Беспутный повеса - Мэри Бэлоу

– Ты чудесный человек, дорогая. – Леди Элинор сжала локоть Мэри. – Я затаив дыхание ждала твоего приговора, так как очень боялась, что сделала ошибку. Возможно, так и есть; возможно, завтра они даже не выйдут из экипажей, если откроется, что здесь Эдмонд. И вполне может быть, что Эдмонд, заметив их, вскочит на первую попавшуюся лошадь и галопом умчится в Лондон. Кто знает? Но попробовать стоит.

– Да, – согласилась Мэри и после минутного колебания спросила:

– Ваше приглашение мне тоже часть этого плана?

– Признаюсь, это рискованная игра, – немного грустно усмехнулась леди Элинор. – Мне просто хотелось, чтобы ты в течение недели понаблюдала за обоими своими поклонниками. Мэри, я хотела понять, почему ты ведешь войну со своим сердцем. И кажется, мне это удалось. Но, опять же, я не знаю, правильно ли поступила. Что, если твое сердце одержит победу, но ты не обретешь счастья? Это вполне возможно. Я не уверена, что Эдмонд способен на серьезные любовные отношения.

– Я не хочу, чтобы вы чувствовали себя виноватой. Должна сказать вам, что, будучи уже здесь, я приняла предложение виконта Гудрича выйти за него замуж, – улыбнувшись хозяйке, сообщила Мэри. – Я уверена, что для меня это лучший вариант. А лорд Эдмонд, как вы знаете, никогда не предлагал мне ничего, кроме «карт-бланша». Вы поражены? Я не приняла бы от него ни этого, ни брачного предложения. Я не могу быть счастлива с ним – как и он со мной. Но по крайней мере я больше не презираю его, как прежде, и очень этому рада. Это произошло отчасти благодаря вам, мадам, и я вам очень признательна. И за чудесную неделю за городом. Иногда я так тоскую по природе.

– Ты очень добра, дорогая. Очень.

Н-да, «карт-бланш». Он что, потерял рассудок, если предложил такое? Или он думает только об удовлетворении своих потребностей? О мужчины! Иногда мне хочется их уничтожить.

При этих словах Мэри улыбнулась.

* * *

Лорд Эдмонд был недоволен собой, но это было не самое страшное, потому что, знай он всю правду о том, что его ожидает, он наверняка немедленно вернулся бы в Уиллоу-Корт. Он никогда не видел особой пользы в своем загородном поместье, находя жизнь вдали от города слишком пресной, но в прошедшие недели нашел в ней умиротворение, и его тянуло снова оказаться там – одному, подальше от людей, подальше от Мэри.

В последние несколько дней подтвердились самые худшие его подозрения. Он не просто был влюблен в Мэри, он ее любил, а это меняло все, с чем он прожил пятнадцать лет – всю свою взрослую жизнь.

С того самого дня после смерти матери, когда он засунул себе в рот дуло дуэльного пистолета и потел, и дрожал, и, в конце концов, отшвырнув его от себя, заплакал и плакал до тех пор, пока уже не осталось ни слез, ни чувств, – с того самого дня он решил для себя, что любовь, семья, обязательства перед другими людьми не могут принести ничего, кроме боли и страданий. Поэтому лорд Эдмонд жил только для того, чтобы получать от жизни удовольствия. Удовольствие стало единственным критерием, которым он измерял свои жизненные успехи. Если ему чего-то хотелось, он добивался того, чего хотел, а если полученное доставляло удовольствие, крепко держал его, пока не пресыщался.

Вероятно, за все эти годы наиболее бескорыстен он был, когда успокаивал Мэри в Воксхолле. Даже овладев ею там, он сделал это не из-за эгоистичного желания получить удовольствие, а из-за безрассудной потребности спасти Мэри от ее собственного страха. Он был так близко к ней, как только могут быть близки два человека.

Лорд Эдмонд проклинал тот день, когда ему прислали это приглашение в Воксхолл, и собственный каприз, подтолкнувший его принять это приглашение, потому что они изменили его жизнь так же резко, если не сказать драматично, как и смерть Дика. А он не хотел, чтобы его жизнь снова менялась, она его вполне устраивала, он был почти счастлив.

Лорд Эдмонд любил Мэри и поэтому больше не мог даже пытаться просто овладеть ею, хотя легко мог это сделать. Она откровенно сказала о своем влечении к нему, и ее тело многое говорило ему всякий раз, когда он касался Мэри. Как только он встречался с ней взглядом, ее глаза говорили ему о том же, несмотря на то что она сама старалась казаться холодной. Он мог получить ее, если бы захотел, и это потребовало бы лишь ничтожных усилий с его стороны. Он это знал абсолютно точно.

Черт побери, он мог получить ее!

Но Мэри не хотела общения с ним, все в ней, кроме чистой физиологии, испытывало к нему отвращение. «И вполне справедливо», – признал лорд Эдмонд. Он не может быть ей интересен. А если даже она любит его или думает, что любит, ему придется вывести ее из этого заблуждения, потому что он не может позволить себе обречь ее на жизнь с собой. Он любил ее и был бы последним подонком на земле, если бы сделал это.

Праздник должен был продлиться еще четыре дня, и лорд Эдмонд чувствовал себя обязанным оставаться в Рэндалл-Парке, несмотря на страстное желание уехать. Впереди еще четыре дня, когда Мэри будет с ним встречаться и, возможно, продолжать мучить его своим непроизвольным влечением к нему; четыре дня, в течение которых он должен бороться с искушением попытаться снискать ее расположение.

Утром, пока Мэри вместе с другими гостями осматривала оранжереи, лорд Эдмонд в одиночестве совершал прогулку верхом и размышлял над тем, что, возможно, для него правильнее всего было бы поддаться первому побуждению и пофлиртовать с Мэри, как это в определенной степени было накануне днем, и выставить себя в самом неприглядном свете – это для него не составит большого труда, он мастер вызывать отвращение к себе.

Вчера он так много рассказал Мэри о себе и видел, что пробудил в ней сочувствие. Странно, ведь никогда прежде у него не возникало желания рассказать кому-то о том самом черном дне своей жизни, никогда не возникало потребности оправдаться, и он еще никому не давал возможности заглянуть в свой ад. Никому, кроме Мэри. Да, он любил ее, и вопреки всем обстоятельствам и всем доводам своей совести – если она у него еще осталась – он хотел, чтобы и Мэри его любила.

Но в то же время он не хотел ни ее привязанности, ни ее сочувствия. Будет невыносимо знать, что ее отношение к нему потеплело. Гораздо лучше, если она будет так же презирать и ненавидеть его, как и прежде. А добиться этого можно только единственным способом.

Лорд Эдмонд горько усмехнулся, подумав, что, вероятно, он кончит дуэлью с Гудричем еще до завершения праздника. Но замысел того стоил. Если он заставит Мэри окончательно его возненавидеть, она освободится от него, а он от нее.

Удовлетворенно улыбнувшись, лорд Эдмонд пустил лошадь в галоп через вспаханное поле, не заботясь о том, что может угодить в кроличью нору или какую-нибудь другую яму. «Если бы здесь был высокий барьер, – с мрачным юмором подумал лорд Эдмонд, – я не задумываясь перемахнул бы через него, потому что сейчас никто не скачет за мной вслед, чтобы повторить мое безрассудство и сломать себе шею».