Ричард Длинные Руки – барон - Гай Орловский

Брат Кадфаэль читал громко и ясно, голос дрожал от усердия. В ответ раздался рев такой ужасающей мощи, что задрожала земля, а воздух пошел плотными волнами, сминая пространство в гармошку. На этот раз рев звучал совсем близко, я втихую снял с пояса молот. Граф Эбергард, что все замечал, повел в мою сторону бровью, глаза сузились в ожидании.

Костер мы сдуру развели такой, что нас могут заметить даже в северных королевствах, но сейчас он высветил далеко на грани видимости неясные смутные очертания, настолько ужасные, что я так и не мог, как ни старался, понять, то ли чудовище там стоит боком, то ли на четырех лапах, то ли на двух…

Снова прогремел рев, раздраженный и обиженный, словно водяной зверь в самом деле получил в лоб. Или ударился лбом о несокрушимую преграду, а теперь ищет щель в незримом заборе. Я поглядывал на лук с колчаном стрел с сомнением: там такие туши, что мои стрелы покажутся укусами комаров. Бронтозавры, наверное, дожившие до наших дней. Или ихтиозавры, наловчившиеся выползать на берег.

Едва на востоке небо начало светлеть, граф Эбергард поднялся в числе первых, я сквозь сон впервые услышал, как он крепко выругался. Сэр Смит, напротив, чему-то хохотнул. Я кое-как поднялся – ну не могу вставать рано.

Пес спит, бесстыдно забросив на меня переднюю лапу, толстую, как у матерого льва. А буквально в трех-четырех милях от того берега реки горят золотым огнем остроконечные домики большого города. Если бы мы все-таки перешли реку, а брод вот он… и не стали ужином для речных чудовищ, то поужинали бы в гостинице, а спать легли бы на чистых простынях и мягких постелях. Рыцари тоже зло переругиваются, у всех измученный вид, то и дело орут один на другого, то ли от злости, что не увидели город и спали под его стенами, то ли оглохли за ночь от невыносимого рева водяных зверей.

Город целиком расположился на огромном пологом холме, напоминающем черепаший панцирь, а у подножия холма высокая каменная стена, довольно широкий ров, но мосты не подъемные, а широкие, каменные, в обе стороны тянутся телеги, едут всадники, гонят стада коров и овец. Такие же ворота с широким мостом через ров я заметил и у восточной стены. Впрочем, по обе стороны от моста могучие башни, откуда могут засыпать хоть стрелами, хоть камнями, хоть залить кипятком или кипящей смолой.

Реку мы перешли спокойно, водяные чудища днем спят, стражи у моста, к моему удивлению, довольствовались мелкими монетами. Сэр Смит начал громко распространяться о великодушии отцов города, а я молча подумал о их же мудрости: работают на обороте, меньше налог – больше народа сюда тянется. Вот и мы наверняка оставим здесь редких по силе и красоте коней, да еще и удивительные доспехи, город хоть чуть-чуть да станет от этого богаче.

Гостиницу пошли отыскивать мы втроем: брат Кадфаэль, граф Эбергард и я. За нами поплелись сэр Брайан и леди Ингрид. Остальные сразу же отправились к барышникам, оружейникам, бронникам. Я искоса посматривал на графа: как бы ни был богат, но такие кони и такие доспехи даже для него ценность. Какую же гордость надо иметь, чтобы вот так взять и отказаться без всяких колебаний и попыток договориться с фамильной честью! И все потому, что он граф, а подарки из рук виконта, который только к концу путешествия станет бароном… если станет, он принимать не намерен.

Хозяин гостиницы обрадовался – столько знатных господ остановится в его заведении, огорчился лишь, что не останемся на ночь, нам бы только покормиться, перевести дух да заново набить дорожные мешки домашней едой.

В трапезной я заказал, проявляя щедрость олигарха, молодых зайцев, форель и козье молоко. Брат Кадфаэль взглянул укоризненно, я добавил, как само собой разумеющееся, чтобы и кровь Христову, то есть вино, на стол. Кувшин, но лучше два. Предпочтительнее фазалонское, но если нет, то сойдет и местное, но только самое старое и выдержанное.

Граф Эбергард посматривал испытующе. Когда нам принесли вино, я забраковал кувшин, заявив, что пробка поцарапана, второй отверг по слишком светлым бокам, так выдает себя молодое вино, а вот третий кувшин я раскупорил самолично, принюхался и одобрил. Граф Эбергард не пошевелился, но я видел, как пару раз дернулись крылья его аристократического носа, ловя и анализируя ароматы.

– Во славу Христа, – провозгласил я тост, – и за избавление от всех лишних коней!

Граф Эбергард взял кубок, глаза сухо блеснули над краем кубка.

– За избавление, – сказал он коротко.

Брат Кадфаэль укоризненно вздохнул, но явно предпочел поверить, что Христа граф забыл упомянуть не от отсутствия веры, просто обилие коней приводит в отчаяние старого воина. Наш отряд превратился в какой-то маркитантский обоз, еще чуть – и невесть откуда появятся разгульные девки, музыканты, фокусники и цыгане с медведями на цепи.

Часа через два появился взмыленный граф Мемель, мы уже помылись и отдыхали на чистых простянях. Граф Мемель сказал замученно:

– Я объявил с вашего разрешения, сэр Эбергард, что отправляемся ровно в полдень. Кто не успеет расстаться с добычей, того ждать не будем. Погоня уже совсем близко, вот-вот ворвется в город. Нам и так придется уходить на полной скорости…

Граф Эбергард сказал раздраженно:

– Разве здесь некому сбыть?

– Есть, – ответил граф Мемель невесело, – но когда местные барышники увидели столько великолепных коней сразу, тут же начали опускать цену. Только сэр Дилан успел продать по высокой, остальные едва не рвут волосы – им дают вдвое меньше.

– А с доспехами?

– Чуть лучше, – сообщил граф. – Я убедил не показывать все. Начали продавать по одному, так получили хорошие деньги. Сэр Мейнард и сэр Екескул едва не обнажили друг на друга мечи…

– Из-за чего?

– Кому раньше продавать. Каждый боится, что цены упадут.

– А они падают?

Граф Мемель вздохнул:

– Конечно. Даже на доспехи. Столько превосходных полных рыцарских доспехов, щиты с золотой чеканкой, мечи и кинжалы с драгоценными камнями в рукоятях… Даже этот город оказался не готов проглотить все по нормальной цене.

Сэр Смит явился как раз перед полуднем. Мы уже обедали в трапезной перед выходом, он торопливо пробрался к нашему столу, плюхнулся на свободное место. Лицо усталое, но счастливое. Кивнув нам, жадно набросился на еду, чуть позже пришел сэр Екескул, обеими руками ухватил блюдо, мы вспомнили, что эти горе-коневоды ушли на торг, даже не позавтракав.

Сейчас ели одинаково быстро, мощно, как мельницы, перемалывающие зерно. На их тарелках исчезало все, а когда жена хозяина гостиницы, взявшая над нами шефство, подкладывала им новые куски, те исчезали тоже достаточно быстро. Все-таки любое мясо, зажареное на сковородке, да еще в оливковом масле – это не на костре, где обязательно что-то не пропечется, а что-то подгорит, что бы ни утверждали романтики.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});