Фауст. Сети сатаны - Пётч Оливер

Запах напомнил Иоганну о давильнях в Книтлингене. В памяти разом ожил тот день, когда был раздавлен под прессом Людвиг. Юноша встряхнул головой, чтобы прогнать видение. Книтлинген, Маргарита, Людвиг, Мартин, Тонио… Все это осталось в прошлом, а думать следовало о будущем. Хоть Иоганн и не знал, что оно ему уготовило.

– Винный рынок, видно, открылся сегодня раньше, – проворчал старый толстяк и быстро огляделся. – Ну, держи кулаки за меня; надеюсь, мы не опоздали. Эй, Альбертус, старина! Я здесь!

Он спрыгнул с повозки и спустя мгновение завязал разговор с каким-то человеком, лысым и угрюмым, которого, по всей видимости, знал по прошлым сделкам. Не прошло и пары минут, как увесистый кошелек сменил своего владельца. Торговец с довольной ухмылкой вернулся к Иоганну.

– Альбертус уже заждался меня. Он поставляет вино в дом для танцев. Видно, рейнское в этом году слишком уж кислое, им приходится подслащивать его медом. Две бочки пригодны разве что в качестве уксуса. Альбертус возблагодарил всех святых, когда получил от меня пять бочек. По соответствующей цене, конечно. – Он раскрыл кошелек и бросил Иоганну монету. – Вот, держи. Ты принес мне удачу. А теперь проваливай, пока я совсем не раздобрел, – тут он нахмурился. – Черт знает, через что ты прошел, парень, но прошлой ночью ты орал так, будто все адовы псы за тобой гнались… Ну, удачи тебе в пути.

Он хлопнул Иоганна по плечу и стал помогать Альбертусу сгружать бочки с повозки.

– Спасибо! – крикнул юноша ему вслед. – Благослови вас Бог!

Но толстяк, казалось, уже не слышал его.

С монетой в руке Иоганн отдался людскому потоку, и скоро винный рынок остался позади. С севера примыкала еще одна площадь с торговыми лотками. Судя по запаху, здесь торговали рыбой, и далеко не вся была свежей. Над рынком вздымалась башня, которую Иоганн приметил еще издали. Он обошел ее и на другой стороне обнаружил вольер, в котором был заперт облезлый медведь. Зверь устало лежал в углу; тусклая шкура его была покрыта струпьями и засохшей кровью. Время от времени дети просовывали между прутьями палки, медведь вскакивал и рычал, а потом снова забивался в угол. Иоганн смотрел на этого когда-то гордого зверя и узнавал в нем себя. Усталого, израненного, загнанного…

Он задумчиво посмотрел на монету. Это был затертый аугсбургский пфенниг, с едва различимым уже чеканным профилем – вероятно, кайзера Фридриха. Что ж, монеты должно было хватить на горячий ужин и ночь в кишащей блохами таверне. А потом?

Иоганн уныло поплелся дальше. Посреди этой роскоши он чувствовал себя еще более жалким. Возможно, это была не такая уж и блестящая идея – отправляться прямиком в Аугсбург, этот Золотой город. Что ему делать среди богатых, раздутых от самоуверенности бюргеров? Перед ратушей тоже толпился народ. В первый миг Иоганн решил, что и здесь развернулась ярмарка. Но потом он услышал громкий, зазывной голос и остановился.

– …не три и не четыре, а целых пять мячей теперь в воздухе! Это подвластно лишь самым одаренным жонглерам, таким как Эмилио. Смотрите сами!

Иоганн улыбнулся. Должно быть, в город приехала труппа артистов. Он вспомнил, как они с Тонио передвигались между деревнями и давали такие же представления. Казалось, с тех пор минула целая вечность, хотя прошло-то всего несколько месяцев. Юноша протолкался вперед и увидел две наряженные повозки. Красно-синие ленты отгораживали пространство, где жонглер подбрасывал несколько кожаных мячей, а другой артист играл в это время на скрипке. Оба были в привычных для фигляров одеждах, поделенных на два цвета: на одном наряд был красно-желтый, на другом – сине-зеленый.

Жонглер, которого, по всей видимости, звали Эмилио, был примерно одного возраста с Иоганном. А вот скрипачу уже явно перевалило за тридцать. У него были огненно-рыжие волосы и некрасивое лицо с торчащим, как зубец, носом. Он все быстрее орудовал смычком, и Эмилио подбрасывал шары все выше и выше. Пришитые к его одежде колокольчики звенели в такт музыке. По его смуглому лицу и каштановым волосам Иоганн догадался, что родом он откуда-то с юга.

– А теперь посмотрите на прекрасную принцессу Саломе с далекого Востока. Она вскружила бы голову даже Иоанну Крестителю, – объявил скрипач. – Смотрите и дивитесь! И поостерегитесь, верные мужья, – глядя на нее, ох как непросто сохранить супружескую верность!

Из-за повозок появилась молодая женщина, и по толпе прошел ропот. Черные как смоль волосы доходили ей до самых бедер. Кожа у нее была темная, почти как у мавров, глаза горели огнем. Нижнюю часть лица скрывала вуаль. Скрипач заиграл восточный мотив, и Саломе стала кружиться в танце, взмахивая яркими одеждами. При этом она так соблазнительно покачивала бедрами, что некоторые из зрителей не могли сдержать тихих стонов.

Следом за танцовщицей появился гигант, такой же темнокожий. На нем были тесные штаны, а сверху – лишь кожаный жилет, так что все могли видеть его крепкие мускулы. Он встал, скрестив могучие руки на груди. Взгляд у него был хмурый и неподвижный, а голова гладкая, как яйцо.

– Могучий Мустафа, османский евнух, неотступно сопровождает и оберегает Саломе, – вновь подал голос скрипач. – Поостерегитесь его, ведь он голыми руками вырывает деревья и сгибает железные шесты. Позже он продемонстрирует вам свои умения. А пока полюбуйтесь принцессой Саломе!

При этих словах загадочная танцовщица достала из-под платья несколько позолоченных шаров и стала один за другим бросать Эмилио. Жонглер ловил их и бросал в ответ мячи. Шары и мячи кружили между ними, точно нанизанные на нить бусины, и Саломе при этом продолжала танцевать. Зрители бурно аплодировали, некоторые из мужчин, казалось, и вовсе потеряли дар речи. С глубоким вырезом на платье и с широкими бедрами, Саломе действительно выглядела как восточная принцесса. Но главной ее роскошью были черные развевающиеся волосы. Женщинам возбранялось ходить с непокрытыми волосами, без чепцов ходили лишь танцовщицы и прочие недостойные девицы. Саломе носила свои волосы с гордостью, словно драгоценное украшение.

Скрипач сыграл несколько энергичных пассажей и в завершение извлек из инструмента высокий, жалобный взвизг. Шары вдруг исчезли, скрытые под платьем Саломе. Жонглер поймал все мячи, и они вдвоем поклонились под несмолкающие овации горожан.

Иоганн усмехнулся. Представление было неплохое, хотя в Книтлингене он видел и получше. Некоторые артисты жонглировали с закрытыми глазами или балансировали при этом на канате, другие глотали огонь или даже мечи. Зато девушка была красива, как звездная ночь, а скрипач играл дьявольски хорошо и проворно. Своим представлением им удалось перенести зрителей в далекую, неизведанную страну.

Скрипач, который был, по всей видимости, их предводителем, поднял руку и попросил тишины.

– Переходим к кульминации нашего представления! – возвестил он. – С далеких иерусалимских равнин к нам прибыл человек, чья репутация, подобно львиному реву, опережает его на сотни шагов! Когда-то он жил отшельником в пустыне, столь мудрым, что за советом к нему обращались султаны и короли. Склоните же головы перед прославленным магистром Арчибальдом!

Навес одной из повозок резко отдернулся, и все увидели изможденного старика с растрепанными седыми волосами. Белоснежная борода доходила ему до живота. На нем была красная поношенная ряса, а в руке он держал простой посох. Опираясь на него, старик спустился по ступенькам с повозки. Он старался держаться с присущим достоинством, но равновесие сохранял с явным трудом. Его слегка пошатывало, и мясистый нос был испещрен мелкими сосудами.

– Магистр Арчибальд постится вот уже пятьдесят лет и принимает только воду, – объявил скрипач.

– И вино! – выкрикнул кто-то из зрителей. Раздался дружный смех.

Рыжий скрипач окинул толпу суровым взглядом.

– Ни к чему эти насмешки! Почтенному магистру известна тайна философского камня. Хотите посмотреть или предпочтете и дальше сыпать шутками?

Зрители загалдели и захлопали. Арчибальд между тем встал посередине площадки, и могучий Мустафа поставил перед ним медное ведро, похожее на большую ступку. Затем подошли Эмилио и Саломе с флаконами и тиглями в руках.