Ночной мотоциклист. Сети на ловца. Тринадцатый рейс - Виктор Смирнов

«Не спеши! — хотелось сказать самому себе. — В твоем распоряжении всего лишь одна бесспорная улика. Все остальное домысел. Не спеши… Необходима строжайшая проверка».

Но как не спешить? До рейса менее суток. Успею ли я узнать хоть что–нибудь, чтобы укрепиться в неожиданном подозрении или, напротив, опровергнуть его?

В эту минуту я вспомнил о Карен, которая питала необъяснимую неприязнь к своему будущему зятю.

14

Бывают в жизни дни, которые созданы для искупления всех напрасно потраченных минут и часов. Такие дни словно бы заполнены плотным, звездным веществом… Они не дают передышки.

На заплетающихся ногах добрел я до дома Карен. Это был старый особняк с фонтанчиком, вензелями и каменными собачьими будками в псевдобарочном стиле. Теперь под черепичной крышей кипела сложная коммунальная жизнь, а в роскошных конурах жили беззлобные дворняжки, утеха детворы.

Я чувствовал, что новая версия, едва успев зародиться и принять более или менее отчетливую форму, уже овладела мной, вцепилась всеми когтями. Факты, над которыми я раньше ломал голову или которые остались попросту незамеченными, вдруг начали нанизываться на нить гипотезы, как бусинки,

Фуражка Маврухина, зачем–то оставленная преступником на пирсе… Да, на месте механика именно так и следовало поступить: чем раньше будет обнаружено убийство, чем точнее будет установлено время гибели Маврухина, тем лучше для алиби…

А неожиданное заявление о женитьбе, последовавшее вслед за ссорой Ложко и Машутки? Механик никак не похож на человека, склонного к поспешным действиям, он уравновешен, осмотрителен, даже скрытен… Их роман только–только завязался — и вдруг… Зато после такого заявления никому и в голову не придет, что механик может не вернуться из рейса. А он таки не вернется, если мои подозрении правильны.

Но вдруг после серии разоблачительных открытий в моем воображении возникал улыбающийся, окающий Вася Ложко, и вся версия моментально испарялась, будто ее и не было. Не хватало реальных, значимых улик для того, чтобы справиться с этим обаятельным образом.

Было уже темно, когда я поднялся по лестнице. Карен не относилась к числу женщин, которых способен смутить неожиданный визит. Она поправила халат и пригласила войти. Ее волосы, покрытые легким слоем лака, поблескивали под люстрой.

— Вот и хорошо, — сказала она. — Машутка ушла, я же не люблю пить кофе в одиночестве.

Мы молча выпили кофе. Я немного успокоился.

— У вас такой вид, будто вы весь день мучались зубной болью, — сказала Карен.

Она выполнила первый закон гостеприимства и теперь снова становилась сама собой. Она была красивее Машутки, но не обладала мягкостью и доверчивостью сестры.

Мы поболтали о каких–то пустяках. О жарком лете, концертном сезоне и портовых новостях. Потом тема сузилась до масштабов «Онеги». Карен оживилась. Ее заботила семейная жизнь старшей сестры, Ирины, которая по полгода находилась в плавании и вынуждена была оставлять детей в интернате. Иван Захарович ведь тоже из рейса в рейс…

— А будущая семейная жизнь младшей сестры вас не беспокоит? — спросил я.

— Нет, — сухо ответила Карен.

— Но экипаж «Онеги» беспокоит, — сказал я. — Говорят, вы не любите механика. Это не может влиять на Машутку?

— Представьте себе, ничуть не влияет. Она тоже с норовом.

— Однако, кажется, вы действительно неприязненно относитесь к Ложко. Почему?

Она помолчала и вдруг, словно решившись, сказала сердито, с вызовом:

— А что, он стоит хорошего отношения?

Всплеснула руками. Видно, мысли о предстоящей свадьбе младшей сестренки, любимицы, основательно досаждали ей.

— Задумывались ли вы над тем, что такое симпатия и антипатия? — спросила Карен. — Вы знакомитесь с человеком и через десять секунд знаете, будет он вашим другом или нет, хорош он или плох. И очень редко ошибаетесь. Первое ощущение оказывается верным Какие–то клеточки мигом сработали, послали запрос, получили ответ… Вот вы пришли незваным гостем и распиваете кофе, как дома. Почему?

Мы рассмеялись.

— Так вот: механика вашего я не люблю. С самого начала. С первого дня знакомства. Он чужой.

— Как чужой?

— Не знаю. Но чувствую. Так бывает. Называется обостренной чувствительностью. Поверьте.

Скрестив руки на острых, худых плечах, она в упор посмотрела на меня.

— Вы никогда не обращали внимания на то, что у нас, сестер, разные отчества. Машутка — Мария Эммануиловна, Ирина — Ивановна, а я Карен Сократовна?

— Сократовна?

— Разве Сократ — плохое имя для мужчины?

— Нет. Имя вполне достойное.

— Так почему бы моему отцу не зваться Сократом? Видите ли, наша семья создана Ириной, она старше меня на двенадцать лет. Когда немцы стали решать вместе с еврейским и цыганский вопрос, от табора осталась одна Иринка. Ее подобрала и спасла молдавская семья. А потом уже Иринка сама подбирала сирот и выводила их в люди. Ну, а отчество — дело фантазии.

И опять война, подумал я. Как долго живет она в людях! Она больше, чем просто память.

— Вы не пытались отговорить Машутку? — спросил я.

— Она влюблена. Только оттолкну ее.

В одиннадцать часов даже званые гости начинают откланиваться. Но мне казалось, что Карен вот–вот должна сказать что–то важное, но не решается. Все же механик не был для нее чужим человеком, от него зависело счастье сестры.

— Погадайте, — сказал я, протягивая ладонь.

Она рассмеялась. Смену настроения в этой девушке невозможно было предугадать.

— Не надо руки. Гадалка обязана с первого взгляда оценить человека.

— И что же?

— Ничего… Вы были влюблены. Приехали сюда скорее всего из–за несчастья в личной жизни. Как говорится, дальняя дорога, казенный дом. Право, у вас это на лице написано… Догадаться нетрудно.

— Как?

— Ну, могу открыть «профессиональную тайну», — улыбнулась Карен. — Как все разгаданные тайны, она разочаровывает своей простотой… Вы человек целеустремленный, правда? Собранный, но, впрочем, по характеру довольно мягкий, привязчивый. Это несложный вывод!.. Такие люди, как правило, принадлежат к однолюбам. И они, кстати, не любят менять место жительства, работу. Тем более поспешно менять. А вы сменили. У вас здесь ни кола ни двора. Какая же причина может заставить однолюба срочно переехать из Сибири в дальний портовый город? Скорее всего серьезные неполадки в личной жизни. В таких случаях кажется, что чем дальше расстояние, тем легче будет. Но это заблуждение. Излечивает не расстояние, а время.

— Потрясающие способности к дедукции. Нет, серьезно, Карен, я удивляюсь вам! А вот механик…

Но она тут же перебила меня, вернувшись к своим психологическим изысканиям. Как я ни старался, Карен упорно игнорировала все попытки продолжить разговор о Васе Ложко.

— Хорошо, — сказал я, отчаявшись. — Вы прекрасная гадалка. Точнее, прекрасный психолог. И хорошо разбираетесь в людях. Так вот, ответьте прямо: вы доверяете мне?

— Да, — сказала она без колебаний.

— Тогда скажите, почему вы плохо думаете о механике? Оставим антипатию, будем говорить только о фактах.

Она молчала.

— Помогите мне, Карен. Это очень серьезно. Честное слово!

— Вы выполняете какое–то задание?

Это был залп без пристрелки. С близкого расстояния в упор. Я сам нарвался на него. Из–за спешки…

Она ждала ответа. Я колебался. «Верить не верить, верить не верить… Верить…»

— Да, выполняю.

— Хорошо. Я расскажу обо всем, что мне известно. Но если это все пустое, вы не используете во вред?

— Нет.

Дом уже засыпал, погасли голоса на коммунальной кухне, и стало слышно, как в порту перекликаются буксиры.

— Вам, наверное, уже рассказывали, как Ложко расшвырял хулиганов, — сказала она наконец. — Это почти легенда… Но я — то знаю, как было на самом деле. Ложко провожал нас с Машуткой из Клуба моряков. Привязались два подвыпивших рейсовика. Механик, не раздумывая, одного…

— Как он ударил?

Это действительно было важно. По приемам, которые применяет человек в схватке, можно судить о многом. Уголовные навыки, например, тотчас же скажутся.

— Как–то очень ловко. Неожиданно. Не глядя ударил, по–моему, ребром ладони. Тот упал задыхаясь.

«Тупое лезвие», — отметил я. Так называл этот прием Комолов. Майор освоил его во время войны, когда был в диверсионной группе. Тут вся штука в том, что резкий удар смещает хрящи в гортани и противник теряет сознание от удушья. Прием неплох, но применить его может только человек, который хорошо освоил его на практике. Где же прошел выучку «добродушный» Ложко?

— Но механику этого было мало, — продолжала Карен. — Он ударил лежащего каблуком… по пальцам. Если бы мы не удержали, он искалечил бы… Я посмотрела на его лицо!.. Потом он опомнился и снова стал волжским пареньком. Но я с тех пор вижу в нем другого человека.