Горе - Шиму Киа

меня.

— Да… Я так… Холодно немного…

— Заболеешь еще. Иди домой.

— Нет. Я лучше прогуляюсь…

— Как хочешь. Тогда составлю тебе компанию. Этой ночью как-то особенно пустынно, оттого так хорошо, — на его мутной физиономии появилась еле заметная расплывчатая улыбка.

Мы шли рядом: я тяжело и грузно перебирал ноги, пошатываясь, а он порхал, тщетно стараясь улететь ввысь, но оставался на земле. Площадь завывающим пением приветствовала поздних гостей, заставляя голые деревья покорно кланяться нам. Мы подошли к самой неприметной лавке, стоящей напротив серого дома- черного входа в подземелье Ньепса. Лувр опустился на скамейку и расслабленно умостился на ней.

— Ну-с, — наигранно учтиво безликий указал на свободное место рядом с собой, — прошу-с присаживайте-с.

Я тихо сел рядом с ним, укутавшись поплотнее. Ветер был жуткий, ужасный. Стоило ему залететь в открытые места, как он тут же резал все холодом.

— Как тебе… жить? — спросил я.

— Замечательно! — отвечал Лувр. — Жить- это просто замечательно! Никогда бы не подумал, что счастье заключается в свободе.

— К свободе люди и стремятся…

— Так я человек, — задумчиво и восторженно проговорил безликий.

— И что же ты делаешь на свободе?

— Ничего.

— То есть живешь так, как и до?

— Нет. Раньше я жил с грустью и тревогой. А сейчас- со свободой.

— И что же ты- свободный- собираешься делать?

— Жить.

— Просто жить?

— А разве надо что-то еще? — он вопросительно уставился на меня всем телом.

— Есть ли смысл?

— Смысл? Конечно, нет.

— Счастливчик… Ты еще и радуешься жизни без смысла…, — я опечаленно улыбнулся и посмотрел вниз.

— А зачем горевать? — непринужденно отвечал Лувр, однако бодрость постепенно угасала и становилось тайной задумчивостью. — Если мне дана свобода, значит, я должен ей наслаждаться. Вот мой смысл.

— А до этого в чем был смысл твоей жизни? — глаза становились мокрыми.

— Раньше у меня жизни не было, — неожиданно тихо проговорил безликий.

— Как же. Разве ты жил в плену, в клетке? Разве ты не мог выйти на улицу, насладиться погодой, людьми? Разве ты сидел в одиночестве, вдалеке ото всех? И ты говоришь, что у тебя жизни не было? — с каждым вопросом я повышал голос. Это было похоже на настоящую истерику.

Лувр затих.

— Была… Но разве жизнь с горем могут считаться жизнью?

— Но люди же живут как-то и успевают еще горевать. Без горя не было бы ничего.

— А я не могу, — горячо вскрикнул Лувр.

— Ньепс разве не был твоей жизнью и твоим горем? Служение ему ничего не значило?

— Это был плен, — безликий отвернулся. — Вековой плен, из которого я выбрался.

— Да любой раб был бы рад такому плену. Ты же жил. У тебя было все! Так ты еще ни о чем не заботился. Ты убивал людей, не задумываясь о их жизни. Ты кромсал тех, кто не угождал тебе. Тебе было наплевать на жизнь, у тебя был только смысл. А теперь? Теперь у тебя есть жизнь, но нет смысла, и кем ты стал?

— Человеком, — отрезал Лувр.

Я застыл. Его расплывчатое лицо, казалось, еще больше расплывается, утекает куда-то. Мне стало не по себе. В этой биомассе двигалось все, будто бы бактерии живут своей жизнью в пробирке заядлого ботаника, и в голове тут же возникло отвращение, а во рту появился необъяснимый вкус чего-то настолько ужасного, что хотелось вычесать камнем свой язык. Чтобы не видеть этого ужаса, я откинулся на спинку скамейки. Звезды были невероятно яркими. Они горели в полной пустоте, существовали среди полного мрака, невзирая ни на какие трудности и преграды. Они светят всем тем, кто их видит, и не ожидают ответного света. Настоящие добродетели, ангелы, которые родились не в священных писаниях, а в космосе. Однако вся эта красота, вселяющая надежду и облегчение, так просто скрылась за дымкой тучи. Ничего не осталось от былых белых точек- один лишь размытый мрак.

— Ты боишься меня? — Лувр тоже смотрел на небо. — Ты ведь боишься. Как и все. Меня все бояться, потому что во мне не было жизни. Я был ходячим роботом, который имеет только смысл, цель и ничего больше. А теперь… Я имею наконец-то жизнь, но она такая…, — безликий достал из кармана фотографию и направил ее в небо. В этот момент из-за туч появилась Луна, осветившая пленку. Снимок казался прозрачным, невнятным, мутным. На нем еле различимым был силуэт человека в пальто с размытым лицом. На такой тонкой, хрупкой и прозрачной пленке билось сердце бессмертного уже не один век. Лувр грустно вздохнул. — Блеклая…

— Блеклая…, — повторил я, и мне так тяжело было дышать. — Почему же она такая?

— Потому что это не вся моя жизнь. Эта фотография- лишь часть. Я помню, как один из Ньепсов тонкими слоями разделил мой снимок, чтобы меня было сложнее убить. Тогда это имело практический смысл, однако сейчас это приносит одни трудности…

— И… Тебе это мешает жить?

— Это ощущается, как неполноценная жизнь. Будто бы по-настоящему свободны одни ноги, а все остальное тело все такое же обмякшее, безжизненное.

— Чтобы тебе полноценно и свободно жить, нужно найти все фотографии…, — пар изо рта поднимался все выше и выше и исчезал в темных, таинственных и печальных тучах ночи. Одним глазом я взглянул на силуэт безликого. — Ты их ищешь?

— Нет, — коротко ответил Лувр.

— Как…, — тут уже я глядел удивленно всеми своими глазами. — Почему же?

— У меня абсолютно нет зацепок. Я не знаю, что делать. У меня нет почвы под ногами, от которой я могу оттолкнуться. Мое тело находится в невесомости.

— Конечно, у тебя ее нет, — это суждение меня поразило. До этого казалось, что безликий способен на все… Но… И снова мнение о человеке разбилось. Снова поменялось. Я раздражался, — Если ты будешь бездействовать, то, разумеется, ты ничего не добьешься. Ты даже не пытаешься! Ты же так легко творишь все, что приходит тебе в голову, а когда дело доходит до чего-то действительно важного, ты…

— Я все делал по распоряжению Ньепса и своих чувств. Разум мой никогда не работал в таких целях. Я вечно выполнял одну и ту же работу- убивал. Все остальное меня не волновало. Когда же в моих руках появилась моя собственная жизнь, я попросту не знаю, куда себя деть… Что нужно делать, чтобы она была такой, как у остальных. Я впервые приобрел то, что есть у всех, стал человеком, и теперь мне хочется жить нормальной жизнью, как и все остальные.

— Ты… Как все остальные…, — это меня разозлило. Лувр никак не мог стать обычным человеком. Убийца не может стать вновь гражданином. На