле, это было потому, что ранее он уступал верховенство своей матери, а в то время совершенно удовлетворялся тем, чтобы предаваться удовольствиям, в то время как правление продолжалось так же, как и раньше. Двое его советников, затем, после того как пришли к общему пониманию, произвели многие изменения в существовавших правилах, некоторые отменили вовсе, и ввели многие новые законы, одновременно позволяя Нерону развлекаться, в надежде, что пока он удовлетворяет свои желания без сколько-нибудь большого ущерба для общественных выгод, но они не отдавали себе отчет в том, что юная и своенравная душа, взращенная во вседозволенности и безграничной власти, столь далекая от того, чтобы насытиться потворством своим страстям, все более и более губится этими самыми средствами.

Во всех случаях, в которых Нерон вначале был сравнительно умеренным, в пирушках, которые давал, в кутежах, которые устраивал, в своих попойках и любовных утехах, позже, так как никто не порицал его за такой образ действий, и общественные дела шли для него ничуть не хуже, он поверил, что такое поведение и в самом деле не было плохим, и что он может зайти в нем еще дальше. Как следствие, он начал потворствовать каждой из этих склонностей все более явным и опрометчивым образом. И в случае, когда его опекуны когда-либо что-нибудь и говорили ему в качестве совета, или его мать в качестве наставления, он казался смущенным в их присутствии и обещал исправиться, но как только они уходили, он вновь становился рабом собственных прихотей и уступал тем, кто вел его в другом направлении, быстро увлекая вниз.

В дальнейшем он пришел к тому, чтобы презирать добрые советы, так как постоянно слышал от своих приятелей: «И ты подчиняешься им? Ты что, боишься их? Ты не знаешь, что ты Кесарь, и что у тебя власть над ними скорее, чем у них над тобой?» — и он решил не признавать, что его мать имела превосходство над ним, и не подчиняться Сенеке и Бурру как более мудрым.

5. В конце концов он потерял всякий стыд, швырнул на землю и растоптал все их предписания, и последовал по стопам Гая. И если сначала он заботился о том, чтобы подражать тому, то затем совершенно превзошел, ибо он считал одной из особенностей императорской власти не уступать никому другому даже в самых низких поступках. И так как толпа рукоплескала ему за это, и он получал от неё много льстивых похвал, он безоглядно посвятил себя этому направлению.

Вначале он предавался своим порокам дома и среди своих приятелей, но затем следовал им даже на людях. Таким образом он навлек великий позор на всю римскую народность и совершил многие надругательства над самими римлянами. Бесчисленные случаи насилия и надругательств, грабежей и убийств были совершены самим