Ночной мотоциклист. Сети на ловца. Тринадцатый рейс - Виктор Смирнов

Внизу сквозь амбразуру был виден внутренний дворик, разделенный двумя пересекающимися крестообразно рвами. Очевидно, строители предусмотрели, что бой может идти и в самой крепости. Поэтому выкопали рвы и перегородили коридоры неожиданными кирпичными заслонками. Наверно, под землей, на глубине, у них был пульт технического управления. Поворот рычага — и вода заливает западное крыло. Еще поворот — восточное…

Высунувшись до пояса, я увидел и дальше ряд амбразур в стене — значит, за перегородкой коридор продолжался. Если перелезть к следующей бойнице… До земли отсюда было метров восемь–девять. Гладкая кирпичная стена была выщерблена осколками, а над головой, вцепившись корнями в щели, росла березка.

Я знал, что все мои усилия могут быть затрачены впустую: надежда на скорое разрешение загадки — иллюзорна, а булыжник под отвесной стеной реален настолько, насколько может быть реален булыжник. Но не отступать же!

Сбросив туфли, я рассовал их по карманам и снял ремень. К ремню привязал железный прут и закрепил его в щели между двумя кирпичами, в основании амбразуры. Затем, держась одной рукой за пряжку, выполз наружу и нащупал босыми пальцами выбоину.

Теперь все зависело от прочности березки. Не отпуская ремня, я встал, плотно прижавшись к стене грудью. Пальцы ног едва–едва умещались в углублении, выбитом снарядом. Ухватив ветви березки, несколько раз дернул. Крепки… Можно отпустить ремень и потихоньку сместиться ко второй амбразуре, переступая по краю все той же спасительной выбоины.

Березка не подавалась, держала. Удивительно, как немного надо, чтобы возникло живое — две горсти кирпичных обломков, пыль, нанесенная ветром, несколько дождевых капель, хорошая расщелина, чтобы запустить корни, — и пожалуйста, готово, растет и еще камни рушит мягким древесным телом.

Вот и вторая амбразура перед глазами. Я запустил свободную руку поглубже, ухватил закраину и перелез.

Передо мной был все тот же коридор — только тупик оставался позади да амбразуры стали уже. Пройдя немного, я выглянул наружу и не увидел внутреннего дворика. Открылась синева затона, перечеркнутая прямыми линиями мачт. Курс правильный…

Через сорок метров коридор круто пошел вниз, в темноту Я включил фонарик и сделал это вовремя, потому что в тусклом свете возникла широкая, словно шахтный ствол, квадратная дыра. Железная крышка была сорвана и висела на одной петле, гостеприимно открывая черноту провала. А за провалом — снова глухая стена.

Я спустился по скобам на дно бетонного колодца, но не обнаружил нового хода, который вывел бы к затону.

Забавно… В нескольких сотнях метрах грохочут трамваи, играют неоновые рекламы, парни в узких брючках, парни шестидесятых годов, возвращаются с работы. Ладные, веселые парни, не знающие, как гасить термитную бомбу и что такое пятьдесят граммов «черняшки», которые выдаются на большой перемене.

А здесь форт. Как гигантский осколок в теле города, память войны.

Я постучал ладонью по бетонной стене. Что с тобой делать, форт? Гул взлетел вверх и через секунду вернулся эхом. И тут я, прислушиваясь, различил сквозь эхо тихий свист. Он звучал как осторожный, но настойчивый призыв. Как будто кто–то, долгие годы просидевший взаперти, не смея выйти, напоминал о себе. Я вспомнил предупреждение бабки Устиньи:

«В крепости нехорошо…»

В таких ситуациях необходимо прежде всего справиться с собственным воображением, оно враг номер один… Я ухватил выползшую было мыслишку о «ком–то» и придавил, пока она не окрепла. «Кто–то» не станет свистеть. «Кто–то» либо примолкнет, либо скажет «здравствуйте», либо сбросит кирпич на голову — все зависит от его отношения к незваному гостю и темперамента.

Стало быть, свистел ветер. Сквозняк… В бетонном колодце где–то есть боковое отверстие, оно ведет вверх, к воздуху. Вскарабкавшись по скобам примерно до середины колодца, я обнаружил узкий–лаз. Втиснулся в него, стараясь вспомнить все, что когда–либо читал о спелеологах. Существует ведь техника ползания в узких лазах. Кажется, в таких случаях нужно выбрасывать вперед правую руку с фонариком, а левую прижимать под грудь: тогда плечи перекашиваются и тело становится как бы уже. Левая подгребает, словно лапа крота…

Я попробовал. Получилось. Нет, действительно «сыщик» должен знать «всё плюс единица»! Самые случайные, отрывочные сведения, которые кажутся ненужным хламом, могут вдруг пригодиться.

Навстречу дул легкий ветерок, пахнувший плесенью. Очевидно, когда–то здесь был вентиляционный штрек, который использовали не только для вентиляции, но и для передвижения.

Наконец ход расширился. Пальцы скользили в осыпавшейся влажной земле. Из стен, из темной земли тянулись причудливые белые растения–нити, они переплетались, словно кружева. Гифы, грибные гифы. И сюда, в холод, камень и темноту, проникла жизнь.

Белая мокрица гигантских размеров скользнула и скрылась под камень, поросший вокруг травой–альбиносом. Через пять минут штрек вывел меня из подземного лабиринта в довольно большую комнату, близ потолка которой находилось крошечное, с ладонь, окошечко. И здесь дверь была заперта. Я подналег плечом и ощутил, что засовы держат не так уж надежно. Если удастся найти какой–либо железный прут, использовать его как рычаг,.

Я пошел вдоль стен и неожиданно вздрогнул, коснувшись головой чего–то мягкого, холодного и живого. Инстинктивно отпрыгнул в сторону и навел фонарь.

Под металлической балкой, вцепившись лапами в желобки, связкой бананов висели летучие мыши. Одна из них оторвалась, словно плод, и, так и не проснувшись, мягким комочком стукнулась о пол. Поднялись писк и резкие крики.

…Наконец мне удалось найти толстую металлическую рейку. Дверь подалась с болезненным скрежетом, и я чуть не влетел головой вперед в новый зал. Он был примерно таких же размеров, как и тот, что остался за спиной. К балке точно так же, связкой, прилепились нетопыри. Только не было ни одного отверстия, сквозь которое проникал бы свет.

Это была конечная остановка в маршруте. Тут темнели два бетонных колодца, залитых водой, но ни щели, ни второй двери. Я находился где–то совсем близко от затона, возможно, в одном из отсеков той приземистой башни, которая смотрела амбразурами на стоявшие в порту суда.

И снова на внутренней стороне двери я заметил рукоять с кольцом и мордой быка! Над рукоятью с трудом можно было разобрать сделанную мелом надпись: «Wir… gehen… kommen wieder…» «Уходим, но вернемся» — примерно так следовало перевести эту полустертую фразу. Была еще непонятная подпись–закорючка и дата: «21… 1945…»

Посветил в бетонный колодец — на темной, зеленой воде плавали щепки. Интересно, как они уходили — те, кто собирался вернуться?

Еще раз прошелся вдоль стены. Снова раздался негодующий писк. Рука с фонарем замерла, едва луч коснулся темной грозди. Летучие мыши… Почему я сразу не подумал об этом? Ведь они целой колонией гнездятся в закрытом помещении!

Здесь ни одного отверстия, а дверь была заперта. Как очутились в этом зале нетопыри? Причем обжились они давно — пол под железной балкой был покрыт слоем помета.

Единственное объяснение: еще недавно дверь была отворена. Совсем недавно, иначе нетопыри могли подохнуть, лишенные доступа свежего воздуха и пищи. Сейчас не время зимнего анабиоза. Кто–то прикрыл дверь. С внутренней стороны! Кто–то ушел из комнаты, где не было даже щели, куда могла бы протиснуться летучая мышь. Значит, человек ушел под воду, в бетонный колодец. Он знал кратчайший выход отсюда. Выход к пирсу…

12

— Ишь ты! — сказала сторожиха. — Живой! Как там, товарищ инспектор?

— Форт в неплохом состоянии, — ответил я, счищая грязь и кирпичную пыль.

— Стережем!

— Скажите, больше в форт никак нельзя пройти, только через эти ворота?

— Есть ходы! — махнула рукой бабка. — Ребятишки иной раз лазают прямо с улицы. А то и пьяный какой ночевать заберется. За всем не уследишь. Одна на весь форт!

Подводные и подземные изыскания порядком измотали меня, ноги подгибались, поэтому, увидев неподалеку от готических башенок форта закусочную «Стадион», я остановился, как та ученая лошадь, которая никогда не проезжала мимо трактира.

«Стадион» славился пивом — бочки доставляли прямо из заводских подвалов. В остальном это была ничем не примечательная закусочная: крытые пластиком столики, металл, — стекло, сверкающий и бездействующий «Эспрессо».

Официантка принесла пиво в запотевшей кружке. Кругом шумела бойкая клиентура. В этой закусочной, по словам Шиковца, Юрский впервые встретился с Маврухиным. Здесь же Копосев засвидетельствовал свое алиби. В двадцать два сорок пять, в день убийства, его видели за столиком.

На последнюю мелочь я заказал еще кружку пива. Сквозь застекленную, с узкими металлическими переплетами стену закусочной были хорошо видны стрельчатые готические башенки над воротами форта. Отсюда до крепости сотня шагов.