Фауст. Сети сатаны - Пётч Оливер

В это мгновение открылась дверь в соседнюю комнату и появилась пожилая женщина в чепце и фартуке. Она с разинутым ртом уставилась на Иоганна. Очевидно, в доме было куда больше народу. Женщина побледнела, потом устремила дрожащий палец на голого, сидящего на четвереньках юношу и подняла страшный визг.

– Оборотень! – вопила она. – Храни нас Господи! У нас в доме оборотень!

Иоганн отшвырнул миску, схватил одежду в охапку и бросился за дверь. Женщина продолжала визжать и призывала на помощь всех святых. К ужасу беглеца, из леса уже примчался хозяин дома. Он перехватил топор и, перескакивая через обугленные пни, бежал прямо на Иоганна. Заросшее бородой лицо было черным от копоти, только сверкали белки глаз.

– Кто бы ты ни был, мерзавец, не двигайся! – проревел он.

Размахивая топором, углежог встал у юноши на пути. Очевидно, он принимал его за оборотня. Иоганн пригнулся, и лезвие топора просвистело над самым его ухом. Он споткнулся, но удержался на ногах и бросился к лесу. Углежог ринулся в погоню.

– Марта, зови работников! – выкрикивал он. – Надо изловить монстра, нельзя его упустить! Ганс, сюда!

Краем глаза Иоганн заметил какое-то движение справа: наперерез ему мчался плечистый батрак, тоже с топором. В отчаянии юноша врезался в него плечом. Что-то хрустнуло, и руку пронзила резкая боль. Работник вскрикнул от неожиданности и повалился наземь. Иоганн, прижимая к себе скомканную одежду, словно это было сокровище, рванулся в лес и вскоре затерялся среди деревьев.

– Убирайся обратно в ад, откуда и явился, демон! – кричал ему вслед углежог. – И будь ты проклят навеки!

Крики стали постепенно затихать, а вскоре и вовсе смолкли. Но Иоганн не останавливался, пока не выбежал на лесную тропу. Потом среди деревьев наконец показалась дорога; она выбегала из леса и терялась среди чернеющих незасеянных полей.

Иоганн умылся в заросшей крапивой канаве, после чего надел рубаху и штаны, сунул ноги в грубые деревянные башмаки и в таком виде вышел на дорогу. Солнце стояло высоко, значит, время близилось к полудню. Юноша выбился из сил и дрожал, но уже не от холода – столь велик был страх, что преследователи появятся за ближайшим поворотом. Плечо дьявольски болело. Иоганн так ослаб, что не мог бежать, не говоря уже о том, чтобы защищаться. Но теперь он, по крайней мере, выглядел как человек.

Куда ему податься? У него ничего не осталось, кроме одежды, да и та была краденая.

Quo vadis, Faustus? [21]

Но тяготы выбора недолго мучили Иоганна. Справа со скрипом приближалась повозка. В первую секунду юноша решил, что это повозка наставника, и хотел уже прыгнуть в придорожную канаву. Но потом увидел, что на козлах сидит то ли зажиточный крестьянин, то ли торговец, грузный и уже немолодой. На нем был меховой жилет и теплый шерстяной плащ, застегнутый серебряной брошью. Он с сочувствием взглянул на озябшего юношу с расцарапанным лицом, одетого в тонкую рубаху, которая к тому же явно была ему велика.

– Куда путь держишь, парень? – спросил незнакомец, пожевывая соломинку. – Вид у тебя такой, будто ты и сотни шагов не пройдешь.

Иоганн задумался. А потом назвал первый город, какой пришел на ум. Несколько дней назад они с наставником обошли этот город стороной, и хотя бы по этой причине выбор казался Иоганну очевидным. Он надеялся, что там сможет укрыться от Тонио и Пуату. Ведь вполне возможно, что они до сих пор его разыскивают.

– В Аугсбург, – ответил Иоганн.

Старик ухмыльнулся.

– Тебе повезло, парень. Я как раз везу туда вино, – он показал на бочки, закрепленные в кузове. – Запрыгивай. Только смотри, к вину не прикладывайся! А не то своими руками в бочке утоплю.

Так и получилось, что Иоганн попал в Аугсбург, самый крупный, шумный и богатый город из всех, где ему до сих пор доводилось бывать.

* * *

Они добрались до Аугсбурга к полудню третье дня.

Как и в прошлый раз, Иоганн не мог насмотреться на многочисленные эркеры и башни, высившиеся за городскими стенами. Чуть в стороне от них стоял собор, высокий и величественный; по сравнению с ним церковь Святого Леонарда в Книтлингене казалась грязным сараем.

– Закрой рот, пока мухи не налетели! – рассмеялся старый торговец. – Вот он, золотой Аугсбург, самый богатый город в мире! Так говорил о нем еще почтенный, ныне покойный Папа Пий Второй, и видит Бог, с тех пор город стал еще богаче.

Старый толстяк стал для Иоганна настоящей находкой. Это был торговец вином из Вюрцбурга. Пару месяцев назад у него умер единственный внук, а Иоганн чем-то напоминал столь преждевременно ушедшего юношу. Поэтому, когда торговец останавливался на ночь в каком-нибудь трактире, Иоганн получал на ужин порцию горячего супа и мог погреться. Почти всю дорогу он спал как убитый в повозке между бочками. Плечо еще болело, и царапины по всему телу горели огнем. Но Иоганн чувствовал в себе достаточно сил, чтобы продолжать путь в одиночку.

Правда, куда лежал его путь, юноша понятия не имел.

Он решил больше не вспоминать ту жуткую ночь под Нёрдлингеном. Дьявол разберет, что за действо развернулось тогда в лесу. Возможно, это был некий языческий обряд, из тех, какие по сей день имели хождение и в родном Крайхгау. Древние ритуалы, свершавшиеся во имя безымянного божества, которые не смогло вытеснить даже христианство. Тонио сам себя называл магом, так чего следовало ждать от него? Все это не более чем дешевое представление – и пентаграмма, и зелье, и все остальное. И все-таки Иоганн никогда уже не вернется к наставнику. Что-то невыразимо скверное произошло той ночью. Это не имело ничего общего с колдовством или с дьяволом, но было это нечто ужасное, за что Тонио дель Моравиа будет гореть в глубинах преисподней.

Как и в прошлый раз, перед воротами Аугсбурга царило столпотворение. Они обогнули город и проехали через так называемые Красные ворота. Именно здесь проходила великая дорога Via Claudia Augusta и устремлялась дальше на юг, к Альпам. Старый торговец рассказывал, что Аугсбург был основан римским императором. И не кем-нибудь, а самим императором Августом, который жил во времена Христа! Иоганн с благоговением смотрел на стоптанный булыжник, по которому в стародавние времена маршировали еще римские легионеры.

Миновав ворота, они оказались на оживленной улице, до того широкой, что даже посередине стояли дома. Справа и слева от мощенной булыжником мостовой выстроились украшенные фресками дворцы патрициев. Сама же улица протянулась на сотни шагов, до самого собора. Навстречу им шагали патриции в бархатных камзолах, отороченных мехом плащах. На женщинах были пестрые платки из тончайшей бумазеи. А на одном из мужчин вместо шляпы – прошитая золотыми нитями сеточка.

Торговец подмигнул Иоганну.

– Видел того хлыща? Это молодой Якоб Фуггер. Говорят, его семейство скоро станет самым могущественным в Аугсбурге. С тех пор как Максимилиан стал новым королем, они постоянно ссужают ему деньги. А ведь дед Якоба начинал простым ткачом! Наступают новые времена. Все меняется, любой теперь может выбиться в люди. – Он показал на роскошный дом посередине улицы. – Все богачи собираются сегодня в доме танцев. Фуггеры, Вельзеры, Госсемброты и Релинги… Похоже, младшая дочь Релинга идет под венец. Там и вершится большая политика! А в таких делах не помешает смочить горло, – он рассмеялся. – И тут в игру вступаю я. Пять бочек изысканного франконского вина! В Вюрцбурге не сыщешь лучшего, уж ты мне поверь.

Они проехали еще немного и оказались на вытянутой площади, втиснутой между амбарами и бюргерскими домами. Необозримая масса народу текла вдоль лотков и лавок, составленных из досок. За ними стояли винные бочки всевозможных размеров. Нанесенные мелом знаки и сокращения указывали на место происхождения и владельца. Всюду с криками сновали торговцы, предлагали кружки на пробу и расхваливали свой товар. Брусчатка была красной и скользкой от пролитого вина.