Сохрани мгновения для друга - Алексей Черницын

обидеть кого угодно, но только не выходящего из состояния ужаса Мишку.

— Нужен временный папочка, — плотоядно улыбнулась Валька.

Можно с несомненной гордостью утверждать, что первопроходцы, такие же Вальки, самыми первыми отрабатывали приемы и способы, которые впоследствии получили широкое и вполне приемлемое в моральном плане распространение. Период оформления стратегических замыслов совпал с появлением из обеденного зала невысокого, но с заметным брюшком, представителя одной из южных республик. Он сосредоточенно двигался по направлению к мужской комнате. Его почти безразличный взгляд, как только Валька синхронно провела ладонями обеих рук по своим бокам — вот так от уровня груди до самых бедер — загорелся похлеще прожектора. Весь его вид показывал готовность немедленно остановиться и выяснить причину увиденного им движения. Впрочем, почувствовав острую необходимость продолжить ранее выбранный маршрут, он половину пути прошел боком, почти не отрывая взгляда от Вальки.

— Ну, вот и он, — обрадовалась она, — а сейчас продвигаемся к залу.

Как Валька и рассчитывала, брюшко догнало их прямо на входе в зал. Мужчина, со страстью шекспировского персонажа, начал объяснять свое отношение Вальке. Та старательно посмеивалась, а стоящая рядом Алка все больше имитировала состояние хамелеона. Она — то краснела, то бледнела. А иногда, когда одна окраска не успевала сменить другую, ее лицо покрывалось неравномерно разбросанными по лицу пятнами. Только Мишка оставался непричастным человеком. По его виду так и напрашивался вопрос:

— Зачем вы привели в ресторан больного человека?

В любом случае, в прошествии двух-трех минут группа студентов последовала за мужчиной в зал. Еще не успели принести заказанные блюда, как Валька весело смеялась на совершенно непонятные шутки Арсена, а Алка натужно улыбалась и пыталась подхихикивать. Что касается Мишки, то он просто изнемогал, и Арсен уже не в первый раз спрашивал:

— Мальчику плохо?

— Нет, нет. Что вы. Ему хорошо.

А Мишка мечтал. Ему так хотелось, чтобы вот именно сейчас рядом с ним были Жека и Женька. Лучше даже один Женька. Он большой, спокойный и мудрый. Только сейчас занятый своими проблемами. Мишка машинально глотал что-то прожигающее гортань и превращающее кишки в филиал мартеновской печи.

— А дальше-то что? — через полтора часа почти на всю туалетную комнату орала Алка.

— Как что? — удивленно поднимала на нее взгляд Валька, — попрощаемся и уйдем.

— А он отпустит?

— Можно и милицию позвать.

— А они обвинят нас в мошенничестве, сообщат в институт. Тебе родители ремня не дадут?

По сомневающемуся виду Вальки вероятность применения ремня представлялась явно намного больше нуля.

— Ну, тогда давай тикать.

— А Мишка?

— А что Мишка? Он ничего или почти ничего не ел.

— Это его не спасет.

Их разговор прервал из-за двери голос с акцентом:

— Девочки, вы скоро?

Услышав вопрос, даже Валька начала терять самообладание.

— Он и здесь нас нашел, — в ее тихом голосе появилась едва заметная дрожь, — мы сейчас, Арсен. Уже идем.

Когда они вышли из туалетной комнаты, их уже ждали.

— Пойдемте, девочки. Еще полчасика посидим и пора.

Алка переглянулась с Валькой — всего полчаса. А что будет дальше? Пока они сидели за столом, старательно выпивая одну за другой кружки чая, на истекающем потом лице мужчины все больше проявлялось подозрительное выражение. В тоже время казалось, что нынешняя ситуация и ему не по нраву. И когда Валька предложила напоследок заказать приличествующую вечеру мелодию, Арсен с готовностью потопал к оркестру. Он терпеливо объяснял старшему, сидящему за роялем, что ему нужно. Наконец, удалось согласовать вкусы заказчика и возможности оркестра. Арсен повернулся к столу — троица в составе двух девиц и одного мальчишки исчезла. Почувствовавший неладное официант кинулся наперерез.

— Я приду, — крикнул Арсен, кинув пиджак официанту, — там деньги.

А сам кинулся вниз. К этому времени троица едва успела выскочить на улицу. Алка с Валькой буквально тащили за руки вконец расползающегося Мишку. Каким-то чутьем выбирая направление, Валька тащила всех к достаточно людному вечером проспекту Луначарского. Они почти начали успокаиваться, когда сзади неожиданно раздался знакомый голос:

— Стой, стервы, — сопровождаемый дыханием нетренированного человека и тяжелым стуком каблуков по асфальту.

Что будет делать догоняющий их человек? Бить? Сдаст в милицию? Или произойдет что-то непонятное третье? Валька решительно начала расстегивать на ходу куртку. Едва она полетела на руки Алке, как сразу последовало требование:

— Расстегни.

Ничего не понимающая Алка расстегнула заднюю молнию на платье. Стянув его через голову и оставшись только в нижнем белье, Валька заорала:

— Да помогите же! Там маньяк!

Гуляющие люди начали замедлять движение и останавливаться. Подбегающий Арсен остановился. Какое-то время он еще размышлял, а потом с яростью плюнул и развернулся. А к троице уже подходило несколько мужчин. Валька быстро схватила платье, но, не успев надеть, жалобно протянула:

— Оно же порвалось.

Она еще какое-то время смотрела на Алку, лицо которой было наполнено искренним сочувствием. И, наконец, последовало ответственное заявление:

— Какая была разница — пойти с ним или теперь сестра убьет.

Через полминуты абсолютно новый голос поинтересовался:

— Что с Вами случилось?

Валька обернулась — рядом стоял сержант-милиционер с жезлом регулировщика в руке. Она хотела сказать что-то вразумительное, но совершенно не к месту прозвучало жалобное:

— Мне в туалет надо, — стоящий рядом Мишка с тоскливым видом держался за живот.

Чувства матери

Женьке иногда казалось, что ему становится откровенно стыдно. А как же? Ведь он просто бросил своих друзей и занимается только Леной. Правда, каждый раз ребята дружно, всем своим видом и отношением, показывали, что она их человек. А значит, и никакой измены в поведении Женьки нет. Ради влившейся в коллектив Лены можно все. И как только появлялась возможность, полностью оправданный Женька рвался на свидание.

Вечером они встретились на их обычном месте — между механическим и медицинским институтом. У ног каменного Пушкина. Было холодно и сыро, зато постамент дореволюционного памятника хорошо защищал от любого ветра. А присутствие великого поэта создавало какую-то особую обстановку.

Зима, уже которую неделю, вела себя совершенно неопределенно и непредсказуемо. Вначале завалит улицы и скверы толстым слоем снега, а потом резко поднимет температуру. И приходится ползти по грязной снежной каше, под которой не виден ни сам асфальт, ни многочисленные ямки и выбоины. Поэтому Лена и Женька шли медленно, то обходя опасные участки, то используя высокий дорожный бордюр для своего передвижения. А их руки совершали свои, и, казалось, полностью независимые от хозяев маневры, сближаясь и расходясь в разные стороны. И если бы кто-нибудь посторонний начал изучать движения молодой пары, то сразу выявил, что кисти их рук расстаются друг с другом только на самых тяжелых участках