Небо в огне. Штурмовик из будущего - Дмитрий Политов

— Почему они смеются? — искренне переживала Тая, подозрительно блестя глазами и шмыгая носом, но сердито сдвинув при этом брови, когда Дивин отыскал ее на улице за домом. — Я читала, во время Крымской войны такие шапки-маски придумали английские солдаты, потому что сильно мерзли под Балаклавой. Они их так и называли — балаклавы. По-татарски, если хотите знать, «балак» — это штанина или чулок, а «балаклау» — натягивание штанины или чулка. Вот! — яростно выпалила девушка, сверкая глазами. Григорий даже залюбовался ею. — А шерсть мериноса, она же единственная, которая не колется. И пот очень хорошо впитывает, кожу не раздражает. Да и теплая в придачу. Вам тоже моя шапка не понравилась, товарищ младший лейтенант?

— Да нет, что ты! — яростно запротестовал экспат. — Совсем наоборот. Просто неожиданно как-то. Спасибо тебе, я и не знаю, как тебя благодарить. А откуда ты столько знаешь про Крымскую войну?

— Я на исторический факультет перед войной поступила, — помолчав, грустно улыбнулась девушка. — С детства любила о прошлом что-то новое узнавать. А после первого курса к родственникам в Крым поехала летом, там с одним историком-любителем познакомилась, он мне и дал кое-какие материалы почитать.

— Скажи, — набрался смелости Григорий, — а ты пойдешь сегодня кино смотреть?

Тая удивленно нахмурилась, посмотрела с подозрением, но вдруг лукаво улыбнулась и вихрем взлетела на крыльцо. Остановилась перед дверью, искоса взглянула на замершего в растерянности летчика и негромко ответила:

— Я подумаю!

К месту вынужденной посадки прилетели под вечер. Возле штурмовика никого не оказалось, и экспат пошел вместе с техником искать товарищей. Село оказалось небольшим — всего две улицы, и Дивин решил, что им надо разделиться и обойти все дома, поспрашивать у местных, куда подевались летчики.

— Ты бери правую сторону, — показал он Свичкарю направление, — а я по левой пошурую. Прочешем эту улицу и, если никого не найдем, перейдем на другую.

В каждом доме было полно народа. Война согнала людей с насиженных мест, разорила их родные деревни, сожгла жилища, заставила скитаться и мыкать горе по чужим углам. Григорий с ужасом наблюдал за тем, в каких нечеловеческих условиях вынуждены жить старики, женщины и дети, как голодно и холодно им. Дивину было нестерпимо стыдно перед ними за то, что он такой высокий, сытый, хорошо обутый и одетый. Поэтому уже во второй избе он отдал кусок сахара, случайно завалившийся в карман летной куртки, двум маленьким ребятишкам, которые устроились за столом с какими-то черепками и затеяли игру. Дети мгновенно разломали его на две части и торопливо запихали в рот. Захрустели громко, тараща на незнакомца блестящие любопытные глазенки.

— Извините, у меня больше нет ничего с собой, — Григорий виновато улыбнулся хозяйке, совсем еще не старой, но уже изможденной женщине с худым усталым лицом. — Мы товарищей ищем, они на самолете у вас за околицей приземлились, не знаете, где они сейчас?

Но женщина сидела на лавке молча, бессильно уронив руки, и смотрела в угол на слабо теплящуюся под образами лампаду.

— Через два дома отсюда твои летуны, — пришел на помощь младшему лейтенанту маленький плешивый старик в вытертой безрукавке. Он сидел у печи, подслеповато щурясь на вошедшего. — У председателя остановились. А Зинку не трожь, ей вчера похоронка на мужа пришла. Э-хе-хе, грехи наши тяжкие. Сколь еще война проклятущая продлится? Вот скажи мне, паря, сколь еще муку эту терпеть?

— Не знаю, отец, — экспат развел руками. — Мы делаем все, что можем, поверь.

— Да верю, — отмахнулся от него дед. — Вон у тебя рожа какая подкопченная, чай, не в тылу отсиживался. Но разве нам от этого легче? Сколько лет на армию, на флот, на вас — летунов — последнюю копеечку отдавали, горбатились от зари до зари, не покладая рук. А вы, вон, до Волги доотступались, вояки!

— Прости, отец! — Григорий торопливо выскочил на улицу, чувствуя, как горят от стыда щеки. Нервно, ломая спички, закурил, дождался, пока из избы напротив выйдет техник, и пошел вместе с ним в дом председателя. На душе было пусто.

Как выяснилось, на «Иле» молодого пилота банально перегрелся мотор. Летчик забыл открыть бронезаслонку на масляном радиаторе. А когда опомнился, пришлось срочно садиться на первую попавшуюся подходящую площадку и ждать, пока остынет двигатель. А лететь вечером парень просто побоялся.

— Ерунда, командир! — чуть ли не в один голос объявили оба техника, обсудив проблему. — Завтра с утра организуем деревенских, натаскаем в какую-нибудь кадушку кипятка, прогреем и зальем системы охлаждения, расчистим дорогу и спокойно улетим. Так что устраивайся на ночлег.

К счастью, все так и вышло. И на следующий день Дивин спокойно доложил комэску о решенной проблеме. Малахов слушал невнимательно, но в конце поблагодарил:

— Спасибо, Кощей, не хотелось на новом месте с потери самолета начинать. Выручил. Ты куда сейчас, отдыхать?

— Нет, — отрицательно мотнул головой Дивин. — Я со специалистом по радиосвязи нашим договорился, пойду кнопку переключения рации на своей «четверке» переделывать. — Как заместителю командира эскадрильи, ему установили на «Ил» еще в Куйбышеве, перед отправкой на фронт, радиостанцию РСИ-4.

— Это еще зачем? — удивился капитан.

— Да мне с моим ростом почти к самому полу наклоняться приходится, — объяснил младший лейтенант. — В полете страсть как неудобно. Тянешься к этому ящику, а контроль за воздухом теряется. Во время перелета куда ни шло, а в бою «мессеры» срубят как пить дать. Вот я и придумал кнопку на ручку управления перенести. А что, очень удобно, нажал — говори, отпустил — слушай. Да там и делов-то, один проводок пробросить.

— Вот ты неуемный, — вздохнул Малахов. — Ну иди, Кулибин. Учти только, после обеда прибывают воздушные стрелки, так что не зевай, надо кого получше выбрать, желательно с опытом.

— Да откуда опытным взяться, — удивился экспат, — если у нас на машинах стрелки только-только появились?

— Поговори мне еще! — неожиданно прикрикнул на него комэск. — Совсем распустились.

— Ты чего, Леша, случилось что? — тихо спросил Дивин, не понимая причину столь враждебного поведения командира. — Я могу тебе чем-нибудь помочь?

— Да при чем здесь ты, — отмахнулся капитан. — Ты, верно, сводку Совинформбюро не слышал еще? Наши под Сталинградом в контрнаступление перешли, представляешь?! А мы здесь киснем!

— Ух ты! — обрадовался Григорий. — Здорово! Но ты не переживай, что-то мне подсказывает, мы тоже не засидимся, поверь. Когда меня чуечка обманывала?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});